Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 57 из 64

Метрах в пятидесяти от домика скатившиеся когда-то с горы обломки камней образовали невысокую преграду, вполне пригодную для того, чтобы расположить за ней аппаратуру и вести передачу. Справа и слева от этих камней залягут автоматчики, и можно будет спокойно работать.

Так рассудил лейтенант Зигль, и все согласились с ним.

Ива лежал на мягкой весенней траве, надвинув на глаза каску. Два камня, покрытые розовато-сизым лишайником, служили ему надежным бруствером. Он просунул меж ними автоматный ствол, положил справа от себя гранату.

Горный склон окутала предвечерняя тишина. Длинные синеватые тени легли на землю. В прозрачном весеннем воздухе горы казались Иве выше и круче. И хотелось встать, снять с головы тяжелую каску и пойти навстречу этим синим теням, не думая о том, что кто-то, притаившись за валуном, может ударить по тебе автоматной очередью.

Зачем делать это? Ведь война кончилась, и лишняя автоматная очередь ничего уже не изменит. Разве трудно понять такую простую и бесспорную истину?..

Неожиданно слева от него раздался многократно усиленный динамиком голос лейтенанта Зигля. Он заговорил по-немецки. Ива понял только два первых слова: «Ахтунг!.. Ахтунг!..»

Карл Зигль говорил горячо и убежденно. Ива улавливал лишь отдельные слова, смысл сказанного не доходил до него, и тем не менее он ощущал — убежденно говорит человек. И ждал, что на склоне горы возникнут фигуры с поднятыми руками или кто-нибудь примется размахивать белой тряпкой в знак того, что слова лейтенанта достигли цели и подростки, одетые в солдатские мундиры, выбрали жизнь.

Но склон оставался безлюдным, настороженно пустым.

Потом что-то негромко хлопнуло, и в сторону молчащего склона медленно полетел круглый предмет. Ударившись о землю метрах в пятидесяти от преграды, за которой была спрятана радиоаппаратура, он лопнул, и сотня небольших листков, похожих издалека на белых бабочек, вспорхнула вверх. Ветер понес их к склону горы, и листки долго еще мелькали вдали, словно никак не решались сесть на подернутую реденьким туманом траву…

— Он здорово говорил, правда? — спросил Ива у Минаса, когда они вернулись в расположение роты. — Ты все понял?

— Почти. Говорил он отлично.

Лейтенант Зигль доложил по телефону в штаб полка о первой передаче.

— Мы бросили им листовки-пропуска с помощью нехитрого механизма, честь изобретения которого принадлежит нашему Штейнеру… Слушали нас внимательно, это точно… Я предупредил их, когда начну следующую передачу. Ровно в шесть утра… Рискованно! Ничего, переживем! Уверен — за ночь немало листков перекочует в карманы мундиров. Уверен!..

Пока Карл Зигль докладывал штабу полка, Отто Штейнер коротким ножом со сменными лезвиями резал какую-то фигурку из липового чурбачка. Штейнер говорил по-русски так же чисто, как и Карл Зигль, и только манера старательно выговаривать каждое слово выдавала в нем иностранца.

— Совсем недалеко отсюда, — рассказывал ребятам Штейнер, — в Рудных горах есть маленькая деревня Зайфен. Когда-то ее жители добывали в ручьях олово, чем и кормились. А в долгие зимние вечера вырезали из дерева щелкунчиков, вот таких человечков с большим ртом. — Он показал почти готовую уже головастую фигурку. — Это не просто безделка. Положи ему в рот орех, нажми — и готово, можно лакомиться ядрышком… С годами олово все выловили, и щелкунчики стали единственными кормильцами бывших рудокопов. Эти фигурки резали мой дед и мой отец. И я сам в детстве, пока не уехал в Гамбург и не поступил на завод. Там я впервые встретил Эрнста.

— Какого Эрнста? — спросил Ромка.

— Тельмана… Они убили его. В Бухенвальде. Трусы!.. Они сполна ответят нам за смерть Эрнста!.. — Штейнер сказал эти слова другим голосом, совсем непохожим на тот, которым рассказывал о Зайфене и щелкунчиках.

