Страница 29 из 53
Всё обошлось, через две недели они уже были в зимовье, парились в бане и вернулись в посёлок с тем малым количеством металла, который взяли с собой.
Оправившись, Василий Еремеевич с двумя казаками при четырёх лошадях вернулся на это место, но тайник был пуст. Тимофей же исчез и более по жизни Василий его не встретил.
— Так он вас обворовал? — спросил один из слушателей.
— Выходит так. Но с этим человеком я ещё встречусь...
Все зашумели. Конец истории был не дай Бог кому из слушавших. Каждый подумал: а вдруг среди его близких и доверенных людей есть такой Тимофей.
Когда промышленники разбредались по нумерам, тот, что был примечен Василием Еремеевичем вначале, остановил его и сказал:
— У меня был случай чем-то очень похожий. Всё было по-другому, но результат тот же. А у меня на новом прииске проблема та же. Доставить груз, — и, икнув, уважаемый страдалец врубился в косяк двери, набив себе изрядную шишку.
Фраза, сказанная пьяным страдальцем, очень заинтересовала Василия Еремеевича. Утром, когда лучшие люди, приходя в человеческое обличие, в том же ресторанте поправляли здоровье за обильным завтраком, Василий пристал к столу давешнего собеседника, представился, узнал, как того зовут, и отчество с фамилией. Фёдор Фёдорович Долгорукий — так представился собеседник — был известнейшей личностью из семейства князей Долгоруких. Василий по молодости многих из них знал и по форме лица и каким-то неуловимым чертам однозначно понял, что перед ним действительно человек из семьи Долгоруких. Он не стал спрашивать о том, как потомок княжеского рода оказался золотопромышленником. Его интересовал случай, похожий результатом на рассказанный давеча. Фужер хлебной Фёдор Фёдорович предварил капустным рассолом, заев его жирным куском свинины.
После первой похмельной разговорились. Собеседник по разговору Василия Еремеевича понял, что в разговоре, случившимся сейчас, имеет дело не с мужиком или купцом, а с человеком, говорящим столичным говором, но много лет в ней не являвшимся. То, что Василий Еремеевич был когда-то офицером, Фёдор Фёдорович понял сразу, но ничем этого не выдал. Разговор за столом приобрёл доверительный характер после шампанского и ещё одной бутылки белого вина. Многие покидали ресторацию, а эти двое приказали сменить стол и продолжали неспешную, но забористую, судя по восклицаниям, беседу.
Его визави имел шесть крупных приисков, на которых управляющими были дипломированные горные инженеры. При них на хозяйстве поставлены были вольноотпущенные после 1861 года и служивые в армии капралы из бывших вотчин Долгоруких. Эти люди, лично преданные княжескому семейству, знали дисциплину, остались в живых при жестоких боях с турками и бунтовщиками. Они пользовались безграничными доверием хозяина и приглядывали за всеми, кто работал на приисках, не исключая горных инженеров, при которых и состояли якобы в подчинении. Так вот при одном отставном капрале на посылках был оборотистый парнишка Лёха, семнадцати лет. Крепкий, скорый на работу — из староверов. Взяли его на прииск по рекомендации Тимофея, что к бобылке Марусе прибился. Да их тут все знают.
Василий Еремеевич внутренне ойкнул, и что-то недоброе откликнулось в его чёрной душе.
Караван с золотом прииска, имевший серьёзную охрану из двадцати забайкальских казаков, через четыре дня пути был полностью расстрелян у Чёрного камня, что в долине у Хомолхи. Их нашли через три дня, когда караван не появился у якутского стойбища, где был сам хозяин с десятком казаков. Возле этого камня были разбросаны трупы людей и лошадей. Капрал был приколот к листвяку тунгусским копьём. Сапог на ногах не было, как их не было и у остальных мёртвых казаков.
Покуда разбирались, сносили трупы в одно место, ладили кресты, Фёдор Фёдорович понял, что золотце его более 20 пудов[43] исчезло. По следу послал двоих бравых казаков, которые через день вернулись ни с чем. След оборвался у плотогонной реки. Однако они сказали, что ватага, напавшая на караван, судя по следам и приметам, состояла из якутов, китайцев и русских. На их стоянке они обнаружили очень уж разные следы. По мысли следопытов грабителей было не менее полутора десятков душ. Фёдор Фёдорович заметил, что на этом прииске он потерял уйму денег, но не разорился, имея другие дела, что перекрыли убытки.
