Страница 36 из 142
— Распорядок… может быть, нужно еще раз все проверить?
Последовала длинная пауза, после чего тот же человек заговорил снова.
— Тут очень жарко. Пожалуй, я выпью воды.
Они услышали звон стаканов, звук льющейся воды, затем долго было тихо, а потом раздался щелчок, а после него — жужжание.
Санчес нагнулся и нажал кнопку перемотки вперед. На пленке была записана тишина, нарушаемая только приглушенным жужжанием, а потом опять послышались голоса, но на этот раз они звучали очень тихо, искаженные слова были едва слышны.
— Ваше здоровье.
— Ваше здоровье.
— Ваше здоровье.
После этого последовала еще одна пауза и раздался тихий голос:
— Теперь нам придется вас покинуть. Нам еще долго ехать на север. Водитель отвезет вас в безопасное место.
И снова наступила тишина.
Санчес еще немного подождал, чтобы удостовериться в том, что разговор закончен, и услышал, как ему показалось, тихий звук закрываемой двери. Он наклонился и выключил магнитофон.
Фолькманн просмотрел пометки, которые он раньше сделал на страничках своей записной книжки — это была стенограмма разговора. Санчес спросил, что означает слово «Бранденбург». Эрика объяснила, что это название города, расположенного к западу от Берлина, а также название немецкой земли, которая раньше включала в себя часть территории Берлина. Знаменитые Бранденбургские ворота, которые находятся неподалеку от Рейхстага, старого здания немецкого парламента, раньше были границей между двумя землями.
Выслушав ответ, Санчес кивнул и почесал затылок. Видно было, что он в замешательстве, а это объяснение никак ему не помогло. Он был абсолютно сбит с толку.
Они обсуждали запись в течение предыдущего часа, прокручивали ее снова и снова, но там не было ничего, что могло бы стать зацепкой, ничего конкретного, ничего, что подтолкнуло к дальнейшим действиям.
Фолькманн попытался сосредоточиться на пленке. Он решил, что говорили три разных человека, и стал прислушиваться к интонациям, к словам, к тембру голоса каждого из них.
— А ваше путешествие, все уже организовано?
— Мы уезжаем из Парагвая шестого.
Шестого. Это же сегодня!
Фолькманн попросил Санчеса еще раз перемотать пленку, чтобы прослушать этот момент. Он снова вслушивался в тихий голос, тот же голос, который позже произнес:
— Теперь нам придется вас покинуть. Нам еще долго ехать на север.
Север… что за север? Они уже много раз обсуждали это с Санчесом. На севере Парагвая находилась большая территория — джунгли, болота и островки скал. Эта местность называлась Чако. Санчес показал этот район на потемневшей от никотина карте на стене.:
На север… это же может означать и на север от границы: Бразилия, Боливия. Или просто пригород к северу от города. Это может значить что угодно.
Взглянув на Санчеса, Фолькманн попросил:
— Царкин… Тот старик, который покончил жизнь самоубийством. Расскажите мне, что вы о нем знаете.
У Санчеса на столе лежала открытая папка с делом о самоубийстве старика — отчет патологоанатома, письмо из отделения онкологии частной больницы «Сан-Игнасио». Вкратце описав Фолькманну и девушке ситуацию, Санчес снова посмотрел на папку.
— Все, что мне известно на данный момент, указано в отчете, подготовленном на прошлой неделе. Этот отчет я писал после расследования самоубийства. Старику было восемьдесят два. Отошедший от дел бизнесмен. Гражданин этой страны — уже много лет. Бывший директор многих компаний. 23-го ноября его лечащий врач из больницы «Сан-Игнасио» сказал, что жить ему осталось не более двух суток. У него был рак желудка. Открылось сильное кровотечение. Его лечащие врачи не удивились, узнав о том, что он застрелился. Он страдал от сильных болей и очень ослабел, несмотря на лучшие лекарства.
— Вы уверены, что это было самоубийство?
Санчес кивнул. Зевнув, он прикрыл пухлой рукой рот и несколько раз зажмурился, чтобы взбодриться.
