Поклон старикам

—

У каждого дерева своя особенность, свой нрав, Данзан, — поучал старик и наставительно поднимал при этом палец. — Не следует бездумно набрасываться на бревно, едва его прикатят. Прежде с деревом надо познакомиться, разглядеть в нем все извилины, все сучки и изъяны. Начинаешь рубить — не спеши, не орудуй абы как. Далее, когда опускаешь топор, успевай выдохнуть, умей расслабиться, чтобы дать себе отдых в этот момент. Резвый конь бежит ровно, расстояния покрывает большие. Вот потому учись работать спокойно и аккуратно.

Старательно следуя советам старого мастера, Данзан мог теперь, если нужно, без труда срубить дом и в одиночку. И все же он сознавал, что до учителя ему еще далеко. Бизья же мечтал воспитать мастера, не уступающего ему самому, и поэтому, принимая работу

своего ученика, старался не ворчать, не придираться, а спокойно и доброжелательно объяснял, что, где и как можно сделать лучше. А если уж замечал сделанное из рук вон плохо, быстренько исправлял сам. И в таких случаях Данзан, парень самолюбивый и упрямый, злясь в глубине души, сжимал зубы и с еще большим рвением брался за работу.

—

Ты, Данзан, не пугайся того, что можешь отстать от меня, а старайся делать свое дело добросовестно, без спешки, понял? Конечно, мы не станем винить друг друга, если вдруг, не дай бог, испортим какое-то бревно, сделаем материал негодным. Но те, кто будут жить в плохо построенном нами доме, станут всю жизнь вспоминать недобрыми словами Бизью Заятуева и Данзана Ашатуева, будут проклинать их и презирать. Видит бог, мне старику, вовсе не хочется прослыть в конце жизни обманщиком и недобросовестным человеком, — так гневно сказал однажды Бизья своему молодому помощнику, когда тот, неверно выведя угол дома, уперся на том, что один закошенный угол из четырех — это еще не беда, сойдет, мол, и так. Слушая гневную тираду старика, он, с силой потирая затылок, словно желая похвалиться игрой мышц мощной руки, пробурчал:

—

Ладно, понял, дядюшка.

Больше в тот день он не сказал ни слова, будто в рот воды набрал. И с тех пор за ним подобного случившемуся не замечалось…

В небе стояло облако, пухлое, словно раскормленная свинья. Над ним, как бы оседлав его, пылало солнце, яростное и до того беспощадно обжигающее, будто оно задалось целью заставить строителей спрятаться в в тень или же прогнать их на обеденный перерыв.

—

Черт побери, вот жара так жара, — проговорил Данзан, устало вытирая пот и бросив вопрошающий взгляд на старшего товарища.

— Вот что, дружок, — сегодня мы должны поработать как следует. Потому что завтра я с председателем нашим, Банзаракцаевым, уезжаю на несколько дней в город, — ответил ему Бизья.

—

Да ну?! — сказал Данзан, и по тону его не понять было, огорчен он, обрадован или же удивлен.

—

Заставляют. Большой начальник из района сидит у председателя. Никак, понимаешь, не смог я отвертеться.

—

Чего ж лучше — езжайте. У зятя вашего, Гоши,

погостите. Внуков повидаете. Уж я бы на вашем месте, сам себя нахлестывая, помчался галопом, — засмеялся

Данзан.

—

Оно, конечно, так, да вот только Улан-Удэ город большой, столица, где я там зятя своего отыщу? Ходить там один я ни за что не смогу…

—

Э, пустяки, — Данзан, опираясь одной рукой о топорище, второй сделал пренебрежительный жест. — Узнают ваши, что вы приехали, сами отыщут. Не беспокойтесь, положитесь во всем на председателя — он вам сразу найдет все, что надо.

—

Действительно… — без особой радости протянул старик. Он имел основание полагать, что зять и дочь вряд ли встретят его как отца. Нет, на это не стоит даже надеяться. — Так, — заговорил он окрепшим голосом. — Дело твое — отдыхать до моего возвращения или продолжать работать. Вон там, за пилорамой, сгрузили материал как раз на целый дом. Бревна неошкуренные, с корой. Будет время, ты их обработай-ка, хорошо?

