Начало опричнины

    Расправа с братьями княгини Ефросиньи Борисовыми была воспринята с негодованием и страхом среди приверженцев Старицких. Некоторые участники тайного боярского заговора в пользу Старицких стали готовиться к побегу за рубеж, опасаясь наказания[430]. Один из них, князь С. В. Ростовский, в конце лета 1553 г. дважды виделся с литовским послом С. Довойной и договорился с ним об отъезде в Литву[431]. Боярин не остановился перед прямой изменой, выдав послу важные решения Боярской думы. Ростовский пытался сорвать литовско-русские мирные переговоры и убеждал посла не заключать мира с царем, поскольку «царство оскудело, а Казани царю... не здержати, ужжо ее покинет». Изменник заявлял, что боярство недовольно молодым царем, всячески поносил царицу и Захарьиных и жаловался на то, что царь «великих родов безчестит, а приближает к себе молодых людей»[432].

    Спустя полгода — год после беседы с послом боярин князь Ростовский послал в Литву за опасными грамотами сначала слугу, а затем сына князя Никиту. Но Никита был схвачен на литовском рубеже в Торопце, и измена раскрылась[433].

    Преданный суду князь С. В. Ростовский сделал чрезвычайно важные признания относительно заговора Старицких, сообщил о своих переговорах с литовским послом, причинах недовольства титулованной знати и т. д.[434].

    Масштабы заговора, участие в нем родни царя Старицких и многих влиятельных членов Боярской думы испугали правительство[435]. Из всех членов ближней думы только Захарьины, лично оскорбленные Ростовским, требовали сурового наказания изменника и всех прочих виновных. В случае принятия этого требования Захарьины могли бы твердой рукой покарать участников раскрытого заговора и покончить с оппозицией в думе. Однако они не получили поддержки со стороны Боярской думы и высшего духовенства, что ускорило постепенное падение их влияния.

    Под давлением «умеренных» элементов расследование обстоятельств заговора было прекращено. За тягчайшие государственные преступления суд приговорил Ростовского к смертной казни и послал его «на позор» вместе с товарищами. Однако в последний момент боярину объявили о помиловании и после наказания батогами сослали в тюрьму на Белоозеро[436].

Раскол внутри правящей боярской коалиции, вызванный ожесточенной борьбой за власть между Старицкими и Захарьиными, неизбежно усилил позиции Суздальской знати. Новая комбинация политических сил выдвинула на авансцену кружок Сильвестра.

    Первые признаки сближения между партией Сильвестра и Ростово-Суздальской знатью обнаруживаются в период династического кризиса и суда над князем Ростовским.

    В начале марта 1553 г. благовещенский поп обратился с обширным дружественным посланием к казанскому наместнику князю А. Б. Горбатому[437]. Сильвестр выражал удовлетворение по поводу «розумных» и «премудрых» писем Горбатого к царю, хвалил многие его труды, «подвиги» и устроение воинства в новозавоеванном Казанском ханстве. Ближняя дума, писал он, всецело одобряет деятельность казанского наместника: «велми о сем государь и вси ближнии благодарят твоего разума делу о всем»[438].

    Прошел год, и кружок Сильвестра принял самое непосредственное участие в судьбе боярина князя С. В. Ростовского. После осуждения изменника летом 1554 г., утверждал царь, Сильвестр и его советники «того собаку почали в велице брежении держати и помагати ему всеми благими, и не токмо ему, но и всему роду...»[439]. Слова Грозного не были домыслом. До наших дней дошло любопытное послание Сильвестра к некоему опальному вельможе. Имя адресата до сих пор не установлено в литературе. Между тем, есть все основания полагать, что им был боярин князь С. В. Ростовский. История «некоего опального вельможи», как две капли походит на историю злополучного изменника[440]. (Кстати, он был единственным из видных бояр, подвергшимся опале во времена всесилия Сильвестра). Ростовский был уличен во многих государственных преступлениях, но самой тяжкой виной его считалось то, что он говорил «поносительные слова» и «непригожие речи» о царской семье. Отметим, что в письме к опальному вельможе Сильвестр назидательно советует адресату никогда не слушать тех, кто наущает его «злословие и укорение износити на государя»: «да не внидет в сердце твое всяко слово и помышление лукаво... на государя хулен помысел и глагол неблагочестив, сердце бо царево в руце божии...». В конце послания Сильвестр пишет, что бог увидел покаяние опального вельможи, «умилостивилася душа царская, и за нужу поместьицом устроил мя и вотчинку отдал, а и вперед не оставит бог слез твоих»[441].