— В этом нет никаких сомнений. В момент смерти он был в комнате один, а учитывая заключение о его болезни, вряд ли кому-то нужно было торопить события. Но сейчас речь идет о другом. Я попросил одного из моих сотрудников узнать побольше об этом сеньоре — Николасе Царкине. Все важные документы в иммиграционном отделе проверят, как только отдел начнет работать, — завтра утром. Мои сотрудники также проверяют дом Царкина. Возможно, там сохранились кое-какие бумаги. Хоть что-то, что может нам помочь.
Фолькманн посмотрел на детектива.
— Вы сказали, что в кабинете, где нашли тело, был открыт сейф. А в камине было много пепла.
— Si. Но так иногда поступают люди перед тем, как покончить жизнь самоубийством. Они уничтожают личные письма и некоторые вещи. — Санчес поморщился. — В особенности, если им есть что скрывать. А в случае с Царкиным, судя по всему, именно так и было. — Санчес немного подумал и продолжил: — Когда Руди приехал в дом Царкина, он был немного взволнован. Он очень интересовался этим стариком, но пытался этого не показать. По крайней мере, я тогда так подумал. Да, и кое-что еще. Я вышел на несколько минут из кабинета, где лежало тело старика. Мы ждали, пока его заберут в морг. Когда я вернулся, Руди как раз положил телефонную трубку. Сказал, что звонили из газеты. Но я в этом не уверен. Мои детективы этим тоже занимаются. Кроме того, мы проверяем, какие звонки были сделаны из дома Царкина в последнее время.
За окном все еще было темно. Санчесу едва удавалось держать глаза открытыми, и только то, что он непрерывно курил, помогало ему не уснуть. Он должен был уйти с работы в пять вечера. Но, как это часто случается в работе полицейских, он никогда не мог заранее все планировать. Днем он позвонил жене и предупредил, что задержится, еще не зная, насколько задержится, но уже предполагая, что это произойдет.
Еще раз зажмурившись, Санчес потер глаза большим и указательным пальцами, чувствуя боль от усталости. Он попытался сконцентрироваться, еще раз обдумать запись разговора. Он искал какую-нибудь зацепку, что-нибудь, что помогло бы спланировать дальнейшие действия.
— Когда вы получите информацию об окружении Царкина? — спросил Фолькманн.
Подняв голову, Санчес пожал плечами.
— Иммиграционная служба начинает свою работу в семь утра. Тогда мы сможем проверить информацию о прошлом Царкина — когда он приехал в Парагвай и откуда. Но это может оказаться сложной задачей, на которую потребуется несколько дней. Кроме того, как только мои сотрудники освободятся, я распоряжусь допросить слуг Царкина еще раз. Может быть, они что-нибудь знают о своем покойном работодателе. Его деловые связи. Друзья. Люди, с которыми он общался.
Санчес посмотрел на часы. Было почти четыре утра. Он вспомнил фразу с кассеты, фразу, которую записала девушка.
— Мы уезжаем из Парагвая шестого.
С трудом поднявшись с кресла, Санчес потянулся. Сигаретный дым, заполнявший кабинет, разъедал глаза, но он погасил окурок и прикурил новую сигарету.
Подойдя к окну, он открыл его еще шире, но прохладой с улицы не повеяло; темнота снаружи была тихой и влажной, а под окном виднелись вяло свисавшие пальмовые листья. Ниже по улице был виден угол пантеона с розовым куполом, сооруженный на Плаца де Герос — мрачного памятника убитым в давних битвах. Памятник был освещен, и возле него всегда стоял почетный караул. Два солдата, замершие у памятника, должно быть, очень устали. Настолько же устали, как и он сам.
Вздохнув, он снова попытался сосредоточиться, молча затягиваясь дымом и глядя на улицу. Он увидел, как невдалеке, возле гостиницы, остановилось такси, из него вышли четверо — двое мужчин средних лет и две молодые женщины. Они направились к входу в гостиницу. Мужчины были хорошо одеты, но плохо стояли на ногах, а девушки, обе в ярких вызывающих платьях и на высоких каблуках, радостно улыбались.
«Бизнесмены, — подумал Санчес. — Наверное, они возвращаются из ночного клуба. А женщины, должно быть, проститутки». Санчес почесал заросший щетиной подбородок, глядя, как отъезжает такси. После нескольких минут молчания Санчес наконец обернулся и увидел, что Фолькманн и девушка смотрят на него с удивлением.