Страница 90 из 94
После смерти Федорова его вдова Мария Челяднина (по первому мужу княгиня Дорогобужская) была насильственно пострижена в монастырь[1672]. С ее смертью род Челядниных, занимавший одно из первых мест в среде старомосковского боярства XV—XVI вв., полностью пресекся.
Казнь Федорова не имела характера единичного акта. Опричники произвели расправу со всей оппозицией внутри Боярской думы[1673]. Казни подверглись те ее члены, которые сочувствовали конюшему Федорову и могли оказать поддержку опальному митрополиту. Опричники произвели казни одновременно в столице и провинциальных городах по заранее составленному списку. В синодике мы находим следующую документальную запись относительно этих расправ: «Отделано: Ивана Петрович Федоров, на Москве отделаны, Михайла Колычев да три сына его: Боулата, Симеона, Ми-ноу. По городам: князь Андрей Катырев, князя Федора Троекуров, Михаила Лыкова с племянником»[1674]. Согласно свидетельству очевидцев, окольничий М. И. Колычев погиб в Москве в один день с Федоровым, прочие же лица были казнены «по городам»: боярин кн. А. И. Катырев — в Свияжске, кн. Ф. И. Троекуров — в Казани, окольничий М. М. Лыков — в Нарве.
Окольничий М. И. Колычев был ближайшим сподвижником конюшего в думе. Они вместе выручили из ссылки кн. М. И. Воротынского весною 1566 года. Вскоре после того Колычев присутствовал на Земском соборе, а затем через год вошел в боярскую комиссию, ведавшую Москвой[1675]. От службы М. И. Колычев был отстранен не ранее 17 июня 1568 г.[1676] Как и другие Колычевы, опальный окольничий был связан традиционными узами с домом Старицких. Когда в 1563 г. кн. Е. Старицкая была пострижена в монастырь, с ее согласия для «бережения» к ней был приставлен М. И. Колычев[1677]. М. И. Колычев приходился троюродным братом опальному митрополиту Филиппу, и правительство весьма основательно опасалось, что в случае суда над Филиппом окольничий, подобно Федорову, выступит в защиту главы церкви. Все это и решило судьбу М. И. Колычева. По свидетельству очевидцев Таубе и Крузе, «Ивана Петровича (Федорова. — Р. С.), Михаила Колычева заколол он (царь.— Р. С.) сам в большой палате...»[1678]. Видимо, М. И. Колычев был убит в Кремлевском дворце в день судилища над И. П. Федоровым.
Голову М. И. Колычева царь велел зашить в кожаный мешок и отвезти к митрополиту Ф. Колычеву в монастырь Николы Старого. Таким путем он думал запугать Филиппа, «преломить его душу» накануне суда[1679].
«Каких-либо специальных гонений на Колычевых, — пишет А. А. Зимин, — в годы опричнины не было»[1680]. Такое мнение едва ли справедливо. Курбский весьма определенно писал, что царь «погубил род Колычевых, ...а побил их тое ради вины, иже разгневался зело на стрыя их Филиппа архиепископа, обличающа его за презлыя беззакония»[1681]. В связи с делом Федорова погибло по крайней мере шестеро Колычевых, среди них окольничий М. И. Колычев и старейший воевода И. Б. Колычев. Колычевы были полностью изгнаны из земской Боярской думы, их влияние в значительной мере подорвано.
Одновременно с казнями в столице Грозный велел казнить «по городам» М. М. Лыкова, кн. А. И. Катырева и кн. Ф. И. Троекурова, трех самых знатных лиц, подвергшихся в свое время ссылке в Казанский край.
Окольничий М. М. Лыков ко времени казни служил воеводой в Нарве. Подобно другим главнейшим «заговорщикам» (Федорову, Шейным, Колычевым и Карповым) М. М. Лыков происходил из нетитулованной старомосковской знати. Будучи мальчиком, он попал в плен к полякам и воспитывался при дворе Сигизмунда II Августа, который велел обучить его латыни и «шляхетским наукам». По возвращении в Россию Лыков позаботился о том, чтобы дать европейское образование своему племяннику. Последний был направлен «на науку за море, во Германию и там навык добре аляманскому языку и писанию: бо там пребывал, учась, немало лет и объездил всю землю немецкую и возвратился... во отечество...»[1682]. Лыковы принадлежали к числу образованнейших людей своего времени. По рассказу Курбского, опричники убили М. М. Лыкова в Нарве (Ругодиве) вместе с близким сродником[1683]. Из синодика мы узнаем, что с Лыковым погиб его племянник.
