Страница 58 из 64
Альберт Хуш настраивал аппаратуру; Отто Штейнер проверял связь с НП[52] командира роты — где-то оборвался кабель, и он пополз вдоль него, чтобы найти обрыв.
Ива лежал за бруствером из камней, положив перед собой автомат. Гранаты из сумки не стал доставать, не понадобятся они сегодня. А может, и никогда больше не понадобятся.
Минас и Ромка были возле Зигля. Все в порядке, время шесть ноль-ноль, пора начинать передачу.
Из-за горного кряжа медленно и торжественно выплывало солнце, словно балерина в пурпуровой пачке…
— Ахтунг!.. Ахтунг!.. — начал передачу лейтенант Зигль.
Зигль не успел сказать и десяти фраз, как у края расселины замелькали бегущие фигурки. Тут же ударил пулемет. Один, следом другой. Бегущие бросились врассыпную, залегли, снова поднялись и побежали. И опять залегли. Так продолжалось минут десять, пока те, кто бежал впереди, не вырвались из зоны пулеметного огня.
Теперь они были хорошо видны. Особенно долговязый парень в расстегнутом мундире. Он несся в середине реденькой цепочки, высоко вскидывая острые колени. Подняв в правой руке автомат, а в левой зажав листовку-пропуск, парень кричал во все горло:
— Nicht schiessen! Nicht schiessen, Genossen![53]
Остальные бежали молча, только размахивали над головами листовками.
— Пойдем, Альберт, навстречу, — сказал Зигль Хушу и, поднимаясь из-за груды камней, крикнул Минасу: — Переходите на мое место и объявите им, чтоб бросили оружие!
Когда в двадцати шагах от бегущего Гуго Майера вдруг выросли фигуры русских, нервы его сдали. Бросив на левую руку автоматный ствол, он дал короткую очередь. Так и стрелял, сжимая в кулаке смятую листовку.
— Назад, Карл!..
Альберт Хуш успел метнуться к лейтенанту, прикрыть его.
Иве показалось, что Хуш обнял друга и только потом уже упал, подминая под себя медленно оседающего на землю Зигля.
— Бросайте оружие! — гремел в динамике голос Минаса. — Еще не поздно, бросайте, говорю вам!..
«Нет, поздно! — подумал Ива и швырнул гранату в набегающую цепь. — Поздно!.. Поздно!..» — Он бил из автомата, отрезая атакующих от лежащего меж камней Зигля.
Вся та маленькая военная наука, которую он успел понять за годы войны, начиная с Юнармии и кончая недавними занятиями в полку, как-то сама пришла к Иве в первые же минуты этого нежданного боя. Первого и последнего в его жизни.
«Лейтенант ранен… а может, убит… Значит, старший теперь я. Да, я. Не Минасик же и не Ромка. Надо принять командование. Надо вести бой…»
Слева и справа от Ивы стучали автоматы — подразделение Карла Зигля приняло неравный бой.
— Чхиквишвили! — крикнул Ива. — Раненых в укрытие! Быстро! Я прикрою тебя огнем.
Голос Ивы сорвался на верхней ноте, Ромка удивленно вскинул глаза и сразу же пополз вперед, к неподвижно лежащему лейтенанту.
— В охотничий домик их! Обоих! Слышишь?
— Слышу, ну!..
Хуш был мертв, и Ромка испуганно отдернул руку, прикоснувшись к залитой кровью гимнастерке.
— Товарищ лейтенант! Вы живы, товарищ лейтенант? — Ромка приблизил свое лицо к бледному, без кровинки лицу Карла Зигля. — Товарищ лейтенант…
Тот застонал в ответ, и Ромка ощутил вдруг в сердце великую радость и одновременно великую жалость к этому человеку, жизнь которого зависит сейчас от того, сумеет ли Ромка Чхиквишвили, не струсив, под огнем дотащить его на себе до охотничьего домика, перевязать там, дать напиться из фляжки.
А почему не сумеет? Сумеет, конечно! Он же ловкий, сильный. И очень находчивый, все говорят.
Был бы Хуш живой, он его тоже потащил бы, обязательно. Но Альберт Хуш мертв, и ему уже ничего не нужно.
Ромка осторожно приподнял лейтенанта за плечи, потянул на себя. Метр, еще метр… Ноги Карла Зигля в аккуратно вычищенных сапогах бессильно волочились по земле. На этих сапогах Ромка сосредоточил все свое внимание. Ему необходимо было отвлечься, перестать думать о свистящей, рвущейся, грохочущей вокруг опасности, о том, что он сам в любую секунду может вот так же, как и лейтенант Зигль, стать беспомощным, бессильным, умирающим.
