Источник

Но самая лучшая часть любой охоты наступала, когда они нападали на след кабана и шли по нему в далекие дикие места к югу от вади, где пещерные люди вступали в царство таинственных болот – вьющиеся стебли с колючками цеплялись за плечи, а вязкая грязь хватала за щиколотки. Несколько дней охотникам приходилось осторожно прокладывать путь сквозь топи, пока наконец, ко всеобщему восторгу, они не настигали чудовищного зверя, дикого кабана, весившего не менее шестисот фунтов, с блестящими клыками и свирепой мордой. И пусть даже они загнали его чуть ли не до смерти, охотники всегда опасались его изогнутых острых клыков, которые могли располосовать человека или швырнуть его в воздух. Для таких людей, как Ур, последний момент охоты на кабана мог закончиться смертью, и он гордился, что в середине жизни, от двадцати до двадцати четырех лет, он нередко возглавлял своих людей, указывая им, что делать и куда перемещаться на последнем этапе охоты.

Но сейчас дом у источника близился к завершению, и Ур переживал, что, когда он будет закончен, ему придется покинуть пещеру и одиноко жить в доме, открытом штормам и ветрам. Дом, который строили его жена и сын, не отличался особыми удобствами, да и крыша в нем протекала. Он был беззащитен перед огнем, и порывы ветра легко проникали сквозь стены, но у него были огромные преимущества перед пещерой: он лучше проветривался, что было полезно для здоровья, а в случае необходимости его можно было перенести в другое место или достроить. Дом можно было разместить поближе и к источнику, и к полю. Но самое большое преимущество было в том, чего старик не мог предвидеть: в пещере предки Ура жили скорее как животные. Им приходилось обитать там, где располагалась подходящая пещера, и довольствоваться ее размерами. И в мыслях, и в действиях они были ее пленниками, а когда люди старели, их убивали или оставляли умирать от голода, потому что пространство пещеры требовалось молодым семьям. Но, построив дом, Ур становился в нем хозяином, а дом – его слугой. И хотел он того или нет, ему придется привыкать к новому образу мышления.

Когда дом был закончен, Ур неохотно собрал в пещере свою семью. Многие были готовы поднять Ура на смех из-за этого дурацкого решения, но воздержались, зная его репутацию охотника. Он собрал свои четыре копья, две шкуры, чашу, каменный молот и направился к узкому выходу, но, поняв, что прощается с прошлой жизнью, остановился и еще раз бросил взгляд на закопченные стены, которые со дня рождения оберегали его. В противоположном конце пещеры тянулся сумрачный туннель, уходивший в темноту. Повернувшись лицом к свету, Ур миновал порог и сбежал по тропинке к роднику. Бросив копья у стены, он сел и долго смотрел на светлые ошкуренные стволы деревьев, которые образовывали стены. Они казались ему чужими и странными.

Семья не так долго прожила в этом доме, когда сын Ура понял, что не стоит ждать, пока весенние посадки к осени превратятся в зерно и оно случайным дождем просыплется на землю. Если приберечь часть урожая, держа его в сухих мешках из оленьей кожи, то весной семена можно будет посадить в специальном месте, и злаки пойдут в рост там, где нужно. С этим открытием семья Ура оказалась на пороге натурального хозяйства. Она этого, конечно, не знала, но, если удастся обеспечить достаточные запасы пищи, изменения бытия пойдут просто с невероятной скоростью: через несколько тысяч лет поднимутся города и появится цивилизация. Люди получат возможность планировать загодя, и каждый будет заниматься своим делом. Они поймут, как важно строить дороги, по которым можно будет быстро доставлять продукты, и создадут финансовую систему для своевременных платежей. Сложная система связей в обществе стала воплощаться в жизнь в тот момент, когда сын Ура обратил свое внимание на дикое зерно.

