Рассказ о шпионе

Я хотел было встать, как вдруг меня остановила тревожная мысль. Я снова сел за стол и достал бумажник, вытащил из пластиковой оболочки свою карточку-пропуск и как следует рассмотрел ее. Она была правильной формы и размера. Она должна быть немного замусолена по краям от постоянного всовывания в прорезь автоматического дверного замка, что я делал сотни раз. Но эта карточка-пропуск ни разу не была использована для этой цели. Ее края были острыми, белыми и чистыми. Это была не та карточка-пропуск, которую мне выдали, моя карточка была у кого-то другого. У меня была подделка!

Придя к такому мрачному выводу, я растерялся и почувствовал себя совсем одиноким. Мой мир не был населен великолепными мудрецами и влиятельными старцами, как мир Ферди. У моих друзей хватало чисто житейских проблем: кто поможет в обслуживании нового «мерседеса» или цветного телевизора, где в июле теплее — в Греции или Югославии. И не более того.

Я посмотрел на часы. Сегодня был четверг, и я обещал встретиться с Мэрджори во время ленча и прослушать лекцию о моих обязанностях.

Я поднялся на ноги и подошел к стойке.

— Десять пенсов, — сказала девушка.

Я заплатил.

— Я же говорила, что ореховая котлетка вам понравится, — сказала она и поправила очки, чтобы лучше рассмотреть кассовый чек. Черт возьми, я съел эту жалкую лепешку, даже не заметив вкуса.

— Вам, видимо, кофе не понравился? — спросила она.

— Это кофе для анархистов? — спросил я.

— Оснований достаточно для ареста, — сказала она. Мне показалось, что я где-то уже слышал эту фразу. Или, видимо, кто-то вспомнил об этой шутке и воплотил ее в жизнь в этом кафе.

Она отсчитала мне сдачу. Около кассового аппарата стояло полдюжины банок для пожертвований для разных обществ и организаций. На одной банке была прикреплена фотография, на которой от руки было написано: «Сбор пожертвований на искусственную почку. Проявите великодушие к больным и пожилым Гампстеда». Я взял в руки банку и поближе рассмотрел фотографию искусственной почки.

— Это главная забота, — сказала девушка. — Наша цель — собрать до Рождества деньги на четыре искусственные почки. Каждую неделю мы передаем собранные деньги в госпиталь. С такой искусственной почкой можно жить даже дома.

— Да, я знаю, — сказал я и бросил сдачу в банку. Девушка улыбнулась.

— Люди с больными почками на что угодно пойдут, лишь бы достать такую искусственную почку, — сказала она.

— Видимо, так оно и есть, — ответил я.

Глава 14

«Наступающий. Для определения сторон, участвующих поэтапно в военной игре, сторона, вводящая свое подразделение в бой, называется наступающей. Сторона, против которой подразделение вводится в бой, называется обороняющейся».

Пожалуй, самым пустынным местом на земле является вестибюль большого госпиталя. Огромный и сложный викторианский дворец, в котором работала Мэрджори, представлял собой лабиринт из чугунных лестниц, каменных арок и коридоров с красивым орнаментом. От таких безжизненных предметов любой шорох отражался эхом, словно бесконечный прибой огромного моря. Однако персонал давно уже привык к этому. Медсестры в белых халатах, пахнущих эфиром, скользили мимо, толкая перед собой тележки с лекарствами, которые я не решился рассматривать. Когда наконец Мэрджори вышла, я порядком притомился, и мне очень хотелось выпить чего-нибудь взбадривающего.

— Ты можешь подождать меня на улице, в машине.

— Я сегодня без машины.

— В моей машине. — Мэрджори была одета в розовое шерстяное платье с короткой юбкой — вместо одного из своих темных костюмов, которые обычно надевала на дежурство. Она повязала черный шелковый шарф и одела плащ.

— У меня нет ключа от твоей машины, — сказал я.

— Тогда подожди около машины.

— Ты что, забыла? Ты же сегодня без машины.

— Я пошутила, — сказала Мэрджори. — Я подумала, что ты становишься ипохондриком.

Мы спустились по главной лестнице. Солнце стояло высоко в чистом голубом небе. Даже не верилось, что это была предрождественская погода. Мэрджори всегда была такой, когда дежурила: более элегантной, молодой и более независимой. В общем, больше похожей на доктора.

