Страница 39 из 53
Я обогнул мыс и перевел дыхание, прежде чем разглядеть следующий залив и следующий мыс. Проклятье! Этот участок тропинки был завален. На первый взгляд казалось, что осыпался щебень. Но подозрительным было то, что камни как будто были подобраны по величине и цвету. Нависшие странными кучками на самом краю тропинки, они качались под натиском ветра, который вихрем взмывал вверх, поднимая облака снежинок и мелкой каменной пыли.
Застряв на этом смертельном краешке полуострова, я старался приободрить себя мыслью, что теперь меня никто не сможет увидеть на Блэкстоуне. Я оторвал руку от скалы и медленно поднес ее к глазам, чтобы посмотреть на часы. А что, если они собрали все свои силы и прочесывают вдоль и поперек эту часть полуострова? Меня начало трясти от холода, ужаса и нерешительности, хотя решать тут было нечего. Нужно было идти вперед, и чем скорей, тем лучше.
Тропинка расширилась. По ней уже можно было идти обычным шагом, если прижиматься плечом к скале. Если бы я знал, что за пятна покрывают скалу, словно сифилис бледное лицо. Даже находясь в трех метрах от того места, я бы все равно не догадался, что подстерегает меня за поворотом. Это могла бы быть какая-то страшная опасность, или взрыв, или, может быть, от моего приближения к этому месту скала вдруг разлетится на мелкие куски. Надо мной и вокруг меня висели серые капли: огромная колония морских птиц укрывалась от шторма. Они как молнии набросились на меня, хлопая своими огромными крыльями. Быстрые серые тени носились каруселью вокруг меня. Они обороняли свою скалу, которую давно заселили и куда каждый год прилетали гнездиться. Они атаковали меня, каркая, крича, царапая когтями и толкая меня своими гигантскими крыльями в надежде, что я свалюсь вниз или улечу.
Пробираясь через колонию птиц, я разодрал в кровь руки и собрал на своей одежде всю тину, слизь и грязь старых гнезд. Я давил их своими ногами, поскальзываясь в грязи и птичьем помете, накопившемся здесь за несколько веков.
Я закрыл глаза. Я боялся повернуть голову, чувствуя, как птицы крыльями бьют по моим плечам и разрывают одежду клювами и когтями. Я спешил как только мог, не рискуя даже повернуться и посмотреть на круговорот морских птиц, суетившихся в расщелине и насмехавшихся надо мной. Ветер продолжал свою разрушительную работу. И вот уже его новые вихри разнесли во все стороны раздавленные мной гнезда, разбили их остатки о скалу и превратили в пыль, осыпая ею птичью колонию.
Впереди меня замаячил прибитый кусочек заржавленной жести, и я попытался себе внушить, что с этого места дорога будет гораздо легче. Мне предстояло одолеть еще один мыс, но это уже был пустяк по сравнению с тем, что я уже прошел. Тропинка постепенно поднималась вверх до самого края скалы. Я сел на тропинку, уже не замечая ни грязи, ни колючек. Только здесь я впервые услышал, как я лихорадочно дышал от волнения и как билось мое сердце — так громко, что заглушало рев волн, накатывающихся на каменистое побережье в тридцати метрах подо мной.
Отсюда я мог рассмотреть всю северо-западную часть полуострова. Но то, что я увидел, мне вовсе не понравилось. Шторм, который бушевал внизу, накатывая волны на скалу, немного утих наверху. Видимость улучшилась, и между порывами ветра можно было разглядеть все на расстоянии более километра. Если они были у меня на хвосте, теперь они могли меня заметить и подстрелить, как куропатку. Я встал и пошел дальше. Я заставлял себя ускорить шаг, хотя кошмарное путешествие по скале оставило меня совсем без сил на новые рекорды.
От вершины скалы мой путь пошел под гору. С этой стороны скалы мир был белым, со множеством оттенков коричневого цвета: папоротник, вереск, черника, а еще ниже по тропинке — торфяные болота. Все это было безжизненным, все это было занесено сугробами снега, который засыпал и глубокие овраги, подчиняясь порывам ветра. Своим появлением я встревожил шотландских куропаток. Они поднялись в воздух, крича «Уйди-уйди!» Эти звуки я помнил с детства.
