Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 72 из 94



     На долю менее знатного среднего дворянства приходилось не больше половины состава двух дворянских курий, около 115 человек. К этой же группе примыкали провинциальные луцкие и торопецкие помещики (9 человек)[1326] и приказные люди, не имевшие думных чинов и заседавшие на соборе отдельной курией (43 человека)[1327]. Все они были выходцами из мелкого и мельчайшего дворянства. Итак, среднее и низшее дворянство было представлено на соборе примерно 167 лицами, в то время как общая численность собора составляла 374 человека[1328].

    Если Боярская дума имела значение высшего представительного органа правящей боярской аристократии, то дворянские курии представляли верхний и отчасти средний слой дворянства. Конечно, представительство это имело довольно ограниченный характер. Члены собора не выбирались дворянством, а назначались правительством. Назначение получали почти исключительно дворовые дети боярские, а также приказная администрация. Мелкое и мельчайшее уездное дворянство, составлявшее подавляющую массу феодального сословия земщины, почти вовсе не было представлено на соборе[1329].

    Земский собор призван был решить вопрос о продолжении Ливонской войны и источниках ее финансирования. По этой причине правительство решило пригласить на собор представителей богатейшей купеческой верхушки страны. В числе их были «гости» (12 человек)[1330], москвичи торговые люди (41 человек) и купцы-смольняне (22 человека)[1331]. На долю купечества приходилось до 20% состава собора, но они составляли одну из низших курий собора.

    На собор были допущены купцы, тесно связанные с Казенным ведомством. Монархия не могла обойтись без услуг крупных торговцев и очень часто поручала им проведение всевозможных финансовых операций, передавала им таможенные сборы, всевозможные откупа. При случае купцы выполняли дипломатические поручения за рубежом. Крупный купеческий капитал получал из Казны подряды, закупал для нужд правительства товары на заграничных рынках.

    На Земском соборе присутствовали верхи богатейшего купечества, официальные представители «третьего сословия». Основная масса торгово-промышленного населения городов не имела представителей на соборе.

    Так или иначе, но созыв Земского собора в 1566 г. знаменовал важный этап на пути превращения России в сословно-представительную монархию. Во-первых, в нем впервые участвовали многочисленные представители дворянства и приказной бюрократии. Во-вторых, на него были приглашены впервые в истории России представители «третьего» сословия. Благодаря двум этим обстоятельствам собор 1566 г. приобрел характер общесословного представительного органа.

    Следует особо подчеркнуть, что наиболее представительный собор середины XVI в. был созван опричным правительством через полтора года после введения опричных порядков. История собора тесно связана с политической историей опричнины, а точнее с короткой полосой компромисса в истории опричнины, начавшейся весною 1566 года.

    С весны 1566 г. опричное правительство прекратило репрессии и попыталось путем широкого компромисса примириться с вождями удельной фронды и высшей титулованной знатью, более всех пострадавшей при учреждении опричнины[1332]. Впервые после довольно длительного перерыва царь возобновил назначения в Боярскую думу и пополнил ее представителями некоторых знатнейших фамилий[1333]. Не позднее апреля князь П. Д. Пронский получил чин боярина, а Н. В. Борисов-Бороздин — чин окольничего[1334]. Новые члены думы были близкими родственниками удельного князя В. А. Старицкого[1335]. Желая восстановить доверие двоюродного брата, царь вернул ему старинное подворье Старицких в Кремле и пожаловал впридачу смежное дворовое вместо князей Мстиславских[1336]. Одновременно Грозный решил примириться с удельным князем М. И. Воротынским и по ходатайству руководителей земщины вернул его из ссылки[1337]. В апреле 1566 г. Воротынский был выдан на поруки высшему духовенству, земской Боярской думе и земскому дворянству[1338]. Его главными поручителями явилась старомосковская знать, руководившая земской думой: бояре И. П. Федоров и В. Ю. Траханиотов, окольничие М. И. Колычев и Н. В. Борисов[1339], а также некоторые удельные князья[1340], княжата Ростово-Суздальские, Ярославские, Оболенские и прочие[1341].

    Со своей стороны князь М. И. Воротынский клятвенно обязался не отъезжать в Литву, равно как и в Старицкий удел, не поддерживать дружбу со старицкими боярами, не ссылаться с литовцами и т. д.[1342] Воротынскому было возвращено родовое удельное княжество. В мае 1566 г. царь Иван велел передать литовскому правительству, что пожаловал Воротынского «по старому и вотчину его старую город Одоев и город Новосиль ему совсем отдал и больши старого»[1343]. В своем послании к Ходкевичу 1567 г. М. И. Воротынский утверждал, что владеет старой вотчиной и «х тому еще... которая наша отчизна пуста была, и той государьского величества милостью нагорожен есми и тем всем обладую»[1344]. Запустевшей «отчизной» удельного князя был город Новосиль. С помощью щедрых казенных субсидий Воротынский отстроил Новосиль и сделал его столицей удельного княжества[1345]. С этого времени он именовал себя в письмах «державцем Новосильским»[1346]. В Новосильско-Одоевском княжестве были возрождены старинные удельные порядки, «все старые обычаи и чины»[1347]. Удельному владыке служили бояре и воеводы. Его армия насчитывала несколько тысяч человек и включала дворян, их вооруженных слуг, стрельцов и казаков[1348]. После возвращения из ссылки М. И. Воротынский занял одно из первых мест в земской Боярской думе. Однако царь не вернул ему почетного титула «слуги», который тот носил до своей опалы.