Боярин кн. А. И. Катырев и кн. Ф. И. Троекуров оставались в казанской ссылке в течение четырех лет с 1565 г. по 1568 г.[1684]. На протяжении этого периода боярин кн. А. И. Катырев неизменно назначался первым воеводой Свияжска. С его гибелью крамольный род Ростовских князей был окончательно изгнан из земской Боярской думы. Троекуров происходил из старшей ветви Ярославских князей и был родственником беглого боярина Курбского. В силу знатности и удачной служебной карьеры он имел наибольшие права (среди своих сородичей) на чин боярина. Однако царь не желал назначать Ярославских княжат в земскую Боярскую думу. Он предпочитал держать Троекурова в ссылке на воеводстве в Казани. Там и застигла Троекурова смерть.
Напомним, что незадолго до сентября 1568 года опричники перебили несколько видных Ярославских и более двух десятков прочих дворян, в свое время сосланных в Казань. Отсюда можно сделать вывод, что в период суда над Федоровым произошло нечто подобное тому, что случилось при введении опричнины. Но если тогда дело ограничилось ссылкой фрондирующих княжат и дворян на окраину, то теперь многие из них были преданы мучительной казни. Правда, теперь репрессии против титулованной знати были произведены как бы походя. Самые тяжкие удары опричнины обращены были теперь не против разгромленной ранее титулованной знати, а против старомосковского боярства и поддерживавшего его церковного руководства.
Энергичный и властный Филипп Колычев за три года правления церковью назначил угодных ему лиц на многие высшие церковные посты.
В течение непродолжительного времени произошла смена властей в таких важных епархиях, как Полоцкая, Ростовская, Тверская, Казанская, Суздальская и т. д.[1685] Определенное влияние на перемещения церковных иерархов и все последующие события оказала скрытая борьба различных догматических течений в церковной среде. Можно полагать, что Филипп Колычев принадлежал к лагерю осифлян, всегдашней «партии большинства» священного собора. В пользу такого мнения говорят многие факты. Так, 9 января 1568 г. Филипп назначил архиепископом Казанской епархии Лаврентия, игумена Иосифо-Волоколамского монастыря, главной цитадели осифлян[1686]. Назначение это имело исключительно важное значение: после митрополита и новгородского архиепископа глава Казанской епархии занимал самое высокое место в церковной иерархии, выше всех прочих епископов[1687]. На четвертом месте в церковной иерархии стояли Ростовские архиепископы. Этот пост митрополит передал собственному казначею Корнилию (19 января 1567 г.)[1688]. Епископом Полоцка Колычев сделал «сребролюбивого и пьяного» кн. А. Палецкого (11 августа 1566 г.), давно принявшего сторону осифлян[1689]. Чтобы определить, к какому течению принадлежал Филипп, следует спросить, кем были его союзники и его противники. «Житие» называет только одного архиепископа, выступившего на стороне Ф. Колычева. Им был старый казанский архиепископ Герман. Курбский, знавший Германа, пишет, что тот «от осифлянских мнихов четы произыде...»[1690]. Главным противником Колычева выступил новгородский архиепископ Пимен, принявший пострижение в цитадели нестяжателей, Андриановой пустыни, и тяготевший к нестяжателям[1691]. Все сказанное позволяет сделать вывод, что Колычев принадлежал скорее к осифлянам, чем к нестяжателям[1692].
1672
А. Курбский. История. — РИБ, т. XXXI, стр. 294.