    Царь Иван едва ли преувеличивал, когда утверждал, что Сильвестр помогал «всеми благами» изменнику-собаке Ростовскому и всему его роду. В результате происков могущественного временщика опальный вельможа вернулся из ссылки, получил земли и служил воеводой[442]. Через три года после осуждения князя С. В. Ростовского правительство произвело в бояре его главного сообщника князя А. И. Катырева, пытавшегося вместе с ним бежать в Литву[443].

    Дружба с Горбатым и покровительство опальным Ростовским князьям доставили Сильвестру поддержку влиятельного феодального клана Ростово-Суздальских князей.

    В первой половине 50-х гг. Суздальские князья постепенно восстановили свои позиции в. Боярской думе. После смерти князя Д. Ф. Бельского в 1551 г. главой думы стал старейший ее член князь И. М. Шуйский[444]. В 1551 — 1554 гг. Шуйский командовал всей русской армией во время выступлений ее на Оку против татар[445]. В 1555-1559 гг. князь И. М. Шуйский неизменно возглавлял «семибоярщину», управлявшую столицей в отсутствие царя[446]. В чине «навышшего боярина» он участвовал в переговорах с литовцами в 1555 г.[447].

    Крупнейшим успехом Сильвестра было примирение Шуйских с их давними противниками Бельскими. В 1555 г. владелец Луховского удела князь И. Д. Бельский женился на дочери князя В. В. Шуйского[448]. В том же году он стал номинальным главой Боярской думы и первым воеводой[449].

    В Боярскую думу вошли почти все старшие представители рода Шуйских, в том числе князья А. Б. Горбатый, П. И. Шуйский и Ф. И. Скопин. Среди них самой выдающейся фигурой был Горбатый. Он располагал громадными земельными владениями и находился в тесном родстве с царской семьей[450]. Его дочери были замужем за братом царицы Н. Р. Юрьевым и царским племянником князем И. Ф. Мстиславским. Но его влияние объяснялось не только знатностью и богатством, но и выдающимися военными заслугами. Горбатый участвовал в многочисленных войнах с казанцами с конца 30-х гг.[451]. Во время решительного наступления на Казань в 1552 г. он выступил в Свияжск с многочисленной армией и всей осадной артиллерией и оставался там до подхода главных сил[452]. Осадой Казани руководил боярский совет, во главе которого формально стоял знатнейший из бояр, член ближней думы князь И. Ф. Мстиславский[453]. Но он был слишком молод и не имел военного опыта. Подлинным же вождем армии был тесть Мстиславского боярин Горбатый.

430

Боярин С. В. Ростовский заявил, что после выздоровления царя со «страху с того времени учял мыслити в Литву». (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 238). 

431

Свидание состоялось между 22 августа и 14 сентября 1553 г. (См. Сб. РИО, т. 59, стр. 385, 407). Как передает Шлихтинг, посол Довойна «воевода полоцкий обещал ему (Ростовскому.— Р. С.) озаботиться о доставке его невредимым». (См. А. Шлихтинг. Новое известие, стр. 20).

432

ПСРЛ, т. XIII, стр. 237. Русский гонец в Литве заявил, что Ростовский «малоумством шатался и со всякими иноземцы говорил непригожие речи про государя и про землю, и чем бы государю досадити». (Сб. РИО, т. 59, стр. 453).

433

На допросе князь Никита сознался, что был. послан за рубеж своим отцом боярином Ростовским известить «про себя, что он х королю идет, а с ним братиа его и племянники». (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 237—238). Самыми видными из беглецов были лица, вошедшие в «тысячу лучших слуг»: кн. А. И. Катырев (II статья), кн. И. Б. и Н. Б. Лобановы (III статья), дворяне кн. В. В. Волк-Приимков и, возможно, «братия» Катырева князья Хохолковы. (О них см. ТКТД, стр. 57, 61, 120).