    Вскоре после освобождения Воротынского земская Боярская дума и митрополит добились от царя издания указа о «прощении» большинства лиц, подвергшихся преследованиям при учреждении опричнины. Этот указ затрагивал прежде всего опальных княжат и дворян, сосланных на поселение в Казанский край годом ранее. Согласно документальной записи Разрядного приказа, «в 74-м году государь пожаловал, ис Казани и з Свияжского опальных людей дворян взял; а приехал в Казань з государевым жалованьем Федор Семенов сын Черемисинов майя в I день»[1349]. Показание Разрядов полностью подтверждается данными писцовых книг Казанского , и Свияжского уездов второй половины 60-х гг. Писцовые книги позволяют составить полные списки опальных, получивших амнистию в мае 1566 года. (См. Приложение I).

1326

Два уезда получили особое представительство на соборе. Ими были Торопецкий и Великолукский уезды, смежные с Полоцком. Пока большая часть Полоцкого уезда оставалась под властью Литвы, охрану его должны были осуществлять дворяне этих двух уездов.

1327

Сюда входили глава приказа Большого прихода И. Н. Булгаков-Корнев, помощники главного Поместного дьяка В. Степанов и П. Суворов, главные дьяки Разбойного приказа В. Я. Щелкалов и К. С. Мясоед Вислого, глава Четвертного приказа В. Б. Колзаков, «из Дворцового приказу» В. Андреев, дворцовый дьяк С. Архангельский, дьяки Конюшенного приказа П. Булгаков и Б. Бармаков, а также главный новгородский дьяк К. Румянцев, смоленские дьяки А. Селиверстов и И. Кузьмин и т. д. (См. Г. Ш т а д е н. Записки, стр. 80, 97; П. А. Садиков. Очерки, стр. 230—233; Витебская старина, т. IV, стр. 38; Сб. РИО, т. 71, стр. 301).

1328

Исходя из разделения участников собора «по чинам», на долю дворян приходилось 54,7% состава,, а вместе, с приказными — 63,5%. (См. А. А. Зимин. Земский собор, стр. 201; ср. Г. Б. Гальперин. Форма правления, стр. 59). По нашим подсчетам, удельный вес представителей дворянства на соборе был несколько ниже, около 33%, а вместе с приказными около 44%. На долю боярства и первостатейной знати приходилось 29%, а вместе с князьями церкви более 37,5% состава собора.

1329

Г. Б. Гальперин характеризует Земские соборы XVI века как «феодальный парламент», вкладывая в это понятие самое широкое содержание. Он утверждает, будто соборы не были эпизодическими совещаниями и собирались периодически как органы управления, будто на соборах присутствовали выборные представители дворянства, будто через собор, а также другие органы сословного. представительства служилое дворянство ограничило боярские органы управления и заняло ведущее место в управлении страны, будто соборы стали «новой формой управления» и т. д. (См. Г. Б. Гальперин. Форма правления, стр. 58, 59, 62, 63, 65).

1330

В разряд «гостей» входили В. Сузин и И, И. Афанасьев (из рода московских купцов-сурожан), Г. Ф. Тараканов (из богатейших новгородских купцов московского происхождения), Котовы (купцы, поддерживавшие крупную торговлю со странами Востока). (См. А. А. 3 и м и н. Земский собор, стр. 214—215; В. Е. Сыроечковский. Гости — сурожане.—«Известия ГАИМК», вып. 127, 1935, стр. 120—121).

1331

По аналогии с Земским собором 1598 г. В. О. Ключевский предположил, что на соборе 1566 г. торговые люди москвичи представляли гостиную сотню, а смольняне — суконную сотню Москвы. (См. В. О. Ключевский. Состав представительства, стр. 41—43). А. А. Зимин бесспорно установил, что некоторые из «смольнян» (Т. Смывалов) происходили из смоленских купцов, переведенных в Москву и торговавших в суконном ряду. По мнению А. А. Зимина, именно из смоленских сведенцев образовалась московская суконная сотня. Эта привилегированная торговая корпорация вела торговлю с Западом. (См. А. А. Зимин. Земский собор, стр. 216).

1332

Раздоры с подданными компрометировали царя, и он тщательно скрывал существование опричнины от внешнего мира. В апреле 1566 г. литовским гонцам велено было сказать, что «у государя нашего никоторые опришнины нет». (См. Сб. РИО, т. 71, стр. 331). Летом 1567 г. в грамоте Ходкевичу от имени Воротынского правительство вновь отрицало наличие опричнины: «а у государя нашего опричнины и земского нет». (См. Послания Ивана Грозного, стр. 271). Заявления эти не соответствовали действительности. Однако как раз весною 1566 г. опричная политика претерпела существенные перемены.

