Рассказ о шпионе

Отлично сработано, товарищи. Триумф пропаганды в действии. Дождь пошел сильнее, и я накрыл газетой голову.

Глава 15

«Общий ввод в бой в неблагоприятных условиях: во время военной игры вводятся в бой только силы и средства, находящиеся на борту.

Общий ввод в бой в благоприятных условиях: во время игры каждая из сторон усиливается подразделениями морского десанта или ВВС, привлеченных с других театров военных действий. Например, во время военной игры на Северном флоте советские морские силы могут быть усилены подразделениями Балтийского флота или польских ВМС.

Примечание: вышеперечисленных подразделений может быть больше, чем количества сил и средств, представленных на начало военной игры».

Если вы измеряете свою власть и успех продолжительностью комфортабельной поездки в центр города и обратно — а многие пользуются именно этим критерием оценки, — то в таком случае следующая пара часов была бы мерилом успеха для многих лондонских воротил и политиков.

Полицейская машина остановилась около ресторана в 1.45.

— Мистер Армстронг? — Это был человек около сорока лет, пальто расстегнуто, из-под него выглядывала полицейская униформа. Рубашка была белоснежной, а ее воротник скреплен золотой булавкой. Кем бы он ни был, он вряд ли стоял навытяжку на утреннем построении или проверялся участковым сержантом. Шофер тоже был одет в гражданское пальто, однако по его голубой рубашке и темному галстуку можно было предположить, что он был констеблем полиции.

— Возможно, — ответил я, все еще держа газету над головой, укрываясь от дождя.

— Вам привет от полковника Шлегеля. Мы приехали, чтобы отвезти вас в Баттерси. Там вас ждет вертолет, чтобы доставить в аэропорт. — Он сидел, не собираясь выходить из машины.

— Вы приехали сюда с инструкциями?

— Извините, сэр?

— С чего вы взяли, что мне нужно в Лондонский аэропорт? Кому это нужно?

— Тут что-то связано с этим рестораном, сэр, — ответил он. — Это дело спецслужб. А я просто исполнитель, который первым попался на глаза.

— А если я не захочу поехать с вами?

— Вертолет стоит уже целый час. Видимо, дело срочное. — Он посмотрел на небо. Дождь продолжал моросить.

— Например, потому, что я боюсь высоты?

Он начал понимать.

— Мне поручено только передать эту информацию и подвезти вас, если вы этого захотите. А что уж вы сами решите, меня это нисколько не касается. — Он поднял руку и показал неуклюжим жестом, что хватать меня ему не поручали.

— Хорошо, — сказал я, — поехали.

Он улыбнулся и открыл заднюю дверцу машины.

Вертолет был музейным экспонатом: на сине-сером борту летающего конька-горбунка королевских ВМС красовалось название устаревшей модели — «Уэстленд Дрэгонфлай». На нем не было никаких поручней, никаких опознавательных знаков, за исключением гражданского регистрационного номера и надписи «Не стой под винтом!» на хвосте.

Пилот появился как из-под земли. Он был одет в униформу военного летчика, с белесыми пятнами, оставшимися от отпоротых нашивок и знаков различия. Он сел на левое сиденье, как только машина остановилась около вертолета; а когда я забрался в кабину, мотор начал набирать обороты. Шум вращающихся лопастей и старого двигателя мешал разговору. Так что мне пришлось довольствоваться обзором больших труб электростанции Фулхэма, выпускающих облака белого дыма, заволакивающих реку под нами. Мы пролетели мимо моста Уондзуорт-Бридж, держа курс вдоль реки, вопреки инструкциям по безопасности полетов, которых для королевских служб не существует.

