Начало опричнины

    В первую голову «прощение» получили все казанские ссыльные, принадлежавшие к нетитулованной старомосковской знати, и многие рядовые дворяне. Среди них были окольничий М. М. Лыков, А. И. и М. Ю. Шеины-Морозовы, И. М. Головин, Я. И. и Ф. Я. Даниловы, В. Н. Борисов, И. П. Квашнин и более 20 дворян.

    По майскому указу амнистию получила большая часть высшей титулованной знати, находившейся на поселении в Казанском крае. Из ссылки вернулись 35 Ярославских князей (из 39), 14 Ростовских князей (из 20), 22 Стародубских князя (из 25) и т. д. О масштабах майской амнистии можно судить на основании хотя бы того факта, что из 188 известных нам казанских поселенцев свободу получили примерно 107 человек. В Казанском уезде из всех переселенцев к осени 1566 г. осталось только 42 человека[1350].

    Майская амнистия привела к радикальному изменению опричной земельной политики. Вернув из ссылки десятки княжеских и дворянских семей, правительство вынуждено было позаботиться об их земельном обеспечении. По-видимому, казна пыталась по возможности удержать в своих руках основной фонд богатейших княжеских вотчин, конфискованных по указу о казанской ссылке. По возвращении из ссылки многие княжата получили новые земли взамен старых родовых.

    К примеру, князь Р. И. Гундоров-Стародубский вернулся в Москву в мае 1566 г. и вскоре получил волость Вешкирц во Владимирском уезде, а дана «ему та волость в стародубские его вотчины место, селца Меховец да полуселца Воскресенского з деревнями». В марте следующего года волость была отнята у Гундорова. Взамен ему временно передали несколько деревень в Московском уезде «до тех мест, доколе его старую стародубскую вотчину... опишут и измеряют писцы наши... и учинят за ним пашни... по нашему указу»[1351]. Обещание вернуть старую вотчину не было исполнено.

    Таким же путем казна обеспечивала новыми землями Ярославских княжат, вернувшихся из ссылки[1352].

    Но обеспечить всех амнистированных княжат землями, хотя бы примерно равноценными их старым вотчинам, оказалось делом исключительно трудным. Легче было вернуть им старые владения, подчас сильно запустевшие[1353]. Руководствуясь подобными соображениями, казна сначала в единичных случаях, а затем в более широких масштабах начинает возвращать опальным их старинные родовые земли[1354]. Вотчины Стародубских князей, записанные в казенный список царского завещания, переходят в руки их прежних владельцев. К примеру, князь И. С. Ковров получил из казны родовую вотчину тотчас по возвращении из ссылки и уже 14 ноября 1566 г. продал часть ее (полсельца Васильева и д. Каменное) князю Б. И. Ромодановскому[1355]. К концу 60-х и началу 70-х гг. возвращения родовых вотчин добились, по-видимому, весьма многие опальные Стародубские князья, в том числе А. А. Нагаев[1356], И. В. Гундоров[1357], И. А. Ковров[1358], Н. М. Сорока-Стародубский[1359]. Отметим, что все вотчины названных лиц поименованы были в духовном завещании Грозного, как земли, находившиеся в казне. После амнистии княжат в земельной политике правительства наблюдается ряд отступлений от земельного Уложения о княжеских вотчинах 1562 года.

    Вдова княгиня Е. Стародубская-Льяловская «в-ызустной своей» отказала мужнину вотчину с. Кувезино в Симонов монастырь. После ее смерти владимирский городовой приказчик, невзирая на завещание, отписал вотчину в казну. Симоновский архимандрит просил царя «пожаловать» и отдать вотчину, «а будет мы (царь. — Р. С.) тое вотчину возмем на себя или вотчичем отдадим, и нам бы пожаловати, с тое вотчины велети дати в монастырь ее (княгини Ефросиньи.— Р. С.) приданое 120 рублев»[1360]. Любимец царя симоновский архимандрит вполне допускал возможность того, что вотчина перейдет в казну, и готов был удовлетвориться деньгами. Но как раз в начале 1569 г. Симонов монастырь был принят в опричнину, в связи с чем царь велел передать вотчину с. Кувезино симоновским монахам[1361].