434

Ростовский показал, что оттого «почал досадовати, будто государь его и род его посылал не по их отечеству со многими с теми, которые менши их». (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 237). С победой коалиции Бельских-Захарьиных в конце 40-х гг. Ростово-Суздальская знать была оттеснена на второй план. Любопытно, что самый видный из Ростовских князей А. Д. Ростовский, один из влиятельных членов Боярской думы, вынужден был в указанный период удалиться в монастырь. Князю С. В. Ростовскому он приходился двоюродным дядей.. (См. Сб. РИО, т. 59, стр. 234—237, 266; Разряды, л. 155 об; Родословная книга, ч. I, стр. 85).

435

Правительство пыталось представить дело так, будто отъехать в Литву готовились лишь «палоумы» Ростовские, но. его разъяснения за рубежом невольно выдали истину. Русский гонец, посланный в Литву, получил от царя следующий приказ: «а нечто учнут говорити: со князем Семеном хотели ехати прочь многие бояре и дворяне, и Федору (гонцу —Р. С.) говорити: к такому дураку доброй кто пристанет, лише с ним воровали его племя, такие же дураки». (См. Сб. РИО, т. 59, стр. 453). Из тайных сообщений Ростовского литовцы имели весьма точную информацию насчет лиц, намеревавшихся отъехать в Литву, так что их едва ли удовлетворили официальные разъяснения Москвы.

436

Суд над Ростовским продолжался с июля до сентября 1554 года. Рассказ официозной летописи о наказании Ростовского не удовлетворил царя, редактировавшего текст в начале 60-х гг., и он пометил на полях: «деяние то бо подлиннее написат. Торговая казнь». (ПСРЛ, т. XIII, стр. 238, прим. 3). Любопытно, что гонец, выехавший в Литву в сентябре 1554 г., заявил там, что Ростовского за его измену велено казнить. (Сб. РИО, т. 59, стр. 453).

437

О датировке письма см. В. М а л и н и н. Старец Елизарова монастыря Филофей и его послания. Киев, 1901, стр. 180.

    Письма Горбатого были привезены в Москву, очевидно, гонцом наместника Н. Казариновым во время «первой присылки» из Казани 25 декабря 1552 г. (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 229).

438

См. Д. П. Голохвостов и Леонид. Благовещенский иерей Сильвестр и его писания, М., 1874, стр. 88

439

Послания Ивана Грозного, стр. 40.

440

В своем «утешительном послании» Сильвестр выражает сочувствие скорбям опального вельможи и упоминает о том, что его постигло «великое страшное наказание... отлучение царских очей и всякого ближнего совета и отнятие дому, и взятие всякого стяжания и отослание в далечие страны». «Тебе же, любимиче, — продолжает он, — в шедшем у в такая великая неизреченныя скорби, ни единою ж, ни двожды, но и у смертного часу в наказании у казни бывающу». (См. Д. П. Голохвостов и Леонид. Указ. соч., стр. 100).

    Напомним, что опальный вельможа кн. С. В. Ростовский после осуждения лишился всего имущества («стяжения» и дома), боярского титула (отлучение от «ближнего совета»), что он был послан на казнь и позорование и лишь в последний момент помилован (побывал «у смертного часу» и «у казни») и что, наконец, он подвергся ссылке на Белоозеро («в далечие страны»).

441

Д. П. Голохвостов и Леонид. Указ. соч., стр. 100. (Курсив наш. — Р. С.).

442

См. А. Шлихтинг. Новое известие, стр. 20—21.

443

ПСРЛ, т. XIII, стр. 238, прим. 1; Разряды, л. 238.

444

Свою карьеру кн. И. М. Шуйский начал с измены и отъезда в Углицкий удел к кн. Юрию в 1534 г. (ПСРЛ, т. XIII, стр. 77). Тотчас по приходе к власти Шуйских в 1538 г. он получил боярский чин. (См. А. А. Зимин. Реформы, стр. 249). Можно полагать, что Шуйский занял пост главы Боярской думы вопреки желанию царя Ивана. Недаром, царь Иван жаловался на произвол Сильвестра и Курлятева, которые «от прародителей наших данную нам власть от нас отъяша, еже вам, бояром нашим, по нашему жалованью честию председанием почтенным быти». (См. Послания Ивана Грозного, стр. 38). Царь ненавидел Шуйских, а И. М. Шуйский «почтен» был «честию председания» в думе, вероятно, не по царскому жалованию.