Что интересно, одного человека нашли не в себе, но всё же живого. Это был тот самый Лёха, что состоял при капрале. Ещё интересней было то, что казаки были постреляны картечью и добиты дубинками, а парень этот — порядок, имел разбитый дубиной лоб и 5 ножевых ранений. Потерял много крови, а когда в посёлке его пользовал лекарь, то заметил, что ни от одной из этих ран он умереть не мог. Порезы были лёгкие. А рана на лбу — содранная кожа, даже шишки не образовалось. Когда его нашли, он был весь окровавлен, лежал у ручейка, но был живой и почти ничего не помнил. Он ехал сзади за охранными казаками, остановился до ветру. Караван ушёл вперёд, а когда он стал его догонять, раздались частые выстрелы, на него кинулся человек, ткнул ножом и ударил чем-то в лицо. Очнулся он, идти не мог, дополз до ручья. Там его и нашли.
— А где теперь этот парень? — спросил Василий Еремеевич.
— Вылечили его и приставили в другую нашу артель, что моет золото на Ольховском прииске.
Фёдор Фёдорович посетовал, что разгром его каравана с золотом вылился ещё и в большие траты на похороны и воспомоществование вдовым, кто был женат, и на детишек, а по неженатым пришлось давать деньги родителям.
Одного паренька пришлось сдать в приход г. Иркутска и дать денег вперёд за пять лет на его содержание. Мы же христиане и должны печься о людях убиенных и их потомках. Службу в храме Иркутска заказывал по всем канонам по невинно убиенным.
Фёдор Фёдорович вздохнул. Они, не чокаясь, выпили. Долгорукий задумался, а Василий соображал, что из рассказа следует. В артели был соглядатай, и именно он остался жив. А тот ли Тимофей, что был при нём в его деле, когда он также остался без золотника, это следовало бы проверить, да и про Алексея узнать поболее. Далее беседа пошла о ценах на золото, податях, порядках у чиновников. Договорились быть товарищами в деле. С тем и разъехались.
Федька Корявый и Тимоха
Тимоха двигался вверх по распадку.
Ручеёк на быстрике звенел среди валунов и глыб, неслышно, степенно и тихо вливался в расширения долинки и беззвучно нёс свои воды до следующего сужения с перекатом, миновав улово[44]. Под перекатом и в его начале старатель набирал из воды или побочня породу и промывал её в деревянном лотке до тех пор, пока на дне его не останется красновато-чёрный шлих.
Тряхнув напоследок лоток так, что этот шлих рассыпался на одной из двух плоскостей лотка, он внимательно его разглядывал. На чёрном фоне блестели красные кристаллы гранита, а у самого желобка он видел один, два, реже три-четыре мелких золотника или как их называют — знаки[45] золота.
По понятиям того времени, если в лотке единичные знаки (1–3 шт) или знаки (4–6) мелких золотин, то место это не даст промышленного металла. Однако если весь желобок сплошь покрыт золотинами — несколько десятков или сотен, то, возможно, искатель набрёл на золотоносный участок. Тем не менее участка не попадалось. Ни в одной пробе (он уже за день промывал двенадцатую), кроме знаков, ничего стоящего не обнаружилось.
Солнце перевалило зенит и уже почти касалась верхних елей, обступивших ручей. Однако пора чай пить. Приглядев полянку у борта ручья, он сбросил котомку, положил лоток в ручей, залив его водой и пригрузив голышом, чтоб не всплыл. Лоток не должен высыхать на солнце быстро — растрескивается. Завёл костерок и подвесил чёрный, на две кружки, котелок. Достал чаю, сухарей и вяленой рыбки. Пока вода закипала, он с удовольствием ел рыбу с сухариками, сдабривая еду свежими листьями черемши. Сняв кипящий котелок и бросив туда заварки, он накрыл его шапкой.
43
20 пудов — 344 кг.
44
Улово — небольшое глубокое расширение.
45
Знаки — единичные очень мелкие золотины, по тем временам не дававшие весовых содержаний драгоценного металла.