Страница 61 из 71
—
Вот-вот… Надо было торопиться, поэтому вы и не успели. Пойдемте в зал, надо занять места… Совещание уже скоро начнется.
Следя за своим невысоким и полноватым председателем, Бизья робко вступил в зал. Сели в партере. «Удивительно большой клуб, — размышлял старик, поглядывая по сторонам. — Столь огромного здания я не смог бы построить даже за всю свою жизнь. — Да, коллектив— это сила: может сотворить такое, что человеку, скажем, подобному мне, и в голову никогда бы не пришло. Сколько же сюда вмещается людей? Наверняка, никак не меньше тысячи. А интересно, вон тот желто-коричневый занавес с кистями внизу — сколько рублей он может стоить? Должно быть, самое малое — с тысячу. А на сколько потянет это мягкое кресло? Положим, рублей двадцать. Умножим это на тысячу. Ой-ей-ей, это же двадцать тысяч получается… Что ж, государство богатое, если может пойти на такие расходы. И вот здесь, в доме, какого и во сне не увидишь, сидят люди, такие же, как Бизья Заятуев!» И старик, ощущая в себе чувство гордости, взволнованно кашлянул в кулак.
—
Очень большое здание, — проговорил он с лукавой улыбкой.
—
Пожалуй, не меньше того клуба, который вы полагали строить, верно? — усмехнулся в ответ Банзаракцаев.
—
Перестань, Андрей Дармаевич. Это все равно, как сравнивать корову с мышью, — и старик, зажмурив глаза, рассмеялся.
А побывали бы вы в Кремлевском дворце съездов! Я там в прошлом году смотрел концерт. В перерыве я отправился осматривать дворец. И что вы думаете, дядюшка?
Я
заблудился. Туда-сюда — бесполезно. Заблудился самым настоящим образом.
—
Если бы на улице, то еще понятно… Может, прибавляете, товарищ председатель?
—
Правду говорю — заблудился.
—
Грамотный человек, разговаривать умеете, и вдруг… Заблудиться в доме, пусть даже и большом… это как же можно? Ей-богу, не понимаю, не верю, — продолжал сомневаться старик.
—
Вот, Бизья Заятуевич, чтобы поверить в такое, надо увидеть своими глазами, потрогать своими руками.
Вскоре занавес, колышась и сверкая, разошелся и открылась сцена, залитая ярким светом. Из-за середины длинного стола, покрытого красным сукном, поднялся мужчина — довольно уже седой, дородный и внушительный на вид. Взял в руки колокольчик, позволил и, когда в зале установилась тишина, сняв очки, положил их перед собой и объявил совещание передовых строителей республики открытым. «Удивительно, что у начальников голоса не как у обыкновенных людей — звучные, властные. Вот и лампы раньше тем же отличались. Конечно, разве сможет сказать людям что-то внятное тот, у кого слабый или писклявый голос… У этого начальника такой голос, наверно, не с самого рождения. Это все потому, что они часто выступают с речами перед народом. Кто никогда не брал в руки топор, тот не сумеет даже ободрать кору с дерева», — размышлял меж тем старый Бизья.
—
Узнаете, кто это? — толкнул его локтем Банзаракцаев.
Старик лишь пожал па это плечами.
—
Разве не узнаете? Вглядитесь получше… Неужели не помните?
Бизья, прищурясь, подался вперед, присмотрелся внимательнее и вдруг узнал.
—
А! — чуть, было не сказал во весь
голос,
но председатель успел схватить его за запястье: «Тише».
Старик поспешно прикрыл рот ладонью и, словно набедокуривший ученик под взглядом строгого учителя, весь сжался, стараясь сделаться незаметнее. Когда же несколько сидевших впереди человек обернулись в его сторону, ему и вовсе захотелось провалиться сквозь землю. А всё вышло из-за председателя: если б он не полез со своими вопросами, то ничего бы и не было. Бизья сейчас был сердит на него: «Зачем ему понадобилось спрашивать? Или он все подшучивает надо мной? Теперь пусть хоть спрашивает, нарочно буду молчать, будто в рот воды набрал».
Огласили состав президиума. Среди названных был и Шоноев. Проходя мимо Бизьи и Банзаракцаева, он поздоровался, подняв руку, как это делают военные. «Ага, Андрей Дармаевич, дома-то вы всегда в президиуме сидите, а на этот раз вам придется посидеть тут, рядом с Бизьей Заятуевым. Среди нас-то вы орел, а здесь — самая простая птица…» — злорадно подумал старик, и ему стало значительно легче.