445

Разряды, лл. 185, 202, 212.

    В ноябре-декабре 1552 г. кн. И. М. Шуйский возглавил дипломатические переговоры с Литвой. Приняв литовского посла на своем дворе, Шуйский заявил ему, что после совета «з дядями и з братьями своими», он «донесет» дело до царя и отпишет грамоту в Литву. (См. Сб. РИО, т. 59, стр. 369).

446

Разряды, лл. 225, 233, 239, 260 об. В 1556 г. московская комиссия «семибоярщина» находилась под полным контролем Шуйских. В комиссию входили И. М. Шуйский, А. Б. Горбатый и Ф. И. Скопин. (Разряды, л. 233).

447

В августе 1555 г. митрополит Макарий сообщил литовцам, что он, «посоветовав» с «навышшим боярином» кн. И. М. Шуйским, рекомендовал правительству (ближней думе) заключить с Литвой мир. (См. Сб. РИО, т. 59, стр. 473).

448

ПСРЛ, т. XIII, стр. 253.

449

Разряды, лл. 223, 226, 238, 245 об — 246, 256 об, 270 об.

450

В Суздале Горбатому принадлежали крупная Коряковская волость, в Твери — более тысячи четвертей поместной земли и т. д. (См. Писцовые книги Московского государства XVI в. Изд. Н. В. Калачевым, ч. I, отд. II, СПб., 1877, стр. 133—134; ДДГ, стр. 443).

    Подобно многим другим аристократам, Горбатый был крупным землевладельцем, но имел множество долгов. Снаряжаясь на службу под Казань в 1547 г., он вынужден был заложить ростовщикам платье жены. (См. АИ, т. I, № 146, стр. 211).

451

В войнах против Казани Горбатый командовал сторожевым полком (1538 г.), передовым полком (1539 г.), служил вторым воеводой большого полка на Плесе (1539 г.). На последней службе он «убился» с коня и был отпущен лечиться в свою вотчину. К концу 1542 г. Горбатый командовал полком правой руки, в 1544 г. в чине боярина был первым воеводой в Муроме на казанской границе. (Разряды, лл. 131, 134 об, 135 об, 140, 144, 147, 151 об). Во время первого своего самостоятельного похода на Казань (февраль 1547 г.) Горбатый доходил до Свияжского устья. Из этого похода он привел на Русь небольшой полон. (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 450; Разряды, л. 159 об). В новом казанском походе (зима 1547—1548 гг.) Горбатый командовал сначала передовым полком, а после отъезда царя — полком правой руки. (Разряды, лл. 165, 166 об).

     В ноябре 1548 г. Горбатый выступил на границу «по ногайским вестям» как второй воевода большого полка. (Там же, л. 169). В марте следующего года он возглавил армию, собранную против казанцев в Н. Новгороде. (Там же, лл. 169 об —170). Во втором царском походе на Казань зимой 1549—1550 гг. Горбатый командовал полком правой руки и руководил осадой города на Луговой стороне. (Там же, лл. 172 об, 176).

452

Под начальством Горбатого было до 15 тысяч одной только конницы. (См. Разряды, л. 187 об; ПСРЛ, т. XIII, стр. 178; Курбский. История.—РИБ, т. XXXI, стр. 179). Армия Горбатого была послана в Свияжск весною 1552 г. и находилась там до подхода главных сил в июле месяце. Войска Горбатого разгромили горную черемису. 13 июля воеводе было сказано царское милостивое слово «за прямую службу и раденье». (См. Курбский. История — РИБ, т. XXXI, стр. 179).

453

ПСРЛ, т. XIII, стр. 184.  Авторы «Казанской истории» утверждают, будто в «матицу великую начальных воевод» входили кн. В. А. Старицкий, кн. И. Д. Бельский, кн. А. Б. Горбатый и др. (См. Казанская история. Под. ред. В. П. Андриановой-Перетц, Изд. АН СССР, М.—Л., 1954, стр. 123). В действительности, Бельскому ко времени осады Казани едва исполнилось 13—14-лет, а Старицкий был всего на 3—4 года старше его.