Трудно было поверить, что легкомысленная миниатюрная девушка, какой она казалась поначалу и становилась со мной, была на самом деле другим человеком. Тем не менее мы были счастливы вместе, и, ожидая ее, я предвкушал все прелести и трепет юношеской любви. Мы сели в одно из такси, стоящих на стоянке около госпиталя. Я дал шоферу адрес ресторана «Террин дю Шеф».

— Я купил тебе подарок.

— О, Пат! Ты не забыл!

Она быстро развернула его. Это были наручные часы.

— Они, наверное, стоят кучу денег.

— Я их обменял на настольный барометр.

Она взяла часы в кулачок и двумя руками прижала их к сердцу, словно испугавшись, что я заберу их у нее.

— Ты говорил, что к моему дню рождения ты переклеишь обои в приемной.

— Наверное, мы и это сможем себе позволить, — сказал я. — Я только подумал… если ты поедешь в Лос-Анджелес, тебе вряд ли понадобятся новые обои.

— И ты решил отделаться подешевле. — На глазах у нее навернулись слезы.

— Ну почему… Стальной корпус лучше золотого, он герметичнее от пыли и влаги. Впрочем, если тебе хочется в золотом корпусе…

В ней было много от маленькой девочки. Но, надо признаться, именно это меня и привлекало в ней. Я подался вперед, чтобы поцеловать ее в кончик носа.

— Лос-Анджелес… — сказала она, шмыгнула носом и улыбнулась. — Это значит работать в исследовательской лаборатории… большой, как фабрика. Мне нравится работать в госпитале. Вот это действительно здорово. — Такси свернуло в сторону и мягко придвинуло ее в мои объятия.

— Я люблю тебя, Патрик, — сказала она.

— Не надо плакать, — успокоил я Мэрджори. На ее голове расстегнулась заколка, и волосы рассыпались по плечам и лицу, когда я захотел ее снова поцеловать.

— Но мы пока что не можем быть вместе, — сказала она и обняла меня.

Затем отодвинулась от меня и посмотрела в лицо, словно видела в первый раз, потом подняла руку и кончиками пальцев провела по моей щеке.

— И прежде чем мы будем жить вместе, нужно поискать место для жилья. — Она прикрыла мои губы своей рукой.

— Я не против твоей квартиры, но это все же твоя квартира, Патрик. Я чувствую себя там как-то неуверенно, как обыкновенный жилец.

— У меня есть другой план. Пока я буду в отъезде, ты можешь поговорить с каким-нибудь порядочным комиссионером о сдаче внаем.

— Конечно! Мы так и сделаем. Только ни в коем случае не в пригороде. Я не буду соглашаться на жилье дальше улицы Хайгейт.

— Правильно.

— И я постараюсь подобрать что-нибудь неподалеку от госпиталя.

— Хорошо, — ответил я. До тех пор, пока она будет работать в том же госпитале, что и ее муж, между нами будет всегда некая дистанция, даже если (как она считает) мне это просто кажется. Я видел ее с мужем. Чувствуешь свою явную ущербность, когда слышишь их разговоры на медицинские темы: как будто они обладают своей особенной культурой, своим особенным языком, на котором только и можно выразить тончайшие нюансы.

Несколько минут никто из нас не нарушал молчания. Когда мы проезжали по улице Лордс-Крикет-Граунд, я увидел продавца газет с плакатом «ТАИНСТВЕННАЯ РУССКАЯ ЖЕНЩИНА — ПРЕДСЕДАТЕЛЬ НА ПЕРЕГОВОРАХ ПО ГЕРМАНСКОМУ ВОССОЕДИНЕНИЮ». Эти газетчики всегда все раздуют. Самая обыкновенная забастовка водителей у них превращается в «ОЗЛОБЛЕННЫЕ ПИКЕТЫ ШОФЕРОВ: НАСИЛИЕ РАСТЕТ», хотя дело дальше словесной перебранки на заводских задворках и не пошло.

— Ну как продвигается ваша игра? — Это была попытка Мэрджори подстроиться под мое настроение.

— Я ушел как раз в тот момент, когда Ферди решал, стоит ли уничтожать подлодку за Мурманском с риском радиоактивного заражения судоходных путей во фиорде. Или дожидаться, пока ракетная атака оставит его без ядерного оружия для ответного удара. Или же выбрать разбросанные цели, то есть оставшиеся шахтные пусковые установки.