В

этот день они трудились до самых сумерек. Непривычно взволнованный возвращался вечером домой старик Бизья. Ноги сами несли его, легко и поспешно. Никого и ничего вокруг не замечая, вышагивал он, чуть сгорбленный, держа топор за спиной. «И в самом-то деле — ведь там кровь моя и плоть, почему бы мне не повидать их. Я ж не суслик, который от норы своей никуда. Провести всю жизнь, ни разу не отдаляясь от берегов Исинги, — так тоже неправильно. Чем я хуже того же Ендона Тыхеева? Косоглазый Ендон, едва надумает куда ехать, такую суету поднимает, так сразу весь взбодрится, что не удержишь на месте, как застоявшегося жеребца. Наверно, в этом что-то есть. Вот и я уже чувствую в себе какое-то нетерпение. Посмотрю-ка, что это такое — совещание. Расходов не бойтесь, там вам заплатят, — обнадеживал давеча Данзан. Что ж, это хорошо — съездить задаром, кое-что увидеть. Ну, может быть, самое большое придется потратить двадцать-тридцать рублей. Это не так уж страшно… Не бычка же лишаюсь и не свиньи. К зятю с дочкой зайду…» Вот с такими, примерно, мыслями он и дошел до дому.

—

Что это с вами сегодня? — Норжима тотчас заметила его состояние и немало изумилась, — Глаза блестят и в дом ворвались почти бегом…

Старик, как бы не слыша обращенных к нему слов и солидно откашлявшись, прошел и достал из-под топчана чехол для топора, надел его на лезвие и спрятал инструмент в изножьи топчана…

«С чего это он вдруг прячет топор?» — подумала удивленно Норжима. Она собиралась было отведать только что сбитое свежее масло, но, прихватив его на

палец, так

и забыла донести до рта — столь велико было

ее

изумление. Заметив это, старик напустил на себя еще более загадочный вид, сел на топчан, закинул нога на ногу — точь-в-точь, как это делал всегда Ендон, — и тяжко вздохнул, озабоченно потирая шею. Все это выглядело внушительно и таинственно. «Может, любовь ко мне вдруг пробудилась в нем или же дорогой подарок мне приготовил», — мелькнула мысль у женщины, и горячая волна мимолетно прошла по ее телу. Норжима, словно обретя вдруг давно утраченную молодость, проворно метнулась обратно и с новой силой принялась взбивать масло.

—

Норжима, достань-ка из сундука мою новую нижнюю одежду, — послышался из полутьмы негромкий голос. — И мыло и полотенце тоже понадобятся.

—

Что, что вы сказали?

Бизья все тем же спокойным тоном повторил свою просьбу.

—

Так ведь баня-то сегодня не работает.

—

А

зачем мне баня. Разве в Исинге воды не стало?

—

С ума сошли — ведь вечер уже, прохладно

стало…

—

Ничего, ничего, делай, что говорят. Сейчас самое время для купания. Вода теплая, да и берег безлюдный…

Все еще пребывая во власти прежних мыслей, Норжима поспешно извлекла все требуемое.

—

Пойдем вместе. Спину мне потрешь.

—

Бог с вами, что это говорите-то? — изменившимся голосом произнесла совершенно ошеломленная Норжима. — Отродясь я ни одному мужчине не терла спину. Совсем уж совесть потеряли, если предлагаете мне такое. Я ж со стыда сгорю.

—

Не бойся, ничего нового ты не увидишь, — хладнокровно отвечал старик. — Уже стемнело. Потрешь мне спину — и все дела. Ну, пошли, что ли…

Когда они вернулись с купанья, их ждал слегка хмельной Ендон Тыхеев.

—

Пригнал я коней на берег и вдруг слышу — какая-то огромная рыбина играет у берега. Вот и прибежал к тебе, чтобы предложить порыбачить вместе. А оказывается, это вы там резвились, — захохотал Ендон.

«Это ж подумать только — нюх на всякие пакости у этого Ендона, как у охотничьего пса. Ох, стыд-то какой?» — подумала Норжима и быстренько юркнула в дом.

—

Почему ты подглядываешь, когда люди купаются? Ей-богу, получишь ты у меня сейчас промеж глаз! — не на шутку обозлился Бизья.

Зная тяжелую руку плотника, Ендон сделал шаг назад и извиняющимся тоном сказал:

—

Экий горячий, уж и слова тебе не скажи. Я ведь понял, что это ты купаешься, а не кто иной. Слепой бы догадался. Ты, Бизья, не сердись на меня. Я специально пришел, когда услышал, что ты едешь в город. Я немало поездил по свету, потому и хочу перекинуться с тобой двумя-тремя словами.