    Княжеская вотчина с. Кувезино, записанная в казенном списке царского завещания, перешла во владение монастыря благодаря чрезвычайным обстоятельствам, зачислению Симонова монастыря в опричнину. Известно, что весьма многие Стародубские князья отказывали различным монастырям родовые вотчины, упомянутые в царском завещании как владения казны. В числе их были князь И. В. Черный-Пожарский[1362], княгиня М. Стародубская[1363], князь И. П. Пожарский[1364], княгиня М. Коврова[1365] и вдова князя С. Гундорова[1366]. Сведения об этих пожертвованиях содержатся в духовных грамотах князей, сохраненных монастырскими архивами. Однако неизвестно, какие поземельные вклады княжат были утверждены правительством, какие нет[1367]. Но и сам по себе факт отказа в пользу монастырей многих  княжеских вотчин нуждается в объяснении.

         Возврат родовых земель не мог компенсировать Стародубским князьям ущерба, нанесенного им указом о казанской ссылке и отчуждением вотчин вследствие земельного Уложения 1562 года. После амнистии никто не мог возместить опальным отнятого у них имущества. Получив возможность вернуться в разоренные, родовые имения, вотчинники (старались как-то поправить дела, занимали в долг деньги или же продавали часть земель. В роли кредиторов и покупателей чаще всего выступали богатые монастыри. Они охотно ссужали вотчинников деньгами, а затем принимали от них «за долг» и на помин души земельные вклады[1368].

      Формально монастыри не могли купить у опальных княжат их вотчины. Действующее земельное уложение полностью воспрещало черному духовенству новые земельные приобретения. Несмотря на распоряжение вотчинника, казна накладывала руку на земли опальных, отказывалась возмещать затраты монастырей. Но сила традиции была очень велика, и вотчинники, невзирая на поземельные законы, продолжали по обыкновению завещать земли монастырям на помин души, за «сдачу», чтобы вотчины не пропали «безлеп» в казне. Что касается монастырей, то они пускались во все тяжкие, чтобы приобрести право и титул земельного собственника. Монахи аккуратно хранили - духовные и данные грамоты клиентов и на основании их в конце концов добивались своего. Иногда это имело место при жизни Грозного, иногда — много позже.

      Правительство издало указ об амнистии опальных и начало возвращать княжеские вотчины их прежним владельцам под давлением земской Боярской думы, высшего духовенства и дворянства. Но уступки опричных властей земщине носили половинчатый характер. Боярской думе не удалось добиться амнистии для всех лиц, подвергшихся опале при учреждении опричнины. Более того, амнистия не распространялась на наиболее влиятельных лиц из числа опальных бояр и князей. Царь оставил в заточении бояр князей И. А. Куракина и Д. И. Немого, задержал в казанской ссылке П. А. Куракина и Г. А. Куракина, А. И. Катырева-Ростовского и видных воевод Н. Д. Янова, М. Ф. Бахтеярова, И. Ф. и В. Ф. Бахтеяровых, И. Ю. Хохолкова, Ф. И. Троекурова, Д. В. Ушатого, А. И. Засекина, Н. Стародубского и др.[1369]. Названные бояре и воеводы составляли цвет сосланной в Казань титулованной знати. Наряду с опальными княжатами в местах поселения были задержаны родственники Адашева (Ольговы, Путиловы и Туровы) и некоторые другие дворяне[1370].

1350

ЦГАДА, ф. Поместного приказа, № 643, лл. 366—369.

1351

Грамота от 29 марта 1567 г. — Исторический архив, кн. III, № 17, стр. 209.

1352

См. Поземельное дело И. Сабурова и кн. И. А. Солнцева-Засекина (1610/1611 гг.). На суде Сабуров показал, что вышедшим из опалы князьям Засекиным-Ярославским «против» их «прородительских вотчин (ранее отписанных в казну. — Р. С.) даваны вотчины до московского пожару, а пожар, государь, был в 79 году». (См. Л. М. Сухотин. Земельные пожалования, стр. 58).