Приземлившись в аэропорту Хитроу на полосу для частных самолетов, мы с тем же пилотом пересели в легкий самолет «Бигл Поп». Буквально через час после расставания с Мэрджори у ресторана я находился над городом Рагби на высоте двух тысяч метров и поднимался все выше и выше. Мы держали курс на северо-запад и, судя по показаниям приборов, горючего нам хватило бы долететь даже до самых дальних Гебридских островов. На карте, лежавшей на колене пилота, были старые карандашные пометки маршрута, которые уходили как раз в том направлении и заканчивались на самом обрезе карты. Время от времени пилот ухмылялся, показывал пальцем на карту, а затем в окно, как бы объясняя, что мы пролетаем автомагистраль М1, или темно-серое пятно на горизонте, в котором можно было угадать город Ковентри. Он предложил мне сигарету, но я отказался. Я спросил его, куда мы летим. Он сдвинул на затылок свои наушники и приставил ладонь к уху, чтобы лучше слышать. Я спросил у него снова, но он пожал плечами и улыбнулся, словно я добивался от него прогноза результатов следующих всеобщих выборов.

Зимнее солнце беззаботно дарило свои золотые лучи тяжелым кучевым облакам, сгустившимся над Ирландией. Ливерпуль и река Мерси, забитая судами, проплыли под крылом правого борта самолета, а впереди заблестело, как дешевый медный поднос, Ирландское море. Полет через океан на одномоторном легком самолете никогда не был для меня большим удовольствием, но пилот улыбался, довольный тем, что быстро получил разрешение контрольной зоны и воздушный коридор без пересечений с перегруженными линиями гражданских авиакомпаний. Он набрал высоту, потому что теперь ему не мешали другие самолеты, и это меня вполне устраивало.

Я изучал карту. Электронное оборудование самолета было примитивным. По правилам визуальных полетов, мы должны прилететь к месту назначения до наступления темноты. Огромные очертания острова Мэн были едва видны на фоне хмурого океана. Но мы летели все дальше и не собирались приземляться в аэропорту Блэкпула, над которым как раз пролетали. Стрелки приборов показывали, что горючее уже на исходе, а мы все летели тем же курсом, которому следовали еще от Касл Донингтона. Мы пролетели над береговой линией Шотландии, над местом, похожим на подбородок человека, потом — над его носом, уткнувшимся в Гебридские острова. После полуострова Кинтайр наш путь должен пролегать над континентальной Шотландией. Потом начинаются острова и Атлантический океан, а затем — на последних каплях горючего и оборотах винта — мы достигнем Исландии. Мы, видимо, летели на какой-то остров или оконечность полуострова. Я надеялся, что он скоро выплывет из-за горизонта.

— Это единственное место, где можно уединиться, дружище, — сказал Толивер. Он взял графин с виски и снова наполнил мой бокал. — Грунтовая взлетно-посадочная полоса и посадочная площадка были построены здесь в 1941 году. Этот полуостров и соседние острова используются военными. На нескольких островах проводились испытания биологического оружия. Сибирская язва была самой стойкой… Нам сказали, еще лет сто будет держаться. А наше место используется для обучения секретных агентов: большое поместье, высокие скалы, заброшенные деревни — очень хорошие образцы местности.

Толивер ухмыльнулся. Однажды, много лет тому назад, в своей предвыборной обличительной речи (за что мы так любим политиков) один оппонент Толивера назвал его «говорящей картофелиной». Это была очень злая насмешка для него — человека с маленькими черными глазками, редеющими волосами и овальным лицом — неотъемлемой частью его живой натуры.

Он снова ухмыльнулся.

— То, что я собираюсь вам сказать, входит в контракт. Вы меня понимаете?

Я его отлично понял. Каждый раз, когда я давал эту чертову подписку о неразглашении государственной тайны, скрупулезно читал этот закон. Я кивнул головой и отвернулся к окну. Было уже темно, но на западе небо было еще розовым, на его фоне выделялись силуэты деревьев. За ними, как я знал, стоял самолет, надежно привязанный от порывов ветра, который с бешеной силой внезапно налетал из Атлантики. Но я видел не столько через окно, сколько отражение от его стекол. Пламя трепетало в камине позади меня, вокруг камина сидели несколько человек, которые пили и тихо разговаривали между собой, в полуха слушая разговор между Толивером и мной.