Я уже представлял себе, что тропинка ведет между сосен к какой-нибудь маленькой ферме. Я пообещал себе уже целую гору шоколада, который я никогда не ел. Я маршировал, как солдат, механически двигая ногами и уже на задумываясь, сколько и где мне еще идти. «Все, что мои солдаты видели в России, — это ранец впереди идущего солдата», — сказал Наполеон, словно невежественная чернь помешала его попытке дойти до Санкт-Петербурга и курортов Черного моря. Я повернул к торфянику.
Лучи солнца пробили брешь в облаках и осветили золотым светом близлежащие холмы. Тропинка проходила по холмам. То поднимаясь, то опускаясь, она достигала самого побережья моря, где вскоре бесследно исчезла. Тучи сгустились, и ветер снова начал праздновать свою победу. Заметить пешеходный мостик оказалось совсем непросто. Он представлял собой наглядный образец мастерства ковки стали викторианских времен. Две цепи через ущелье держали стальные перекрытия с орнаментом. Сверху на перекрытия были привинчены деревянные половые доски. Небольшие чугунные подпорки в виде стилизованных дельфинов поддерживали два стальных каната, которые были закреплены в скалах по обе стороны ущелья и служили поручнями. По крайней мере так мостик мог выглядеть в рекламном проспекте. Теперь поручни провисли над ущельем, а одна опорная цепь ослабла, от чего весь каркас моста стал неустойчивым. Он стонал и качался под порывами ветра, проходившего сквозь дыры в полу и свистевшего, как гигантская флейта.
Дорога здесь была значительно легче, и она, конечно, не шла ни в какое сравнение с оставшейся позади меня негостеприимной тропинкой вдоль скалы над бушующей водной пучиной.
Теперь обратного пути у меня не было. Я вспомнил об этой метко стреляющей девице — портнихе для трупов и девочке по вызову для гостей, — и меня передернуло. Если бы ей больше повезло, и ее выстрелы из парника уложили меня наповал, обо мне бы в лучшем случае осталось только упоминание в каком-нибудь путеводителе по Шотландии — в главе «Меры безопасности для охотников-любителей».
Каким бы этот мост ни был, это все равно лучше, чем возвращаться назад.
Ветер с моря сдувал снег со скал и льда на них не было. Но переход через мост все равно казался довольно рискованным. Поручни остались только с одной стороны, а трос был ржавым. Мост опасно прогнулся под моей тяжестью и заплясал на оставшихся перекрытиях так, что я чуть было не свалился с него в бушующий океан. Однако мостик выдержал мой вес. Пока я медленно пробирался по мосту, хватаясь руками за стойки поручней, заржавленный канат встречал мои шаги душераздирающим визгом и ржанием. Без поручней пройти по мосту было бы крайне рискованно, особенно когда доски пола заходили ходуном и мост сильно накренился. Мне пришлось хвататься обеими руками, и когда я наконец перебрался через мостик, раненое предплечье снова начало кровоточить.
Я поспешил подняться на холм, пока меня кто-нибудь не увидел. Только спрятавшись в подлеске, решил остановиться. Я оглянулся на океан, бушующий в ущелье, и на близлежащую местность Блэкстоуна, насколько ее было видно сквозь вьюгу. Преследователей я не заметил, чему был очень доволен, поскольку в худшем случае мне бы пришлось разрушить мост, а это не так уж и легко.
Я снял рабочую робу, а затем кое-как стянул с себя и куртку. Я потерял много крови.
Мне понадобилось больше часа, чтобы пройти четыре километра. Солнце изредка прорывалось сквозь тучи и дарило свои лучи верхушкам деревьев. Наконец я вышел на дорогу, освещенную лучами солнца. Для меня она казалась чуть ли не автомагистралью с зонами отдыха, сувенирными магазинами и развязками дорог. Хотя на самом деле это была обыкновенная грунтовая дорога, или, как она называется в Шотландии, «дорога № 1»: через каждые двести метров кювет засыпан, чтобы разъехаться встречному транспорту.
Еще издали я увидел двух солдат, сидящих на обочине дороги. Они укрылись камуфляжными накидками, с которых быстро скатывался снег. Сначала я подумал, что они дожидаются попутной машины, но потом заметил, что у них полное боевое снаряжение. В руках они держали автоматические винтовки JIIAI, а у одного из них была рация.