1353

Конечно, казна не могла вернуть опальным Стародубским князьям всех их вотчин хотя бы потому, что часть из этих вотчин была передана другим владельцам. В меновной грамоте 1566 года, определившей стародубские владения Старицких, непосредственно отмечен факт раздачи конфискованных стародубских» земель «в вотчину» и «в поместье». Удельный князь не получил «иных Стародубских же вотчинных земель, которые в сеи меновной имяны не писаны, а роздаваны иные в поместья, а иные в вотчины». (См. ДДГ, стр. 424).

1354

Косвенное значение для суждения о новых земельных мерах могут иметь так называемые «разъезжие книги», составленные при размежевании царских и удельных владений в Стародубе осенью 1566 г. Одна из этих книг издана Л. М. Савеловым. В ней подробно расписаны границы удела: «направе земля и лес царя... вотчиной князя Ондрея Ивановича Стригина, а налеве земля и лес государя князя Володимера Ондреевича Спаского Ефимева монастыря села» и т. д. (См. Л. М. С а в е л о в. Князья Пожарские, стр. 61). При проведении границ решающее значение имело установление древних вотчинных рубежей, поэтому писцы в каждом случае точно отмечали, в чьих именно вотчинах проходит межа. По-видимому, их не интересовало, находилась ли данная вотчина в казне или в руках вотчича, тянула она в казну судом и данью, или находилась в ее непосредственном ведении и т. д. В книге расписаны межи, проходившие через село Могучево князя И. Меньшого Пожарского, деревню Кочергино князя Б. С. Пожарского и т. д. Сама по себе межевая книга не дает достаточных оснований утверждать, будто все перечисленные в ней владения княжат действительно находились в руках их номинальных собственников. Конечно, следует иметь в. виду, что межевые были составлены никак не ранее осени 1566 г., т. е. после первомайской амнистии, когда раздача вотчин их прежним владельцам шла полным ходом.

1355

Исторический архив, кн. III, № 43, стр. 245. Свое родовое гнездо с. Рождественское с деревнями и пустошами Ковров отказал в 1566—1567 (7075) гг. Спасо-Ефимьеву монастырю. (См. Л. М. С а в е л о в. Князья Ковровы. — Сборник статей в честь М. К. Любавского, Пгр., 1917, стр. 291—292).

1356

В духовной грамоте (ранее 1570—1571 гг.) А. А. Нагаев завещал родовую вотчину (село Татарово и полсельца Никольского с деревнями) в пожизненное владение своему сыну Федору с тем, чтобы после смерти Федора с. Татарово отошло в Троице-Сергиев монастырь, а село Никольское было продано для уплаты долгов. В 1570—1571 г. вдова кн. А. А. Нагаева старица Евфимия в своей духовной повторно отказала с. Татарово в пользу Троице-Сергиева монастыря. (См. С. В. Рождественский. Служилое землевладение, стр. 174—175). В Троицу перешла также другая вотчина Нагаева село Шустово, завещанное им жене. (Там же). В 90-х годах Троицкий монастырь владел всей обширной вотчиной Нагаевых. (ПКМГ, т. I, отд. I, стр. 858—859, 862).

1357

Кн. И. В. Гундоров по возвращении из Казани получил половину сельца Воскресенского с барским двором, «жеребей» умершего Ф. А. Гундорова. Около 1572—1573 гг. он отказал эту вотчину за долг в 74 рубля Спасо-Ефимьеву монастырю. Другая вотчина Гундорова с. Зименки перешла к его-племяннику И. Д. Гундорову. (См. С. В. Рождественский. Служилое землевладение, стр. 178, 180—181).

1358

Кн. И. А. Ковров или его наследники заполучили запустевшую родовую вотчину. В 1573—1574 (7082) гг, сын И. А. Коврова Никита отказал Спасо-Ефимьеву монастырю пустошь усадище деревню Каверзино и еще четыре пустоши. (См. Л. М. Савелов. Князья Ковровы, стр. 293).