—
Ну, узнали? — опять взялся за свое председатель.
Старик Бизья кинул на него укоризненный взгляд
и отвернулся, наблюдая, как члены президиума занимают свои места. Банзаракцаев, разгадав его мысли, улыбнулся, пригладил волосы и снова спросил:
—
Так кто же это, по-вашему?
В зале в это время стоял шум. Бизья, в котором раздражение уже улеглось, вдруг решился и, глядя на Банзаракцаева виноватыми глазами, шепотом начал рассказывать:
— Прошлым летом строил я кошару на полевом стане Уладана, и вдруг подъехал на легковой машине вот этот самый человек. Я на него даже внимания не обратил — мало ли кто мимо проезжает. Был он в простой одежде, в сапогах. А он начинает расспрашивать о работе, о жизни. «Вы один тут работаете?» — говорит. Я отвечаю, что Данзан, мой напарник, отправился на центральную усадьбу колхоза за продуктами. Завтра, мол, должен вернуться. «Когда он ушел?» — «Вчера». — «Чтобы сходить за десять километров, ему нужно три дня?» — «Он ведь молодой еще, Данзан-то. Поскольку парень еще не в аду, пусть немного развлечется», — говорю, — «А вашей работе это не помешает, Бизья Заятуевич?» — «Нет. Старики ведь спят мало, поэтому я успеваю отработать и за него», — отвечаю ему. И тут, глядя на меня снизу вверх, он вдруг громко рассмеялся. Потом говорит: «Дайте мне топор. Давненько уже не держал его в руках. Хочется поразмяться». Я свой-то пожалел, протянул ему топор Данзана. Смотрю — он очень ловко рубит. Ну, потом сели мы с ним, попили чай из моего чайника. Он так хорошо и понятно рассказал мне о жизни в других районах и о том, что сейчас в мире творится. Потом он начал собираться в путь. У нас, бурят, есть одно плохое обыкновение: встретятся и, не успев спросить, кто, чей и откуда родом, сразу начинают рассказывать друг другу новости, всякие были-небылицы. С тем и расходятся. А у русских совсем иначе: сначала поздороваются за руку, назовут свои имена, познакомятся… Поэтому я и спросил у него: «Вы кто будете-то и чей сын? По какому делу и куда едете?» Человек этот смеялся до слез, потом сказал: «Я секретарь обкома Мункоев». Я тут растерялся, стою и не знаю, что сказать и что надо делать. А он пожелал хорошей работы, счастливой и долгой жизни, пожал мне руку и умчался…
— Увидят, что мы шепчемся, и назовут нас с вами нарушителями порядка. Давайте-ка слушать, — сказал Банзаракцаев и сел прямо.
В этот момент снова зазвенел колокольчик. Бизья поднял голову и увидел, что в президиуме, позади красного стола, сидит уже множество людей. Совещание продолжилось. Секретарь обкома, о котором Бизья только что рассказывал, направился к трибуне, и старик тотчас узнал его слегка переваливающуюся походку и покачивание головой с боку на бок. Наблюдая, как крепким хозяйским шагом Мункоев идет мимо стола президиума, Бизья вдруг ощутил радость, словно встретил давнишнего друга. Старик тихо засмеялся, кивнул головой и мысленно поздоровался: «Здравствуй, товарищ Мункоев!»
Старик хоть почти не знал русского языка, но речь Мункоева сначала старался слушать очень внимательно. Но затем две бессонные ночи, пережитые волнения, а также отсутствие привычки сидеть на собраниях и совещаниях— все это вместе взятое и явилось причиной того, что старик Бизья постепенно впал в довольно-таки неприличное состояние. Сначала он принялся зевать до
хруста в челюстях. Но, начав задремывать, Бизья спохватился и стал больно щипать себя за ногу. Тщетно. Банзаракцаев насторожившийся с того момента, как старик взялся клевать носом,
толкнул его в
колено и не без ехидства шепнул:
— Вы вздремните, ничего страшного.
—
Ы? — старик тотчас очнулся.
—
Говорю, вздремните. Но не вздумайте храпеть среди такого множества людей или, не дай бог, сотворить что-нибудь похуже.