Ива смотрел на его тронутое морщинами лицо, на аккуратно подстриженные седые виски, на большие неторопливые руки с зажатым в них щелкунчиком, и ему показалось, что он знает этого человека давно и не раз уже слышал его рассказ о рудокопах и резчиках по дереву.

— Скажите, пожалуйста, лейтенанту Зиглю, — попросил его Ива, — что мы хотим еще раз пойти с вами. Если можно, конечно.

— Почему же нельзя? Совсем наоборот. Я обязательно предупрежу Карла… А это вам. Возьмите на память, — и он протянул Иве улыбающегося во весь рот щелкунчика.

Карл Зигль не ошибся, когда утверждал, что его внимательно слушали во время передачи.

Внимательнее всех, пожалуй, Вальтер. Он спустился в расположение отряда специально, чтобы проверить, как организована оборона, насколько прочно сумеют уцепиться за расселину эти желторотые вояки.

Вальтер уже знал про разведку боем. Значит, русские не решились атаковать в лоб, поняли, что это обойдется им недешево. Ну а пока они придумают какой-то другой вариант, Вальтер успеет закончить дело и уйти отсюда.

К утру прибудут машины с грузом. Перебросить его наверх — дело трех с половиной часов и ни минуты более, на завершение задания еще тридцать минут. Отряду необходимо продержаться до полудня. Он уже собирался уходить, когда в настороженной вечерней тишине раздался голос Карла Зигля.

«Это же немец! — подумал Вальтер. — Конечно, немец, он не врет, заявляя о себе как о коренном берлинце! — Злость охватила Вальтера. Он понимал, что это ни к чему сейчас, не время давать волю эмоциям, но ничего не мог поделать с собой. — Немец! Такие вот немцы начнут теперь вершить судьбу Германии, распоряжаться ею по своему усмотрению, оболванивать простаков россказнями о социальном равенстве, о всеобщем братстве трудящихся. А нас станут преследовать, требовать отмщения».

— Скорее всего врет. Какой он там немец? — Пока Вальтер был в расположении отряда, Гуго Майер все время крутился рядом, стараясь всячески привлечь внимание к себе. — Научился болтать, как попугай, одно и то же. Да и выговор у него…

— Выговор у него берлинский… И вообще: что вы встреваете, Майер? Я не спрашивал вашего мнения.

Майер козырнул, отступил на шаг, пропустил мимо себя Вальтера.

«Почему меня все раздражает? — с тревогой думал тот. — И болван Майер, и обвислые мундиры этих мальчишек, и вообще все на свете. Вот уж никогда не думал, что начнут сдавать нервы. Все, что угодно, только не это!.. Я всегда умел подчинять себе таких вот юнцов, руководить их чувствами, предугадывать перемену настроений и использовать это. А сейчас ору, примитивно и глупо, цукаю, как пехотный ефрейтор. Надо взять себя в руки, это ни к чему…»

Майер продолжал следовать за Вальтером, пытаясь понять причину его неудовольствия. Все, казалось бы, в полном порядке. Отряд сидит в расселине прочно, он словно кость в горле у русских. Все обходные пути взорваны или заминированы, тут можно до рождества обороняться.

«Видно, его обозлила эта радиоболтовня. То, что там, у микрофона, немец… А может, сделать подарок командиру? — подумал Майер. Мысль понравилась ему. — В самом деле — показать, на что способен Гуго Майер. Такой подарок стоит Железного креста, надеюсь, он поймет это…»

Лучи заходящего солнца вызолотили вершины гор. В кустах боярышника замолкли дрозды. Было тихо и как-то очень мирно в этом прекрасном предгорье, расцвеченном щедрыми весенними красками.

Только раз, уже в сумерках, со стороны расселины донеслась беспорядочная стрельба. Стадо косуль выбежало на открытое место, к берегу ручья, и заметалось под выстрелами. Несколько секунд, и животные исчезли так же неожиданно, как и появились. Легко взлетая в воздух, словно паря в нем, они скрылись вслед за вожаком в зарослях ежевики.

К шести утра лейтенант Зигль вместе со своим маленьким подразделением был на месте. Боевое охранение доложило, что ночью противник активных действий не проявлял, сидел тихо, разве что ракеты пускал, пока луны не было. Поэтому возможность засады в районе ведения передач исключается.