1359

Кн. Н. М. Сорока-Стародубский вернулся из ссылки -по «второй амнистии» около 1567—1568 гг. Он получил из казны запустевшую родовую вотчину с. Хмелево. По завещанию (около 1570-1571 гг.) Сорока приказал жене и сыну отдать пустое с. Хмелево (Хмелеватое) в Троице-Сергиев монастырь. (См. С. В. Рождественский. Служилое землевладение, стр. 174). Отказ в пользу монастыря был подтвержден в духовных завещаниях сына,,Сороки князя Никиты и его жены (70-е годы). (См. С. Б. Веселовский. Монастырское землевладение, стр. 98, 99). В 90-х годах Троице-Сергиев монастырь действительно владел селом-Хмелевым (Хмелевутое) в Стародубе. (См. ПКМГ, т. I, отд. I, стр. 861). В 1569 г. кн. Н. М. Льяловский Сорока Стародубский распорядился отдать Троице родовую вотчину село Льялово в Московском уезде. (См. С. Б. Веселовский. Монастырское землевладение, стр. 99).

1360

Исторический архив, кн. III, № 33, стр. 232—233.

1361

Исторический архив, кн. III, № 33, стр. 232—233.

1362

Кн. И. В. Черный Пожарский пытался отказать вотчину с. Троицкое в Троице-Сергиев монастырь (около 1569 г.). (См. Л. М. Савелов. Князья Пожарские, стр. 17). 

1363

Кн. М. Стародубская, заполучив свою старую вотчину с. Пантелеевское с 10 пустыми деревнями и пустошами (!), отказала их в Троицу (1569—1570 гг.). Еще раньше она продала шестую часть Пантелеевского своему племяннику кн. Н. М. Стародубскому. Сын последнего завещал свой жеребей-тому же монастырю (1572 г.). (См. С. В. Рождественский. Служилое землевладение, стр. 173—174).

1364

Кн. И. П. Пожарский, сын Федосьи Мезецкой, завещал вотчину с. Дмитреевское с 23 деревнями в Спасо-Ефимьев монастырь. (В случае пострижения княгини Ф. Мезецкой монастырь .должен был выплатить ей за разоренную вотчину всего 40 рублей). Княгиня Федосья подтвердила распоряжение сына в своей духовной грамоте. В 1571—1572 (7080) гг. сестры Федосья и Марья Мезецкие отказали тому же монастырю родовую вотчину отца с. Лучкино. (См. Л. М. С а в е л о в. Князья Пожарские, стр. 40—42, 42—44, 43—45).

1365

Кн. Марья Коврова, около 1571—1572 гг. завещала Спасо-Ефимьеву монастырю мужнину вотчину с. Андреевское. (См. Л. М. С а в е л о в Князья Ковровы, стр. 292—293). 

1366

Вдова кн. Силы Гундорова отказала Спасо-Ефимьеву монастырю за долги стародубскую вотчину с. Антилохово. (См. С. В. Рождественский. Служилое землевладение, стр. 178). В 90-х гг. XVI в. монастырь действительно владел названной вотчиной.

1367

Без доклада царю земельные пожертвования монастырям не имели юридической силы.

1368

Монастыри были в те годы поистине идеальными покупателями земли. Они выплачивали деньги («сдачу») вперед, не требуя немедленного отчуждения земель и часто оставляя их в пожизненном владении вотчинника. Таким путем монахи за бесценок приобретали права на обширные вотчинные земли. Можно полагать, что пожертвования земель монастырям нередко были замаскированной формой продажи запустевших разоренных имений.

1369

ЦГАДА, ф. Поместного приказа, № 643, лл. 238 об — 282, 333—369; № 848, лл. 131 об —201.

    «А в Казани осталися воеводы годовати и поместья у них не взяты казанские — князья Петр и Григорий Андреевичи Куракины, князь Федор Иванович Троекуров, князь Данило Васильевич Ушатой, князь Андрей Иванович Засекин-Сосунов; а в Свияжске — князь Андрей Иванович Катырев-Ростовский, князь Микита Дмитриевич Янов-Ростовский, да князь Михаил Федорович Бахтеяров-Ростовский, да князь Микита Сорока-Стародубский; в Чебоксарском городе — князь Иван Юрьевич Хохолков-Ростовский, да князь Иван да Василий Федоровичи Бахтеяровы-Ростовские». (Разряды, л. 237 об).

1370

См. Приложение I.