1333

Назначения в Боярскую думу стали очень редкими или вовсе прекратились с 1563 г. По предположению А. А. Зимина, правительство пожаловало в 1565 г. боярство Н. Р. Юрьеву и окольничество В. И. Умному и И. И. Чулкову. (См. А. А. Зимин. Состав Боярской думы, стр. 73). Однако все названные лица имели думные титулы уже в 1562—1564 гг. (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 341; Витебская старина, т. IV, стр. 63; Разряды, л. 321 об).

1334

Сб. РИО, т. 71, стр. 335—336; СГГД, т. I, № 190, стр. 537, Н. В. Борисов не имел думного чина еще в октябре 1565 г. (См. Материалы, стр. 56).

1335

Кн. П. Д. Пронский служил в боярах у Старицких и в течение пяти лет возглавлял думу удельного князя. Накануне опричнины он перешел на царскую службу. (Разряды, лл. 317 об, 333 об). Пронский был двоюродным братом кн. В. А. Старицкого по матери. Вкладные монастырские книги называют следующих родственников Ефросиньи Старицкой: ее отца кн. А. Ф.  Хованского, ее брата кн. И. А. Хованского и сестру, кн. Фетинью Пронскую. (См. Вкладные книги Кирилло-Белозерского монастыря. ГПБ им. Салтыкова-Щедрина. Отдел рукописей. Кир.-Бел., № 95/1332, лл. 12 об — 13). Фетинья Пронская была матерью кн. П. Д. Пронского. (См. В. Б. К о б р и н. Состав опричного двора, стр. 66).



1336

ПСРЛ, т. XIII, стр. 401.

1337

СГГД, ч. I, № 190—191, стр. 537—538.  Решение правительства было неожиданным, поскольку еще в феврале  1566 г. власти распорядились послать на Белоозеро новых приставов сроком на год. Они должны были сторожить Воротынского вплоть до мая 1567 года. (См.АИ, т.I, №174, стр.336). Первый  из приставов сын боярский Мячков должен был прибыть на Белоозеро к соборному воскресенью, т. е. к 1 мая 1566 г.

1338

Порука была двойной. За главных поручиков «подручилось» более сотни княжат, родовитых дворян, дворовых и городовых детей боярских. Все они отвечали за Воротынского «своими головами» и кошельком, обязавшись в случае его бегства внести в казну 15 тысяч рублей.

1339

Из старомосковской знати в поручительстве участвовали также родня Федорова В. А. и Д. А. Бутурлины, Л. А. и Ф. И. Бутурлины; Аф. Г. и Г. Г. Колычевы, Ал. Г. Колычев; а также М. В. Борисов; Л. Г. Морозов, Ф. И. и Н. X. Салтыковы; Г. Г. Плещеев; четверо Карповых и т. д.

1340

Н. Р. Одоевский и А. Б. Трубецкой.

1341

Князья И. А. Шуйский, И. П. Шуйский, В. Ф. Скопин-Шуйский; кн. Д. Б. Приимков-Ростовский; князья М. М. и Ф. М. Троекуровы, Р. В. Охлябнин, Ф. П. Деев, А. И. Прозоровский. Ярославские; князья В. Д., А. Д. и Б. Д. Палецкие, П. И. и Ф. И. Татевы, Н. Г. и С. Г. Гундоровы, Б. В. и А. В. Гагарины-Стародубские; Вл. К, Вас. К. и Ю. К Курлятевы, И. И. Лыков, В. П. Туренин Оболенские и т. д.

1342

СГГД, ч. I, № 189—190, стр. 533—537.

1343

Сб. РИО, т. 71, стр. 345. Вопреки заверениям Грозного, Воротынскому были возвращены, по-видимому, только те земли, которыми он владел до опалы. К примеру, Перемышль был поделен по третям между братьями Воротынскими. Из трех братьев двое умерли до опричнины. Царь забрал в опричнину «два жеребья» в Перемышле в феврале 1565 г., а третью треть вернул Воротынскому в мае 1566 г. (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 394). В целом удельное княжение сохранило свои старые границы. Вскоре после 1566—1567 гг. Грозный сделал первое распоряжение относительно Воротынского удела з своем духовном завещании: «А князь Михайло Воротынский, — писал он, — ведает треть Воротынска, да город Перемышль, да город Одоев Старое, да город Новосиль, да Остров, Черну со всем по тому, как было изстари, а Иван сын в то у него не вступается». (ДДГ, стр. 435).

1344

Послания Ивана Грозного, стр. 261.

1345

«А что еще от прародителей наших невзгодами запустело город Новосиль, ино царского величества милостию и казною и тот есмя город поставили и... тем городом обладуем». (Послания Ивана Грозного, стр. 261).

1346

Послания Ивана Грозного, стр. 257.

1347

Послания Ивана Грозного, стр. 266

1348

До опалы Воротынским служили 160 детей боярских только по Перемышлю и Одоеву. (См. Витебская старина, т. IV, стр. 33—38).

1349

Разряды, л. 237 об.