Страница 56 из 64
— Но мы ведь не участники штурма, — запротестовал было Минас.
— И что с того? Расписаться можно всем, кто был здесь в дни войны. Места хватит.
Ива первый вывел на уцелевшей штукатурке свою фамилию и имя. Передал кусок угля Минасу.
— Давай пиши…
На следующий день война окончилась. Весь мир салютовал этому дню. В небо неслись разноцветные трассы автоматных очередей, оставляя дымные следы, взмывали ракеты, лопались высоко над головой, рассыпали веера тлеющих угольков.
И вместе со всеми, подняв к небу пистолет, стрелял Ромка Чхиквишвили.
— Аоэ! Победа!..
— Откуда у тебя пистолет? — спросил Ива.
— Какое твое дело?.. Жора-моряк подарил. Между прочим, мировой пистолет, «вальтер», трофейный. Такой у Каноныкина был, помнишь?..
Опять Каноныкин! Как не любил Ива вспоминать об этом человеке! И надо же было обязательно ляпнуть: «как у Каноныкина»! Да еще в такой день…
Ромка выпустил всю обойму. Глаза его горели.
— Мировая машинка! И патронов к ней сколько хочешь есть. — Он вставил новую обойму. — Аоэ! Победа! Ао!..
Бах!.. Бах!.. Бах!.. — гулко хлопали выстрелы; трассирующие пули цветными искрами гасли в вышине.
Берлин пал второго мая. Германия капитулировала девятого.
По улицам, заваленным обломками зданий, сплошным потоком проходили войска. Вздымая клубы кирпичной пыли, шла пехота. Ее обгоняли колонны танков, самоходных орудий и автозаправщиков. Тянулись обозы; штабные машины, нетерпеливо сигналя, пробивались через пробки, то и дело возникавшие на улицах.
Охрипшие регулировщицы отчаянно размахивали флажками, пытались внести хоть какой-то порядок в этот непрерывный, неоглядный, бесконечный людской поток, в эту фантастическую симфонию красок и звуков.
Над головами идущих солдат парили белые полотнища. Они свешивались с балконов, с крыш, с подоконников. Белые полотнища в облаках кирпичной пыли будто паруса на фоне утренней зари…
Пожилой красноармеец, придерживая пилотку, подбежал к разбитой стене рейхстага. Достав из кармана припасенный заранее кусок мела, вывел крупными буквами: «Здесь был Арчил Чхиквишвили из Грузии». И бросился догонять ушедших вперед товарищей.
Было б у него побольше времени, он непременно обошел бы со всех сторон мрачную, расстрелянную в упор громаду рейхстага. И наверняка увидел бы знакомые имена:
«Иван Русанов, Минас Аветисян, Ромео Арчилович Чхиквишвили. 8 мая 1945 года».
И ниже, в стороне, не очень уместное:
«Рэма + Вадим».
Если присмотреться получше к последней надписи, то можно было без труда узнать в ней Ромкину руку.
Девятого мая утром дивизия, в которую входил полк Вадимина, ускоренным маршем двинулась на Прагу. Война кончилась для одних, но для других она продолжалась еще трое суток. Настоящая, большая война, втянувшая в свой яростный водоворот несколько миллионов людей.
Полк Вадимина посадили на танки.
«Внимание! Внимание! Говорит чешская Прага! Говорит чешская Прага! Большое количество германских танков и авиации нападает в данный момент со всех сторон на наш город. Мы обращаемся с пламенным призывом к героической Красной Армии с просьбой о поддержке. Пришлите нам на помощь танки и самолеты, не дайте погибнуть нашему городу Праге!»
Этот призыв о помощи ушел в эфир шестого мая. К центру города, сминая сопротивление защитников баррикад, пробивались фашистские части.
Восстали чехословацкие патриоты, рабочие с ведущих пражских предприятий, с заводов «Шкода-Симхов», «Микрофон», «Эта», «Авиа»…
Впервые после шести лет борьбы в подполье открыто вышла «Руде право», газета чехословацких коммунистов. С ее страниц ко всем членам партии обратился Центральный Комитет КПЧ.
«Коммунисты! — говорилось в этом воззвании. — Вчера началось наше непосредственное участие в боях. Докажите, что в открытой борьбе против врага вы будете столь же стойкими, смелыми и находчивыми, как и во время шестилетней жестокой борьбы с извергами гестапо. Будьте всюду лучшими из лучших и славно пронесите к цели свое знамя, пропитанное кровью тысяч своих товарищей. Железная дисциплина большевистской партии и воодушевление братской Красной Армии служат вам ярким примером. Вперед, в последний бой за свободную, народную, демократическую Чехословацкую республику!»