Метр… Еще метр…
— Товарищ лейтенант! Вы живой?.. Еще немножко, товарищ лейтенант, совсем немножко, ну!
Он опять смотрел на тянущиеся по земле ноги в начищенных сапогах и вспоминал наставления старшины Шинкаренко:
«Рядовой Сойкин! Выйды из строю! Ось ты, бачу, сапогы свои тильки для старшины надраив. Носкы блыщат як солнце, а задники у них пагани дуже, вси як у болоти. Так що иды, хлопче, почисты тэпэр сапогы для сэбе…»
— Огонь! — визгливо выкрикивал Майер из-за валуна. — Обходите их, идиоты! Смелее вперед!..
Ива услышал его голос, попробовал добросить до валуна гранату, приподнялся, опираясь на руку, бросил с размаха, и в ту же секунду что-то тяжелое и тупое ударило его сзади по каске. Нестерпимо яркий свет полыхнул в глазах.
«Обошли, сволочи!.. — подумал Ива, проваливаясь в мягкую пустоту. — Обошли…»
Минас стрелял из-за высокого каменного барьера, надежно защищавшего его. Он видел, как Ромка подползает к дверям охотничьего домика, как переваливает через высокий порог обмякшее тело Карла Зигля.
Полевой телефон лежал рядом с Минасом. Время от времени, когда наступали короткие паузы, он снимал трубку и прижимался к ней ухом. Но трубка молчала.
«Что же со связью?.. Где Отто Штейнер?.. Как там Ивка?..» Эти короткие, словно выбитые морзянкой мысли вспыхивали и гасли. Минас вжимался щекой в теплое дерево автоматного приклада; длинные очереди невидимой огненной чертой продолжали отсекать от охотничьего домика лезущих вперед гитлерюгендов — открытая поляна перед домом простреливалась Минасом из конца в конец.
— Слушай, Гуго! — крикнули сзади. — Надо отходить — к ним двинулась подмога!
Как бы подтверждая эти слова, за спиной Майера взметнулись веера разрывов. Мины падали часто, казалось, что сзади кто-то огромный и насмерть простуженный заходится сухим, раздирающим грудь кашлем.
— Пулеметы на фланг! — приказал Гуго. — С фаустпатронами вперед! Возьмем того, кто орал по радио, и тогда отойдем… Нойнтэ, Шмитт! Ликвидируйте автоматчика за теми камнями! И не смейте трусить, подонки!
Мейер кричал и ругался, чтоб хоть как-то заглушить тошнотворное чувство страха, охватившее его с той самой минуты, когда он, подняв над головой зажатую в кулак листовку русских, побежал навстречу несущемуся из динамика голосу.
В какой-то момент мелькнула мысль: может, и впрямь плюнуть на все, крикнуть спасительное «Гитлер капут!», а там будь что будет: обещал же этот немец в своей передаче жизнь и возвращение домой. Но сзади топало полсотни парней, кто-то падал, изображая убитого, все шло по сценарию, придуманному накануне им, Гуго Майером, и стоит ему теперь отклониться от этого сценария, как тот же Нойнтэ, этот дохлый герой, не задумываясь, вмажет в спину горсть свинца.
Все правильно — он бы тоже вмазал этому выскочке Фрицу, как вмажет сегодня же Герберту Траубе за то, что тот припрятал большевистскую листовку, рассчитывая спасти свою тухлую шкуру. Он повесит его перед строем, сам, своими руками!..
«Что же там возятся Шмитт и Нойнтэ? — Майер поднес к глазам бинокль, попытался разглядеть, откуда бьют минометы, и увидел приближающуюся цепь русских. — Боже! Их слишком много! Нам не продержаться и десяти минут!.. Где же эти скоты, Шмитт и Нойнтэ?! Пока они не прикончат этого за камнями, нам не ударить по дому. А немец, конечно, в доме. В доме он!..»
— Все с фаустпатронами — вперед! — приказал он. — Вперед, говорю! Хватит держаться зубами за землю! К дому! Быстро!..
Вначале Минас увидел Шмитта. Тот перемахнул через барьер из камней и сразу же, крутанувшись на месте, упал навзничь. Каска сползла ему на глаза. Минас растерянно оглянулся и понял: это Ромка успел — из забранного решеткой окна охотничьего домика торчал ствол его автомата.
52
Наблюдательный пункт.
53
Не стреляйте! Не стреляйте, товарищи! (нем.)