1673
«У нас нет определенных данных, — пишет А. А. Зимин, — которые бы связывали казнь Федорова с репрессиями против кого-либо из других членов Боярской думы... примерно осенью 1568 г. был казнен окольничий М. И. Колычев. Но расправа с ним могла быть связана с делом Филиппа Колычева...» (См. А. А. Зимин. Опричнина, стр. 283). Данные, о которых пишет А. А. Зимин, содержатся в синодике опальных, записках Таубе и Крузе и т. д.
1674
См. Р. Г. Скрынников. Синодик опальных, стр. 71.
1675
Разряды, л. 337 об.
1676
В этот день он участвовал в приеме литовского гонца во дворце. (См. Сб. РИО, т. 71, стр. 567).
1677
ПСРЛ, т. XIII,/стр. 369.
1678
G. Hoff. Указ. соч., стр. 11.
1679
Житие Филиппа, л. 87.
1680
А. А. Зимин. Опричнина, стр. 220.
1681
Курбский История. — РИБ, т. XXXI, стр. 299—300.
1682
Курбский История. — РИБ, т. XXXI, стр. 298—299.
1683
Курбский История. — РИБ, т. XXXI, стр. 298—299.
1684
Разряды, лл. 318 об, 327 об, 342.
1685
См. А. А. Зимин. Опричнина, стр. 250—252.
1686
См. П. Строев. Списки иерархов, стр. 287.
1687
ПСРЛ, т. XIII, стр. 250.
1688
ПСРЛ, т. XIII, стр. 406.
1689
ПСРЛ, т. XIII, стр. 403. Палецкий был человеком не только «сребролюбивым и пьяным», но и совершенно беспринципным. Получив назначение в Суздаль благодаря проискам Сильвестра в 1551 г., он через несколько лет выступил на стороне его противников осифлян. Палецкий вынужден был уйти на покой в первый раз в 1564 г. и вторично — ранее мая 1568 г. (См. П. Строев. Списки иерархов, стр. 655, 497; А. А. Зимин. Пересветов, стр. 47, 101).
1690
Курбский. История. — РИБ, т. XXXI, стр. 318.
1691
См. А. А. Зимин. Пересветов, стр. 47, 101. А. А. Зимин полагает, что назначение Пимена новгородским архиепископом в 1552 г. было последним успехом Сильвестра и его нестяжательского окружения. Ученик М. Грека, Курбский с исключительной похвалой отзывается о «житие» Пимена: «тот то был Пимин чистого и зело жестокаго жительства...» Подобных похвал у Курбского заслужили только противники осифлян. (См. Курбский. История. — РИБ, т. XXXI, стр. 319).
1692
А. А. Зимин начинает с осторожного предположения («скорее всего, митрополит Филипп принадлежал к числу нестяжательских сторонников Сильвестра»), а затем прямо объявляет его одним из главных лидеров нестяжательства. («Но из лидеров нестяжателей только две крупные фигуры могли рассматриваться как будущие митрополиты: это... Пимен и... Филипп»). (См. А. А. Зимин. Опричнина, стр. 237, 245). Присмотримся ближе к .аргументам А. А. Зимина. Во-первых, Соловецкий монастырь пользовался особыми привилегиями в правление Сильвестра в середине XVI в. Это соображение самого общего порядка. Другие монастыри пользовались тогда неменьшими привилегиями. Во-вторых, Сильвестр был заточен в Соловки и, по мысли Н. М. Карамзина, кончил там свои дни «любимый, уважаемый Филиппом». Это не исключено, замечает А. А. Зимин. Однако он не подкрепляет подобное предположение никакими фактами. По существу, Филипп много лет был тюремщиком Сильвестра. Карамзин облек этот факт в сентиментальную слащавую фразу. В-третьих, из Соловков бежал сосланный туда нестяжатель старец Артемий. «Возможно, — пишет А. А. Зимин, — что игумен Филипп или имел прямое отношение к организации этого побега, или посмотрел на него сквозь пальцы». (См. там же, стр. 238-—239). Это предположение опять-таки не подкреплено никакими фактами. На наш взгляд, правительство едва ли бы превратило Соловки в тюрьму для нестяжателей, если бы во главе монастыря стоял их единомышленник и даже лидер. Очевидно, Филипп принадлежал к осифлянам, злейшим врагам нестяжателей.