На улицах Праги рвались снаряды. В пражской тюрьме эсэсовцы торопливо казнили заключенных.
Новоиспеченный генерал-фельдмаршал. Шернер, возглавивший группы армий «Центр» и «Австрия», обещал сровнять Прагу с землей. Фанатичный и жестокий, он выполнил бы данное им обещание с пунктуальностью старого педанта. Он отказался выполнить указание адмирала Деница прекратить боевые действия девятого мая в 00 часов 00 минут[51].
«Внимание! Внимание! Говорит чешская Прага! Говорит чешская Прага!..» — передавало радио восставших чехов.
Неведомый миру радиодиктор просил помощи на русском языке от имени восставшего народа.
«Не дайте погибнуть нашему городу Праге!»
Шестого мая на помощь чехословацким повстанцам двинулись танковые соединения Советской Армии.
Дивизии, где сражался Ива, предстояло перекрыть возможные пути отступления остатков разбитых фашистских группировок, не дать им вырваться из кольца.
Полк Вадимина занимал оборону на подступах к невысокому горному кряжу. Разведчики доложили, что обнаружен отряд, засевший в теснине, подступиться к которой чрезвычайно трудно. Ответный огонь ведет вяло, огневые точки не обнаруживает.
— Что за чертовщина? — пожал плечами Вадимин, разглядывая карту. — Зачем им там сидеть да еще наглухо? Непонятно.
Он выслал в район расположения таинственного отряда роту, приказал провести разведку боем, но осторожно, не рискуя людьми. Разведка показала, что вышибить отряд противника из теснины, в которой он засел, точно пробка в бутылочном горлышке, без значительных потерь невозможно — атаковать придется в лоб, обходных путей нет.
— И артиллерией его особенно не потревожишь, — докладывал Вадимину командир роты, — укрыты хорошо, стервецы, камень вокруг… «Языка» попытались взять — не вышло, не подпускают, больно плотный огонь, сверху бьют, разве тут схоронишься?
Вадимин приказал блокировать отряд и вести наблюдение за каждым шагом противника.
— Эсэсовцы, что ли? — спросил он командира роты.
— Да нет, товарищ подполковник, пацаны одни. Эти, как их…
— Гитлерюгенд?
— Ага, они самые.
— Будьте предельно внимательны! Я пришлю вам людей из группы разложения войск противника.
Он представился командиру роты просто и непринужденно:
— Будем знакомы — лейтенант Карл Зигль. А это мои помощники — радиотехники, звуковики: Отто Штейнер и Альберт Хуш.
Комроты впервые видел немцев, одетых в советскую военную форму. Удивление его было настолько очевидно, что лейтенант Зигль рассмеялся:
— Да, это так, мы чистокровные немцы. Отто Штейнер — коммунист с 1929 года, политический эмигрант, жил и работал до войны в Москве. Что касается Альберта, то он на второй день войны перешел линию фронта и сдался в плен. Убежденный антифашист… Ну а я сын немецких коммунистов, с тридцать третьего года нахожусь в России, с сорок второго — в Красной Армии. Вопросы к нам будут?
— Да какие могут быть вопросы? — засмущался комроты. — Милости просим, располагайтесь. Обедали?
— Спасибо, закусили. Введите нас в курс дела, товарищ старший лейтенант, дайте в помощь пяток толковых ребят, и, я думаю, мы раскусим этот орешек, — он кивнул в сторону густо заросшего лесом почти отвесного склона горы.
Через час группа в восемь человек во главе с лейтенантом Зиглем выдвинулась за расположение роты и начала медленно, прячась за гранитные валуны, пробираться вперед.
Лейтенант облюбовал полуразрушенный охотничий домик, сложенный из толстых бревен. Отсюда можно было без труда наблюдать за тем, что делается у засевших в расселине гитлерюгендов.
51
Как выяснилось позже, адмирал Дениц, возглавивший фашистское правительство в Германии после самоубийства Гитлера, отдав приказ о капитуляции, одновременно через офицера связи передал Шернеру указание как можно дольше продолжать сопротивление для того, чтобы основная часть уцелевших еще группировок успела бы пробиться к англо-американской зоне.