Жена Ура первой оценила перемены, которые принесло открытие ее сына. Стоял осенний день, сияющий золотом опадающих листьев. Она, поднявшись на скалу, дождалась возвращения мужа из болот, помогла втащить на скалу тушу вепря, где ее предстояло разрубить на куски. Она слушала песню, которую пели мужчины:

Это была красивая песня, и жене, мужу которой воздавалось должное, было приятно ее слушать, но, поглядев со скалы на охотников, в тот момент, когда они прошли мимо созревающего поля, она в первый раз подумала, что такие люди, как Ур, не должны, подобно мальчишкам, носиться по болотам, а обязаны оставаться поближе к дому, оберегая зерно. Женщину охватила такая грусть, что ей захотелось убежать от торжествующих мужчин и всплакнуть над потерянной простотой жизни. Она понимала, что весь ее образ жизни изменился, когда она стала приручать тонкие стебельки диких злаков. Она понимала, что охотникам придется оставить дубовые чащи, где бродят олени, и им больше не нужно будет бродить по мрачным болотам, где прячутся дикие вепри. В те дни, когда ее отважный молодой супруг вел за собой охотников, она любила его и чувствовала за него боль, которая была недоступна ее мужу.

И вряд ли она понимала, что вслед за появлением зерна даст о себе знать более сложная проблема – настолько непростая, что ее нельзя было выразить словами. Приручая дикие растения, жена Ура была смела и проницательна, а теперь она стала задумываться о невидимых силах, которые властвуют над людьми. Она быстро осознала, какое воздействие на таких людей, как Ур, окажет необходимость трудиться на земле, и она же первой осознала, пусть и не полностью, влияние сил более мощных, чем сами охотники.

Десятки тысяч лет человекоподобные существа, жившие у этого источника, медленно, шаг за шагом, устанавливали отношения с окружавшими их молчаливыми, но грозными силами. И в ледниковый период, и в годы иссушающей жары они учились сосуществовать с этими силами, хотя не понимали ни их, ни их взаимоотношений; даже не давали им имен, но подсознательно воспринимали их как источник высшей силы. С трудом, со многими потерями установилось равновесие между жизнью и смертью, и люди опасались нарушить его. По ночам, когда могучие бури ревели над лежащими к югу горами Кармеля, было ясно, что дух урагана разгневался на людей и хочет уничтожить их. Как иначе можно было объяснить слепящее сияние молний, которые расщепляли деревья, и то, что лес занимался пламенем? Как иначе объяснить неожиданное появление над головой грозовых облаков, наполнявших вади водой, потоки которой начисто смывали все в округе? Как иначе понять, почему вода срывала с места неподвижные валуны, размером куда больше человека, и поток уносил их? Ясно, что дух урагана разгневан какими-то поступками людей и жаждет мести.

Так же вела себя и вода. Порой она любила людей и преданно служила им. А иногда, случалось, гневалась на них и уходила, заставляя людей влачить существование на грани смерти. Даже вода источника вела себя подобным образом. Преисполнившись раздражения, она исчезала в провалах неизвестных пещер, а когда люди были близки к гибели, радостно выплескивалась обратно, принимая поцелуи иссохших от жажды детей. Воздух, дух смерти, нес с юга жгучие ветра; дух открывал тело женщины, и новый человек появлялся на свет. Дерево давало плоды или оставалось бесплодным – все важное в природе зависело от воли некой силы, которая то помогала человеку, то выступала против него.

Еще не существовало никаких обрядов для умиротворения этих опасных сил. В те времена еще не приносили драгоценных младенцев в жертву богу ветров в надежде завоевать его благоволение, страшные дикие вепри не получали подношения человеческой крови, дабы утолить жажду смерти этого бога. Еще не ставили алтарей властителю дождей, не возводили храмов богу дневного света, который постоянно одерживал победу над ночью. Люди еще не поняли, что силы, владеющие миром, можно умиротворить, сознательно склоняясь перед ними. Много раз за предшествующие двести тысяч лет пещера пустела, когда запасы пищи в округе подходили к концу, но стоило вернуться сюда животным, как вслед за ними приходили и первобытные люди, смахивающие на обезьян. Они внимательно прислушивались к указаниям природы и наблюдали за приметами, но не были рабами ни духа бурь, ни его предупреждений. Было известно, что и облик, и действия дикого вепря полны злобы, но еще не стало открытием, что его злобности можно противопоставить сознательные действия человека. Иными словами, начатки религии еще не действовали. Возможно, ближе всего к религии люди были в момент смерти, поскольку было ясно, что покойник должен взять с собой в неизвестную дорогу пищу и оружие, чтобы защищаться. Его хоронили в особой позе, голова его покоилась на каменной подушке, рядом ставили несколько горшков с едой, клали копье и самые любимые украшения, например резные раковины или ожерелье.