Страница 44 из 45
Грэхему вдруг стало весело. Он засмеялся.
Консул поднял брови.
— Извините, — сказал Грэхем. — Прошу простить. Понимаете, забавно вышло: я кое-кому назначил на двухчасовом поезде свидание. Должно быть, она сильно удивится, когда я там появлюсь.
Кто-то тряс Грэхема за плечо; он открыл глаза.
— Бардонеккья, синьор. Ваш паспорт, пожалуйста.
Грэхем посмотрел на склонившегося над ним проводника и понял, что проспал всю дорогу от Асти. В дверях, на фоне густеющих сумерек, стояли два человека в форме итальянской железнодорожной полиции.
Грэхем рывком сел и стал рыться в кармане.
— Паспорт? Да, конечно.
Один из полицейских осмотрел паспорт, кивнул и поставил на него печать.
— Grazie, signore.[48] У вас есть итальянские банкноты?
— Нет.
Грэхем положил паспорт обратно в карман. Проводник выключил свет и закрыл дверь.
Вот и все.
Грэхем печально зевнул. Его знобило от холода. Встав, он накинул пальто и увидел, что станция засыпана снегом. Не стоило так спать — еще, чего доброго, вернешься домой с пневмонией. Итальянский паспортный контроль остался позади. Грэхем включил отопление и сел выкурить сигарету. Наверно, все из-за того плотного обеда с вином. Наверно… Тут он вспомнил, что еще не повидался с Жозеттой. И Матис тоже должен быть здесь.
Поезд резко тронулся и загрохотал к Модану.
Грэхем позвонил; снова появился проводник.
— Синьор?
— Когда мы пересечем границу — у нас будет вагон-ресторан?
— Нет, синьор. — Проводник развел руками: — Война.
Грэхем протянул ему деньги:
— Я хочу бутылку пива и несколько бутербродов. Сможете достать в Модане?
— Легко, синьор.
— А где вагоны третьего класса?
— В голове поезда, синьор.
Проводник ушел. Грэхем докурил сигарету и решил, что пойдет искать Жозетту после Модана.
Остановка в Модане казалась бесконечной. Наконец французский паспортный контроль закончил работу, и поезд тронулся.
Грэхем вышел в коридор.
Если не считать тусклых синих огней безопасности, в поезде сейчас было темно. Грэхем неторопливо пробирался к вагонам третьего класса; таких оказалось только два, и он легко нашел Хозе и Жозетту. Других пассажиров в их купе не было.
Когда Грэхем отодвинул дверь, Жозетта повернулась и неуверенно вгляделась в него. Потом, когда он вошел под лившийся с потолка купе синий свет, подскочила на ноги и вскрикнула.
— Что случилось? Где вы пропадали? — спрашивала она. — Мы с Хозе ждали до последнего, но вы все не появлялись, хоть и обещали. Мы ждали. Хозе вам расскажет, как мы ждали. Что произошло?
— В Генуе я опоздал на поезд. Пришлось долго догонять.
— Вы ехали до Бардонеккьи? Невероятно!
— Нет. До Асти.
Последовала пауза. Они говорили по-французски; Хозе, расслабившийся в углу, коротко усмехнулся и принялся ковырять ногтем в зубах.
Жозетта уронила докуренную сигарету на пол, раздавила ее ногой и небрежно промолвила:
— Вы сели на поезд в Асти — и ждали так долго, прежде чем повидать меня? Не очень-то вежливо. — Она подумала и медленно добавила: — Но ведь в Париже вы не заставите меня ждать, chéri?
Грэхем помолчал.
— Не заставите, chéri? — Теперь в ее голосе слышалась резкая нотка.
Грэхем сказал:
— Жозетта, я бы хотел поговорить с вами наедине.
Жозетта внимательно посмотрела на него; ее лицо, освещенное тусклым светом, ничего не выражало. Потом она встала и направилась к двери.
— Лучше, наверно, вам немного побеседовать с Хозе.
— Хозе? При чем тут Хозе? Я хочу говорить с вами.
— Нет, chéri. Поболтайте с Хозе. Я в деловых вопросах не очень разбираюсь. Не люблю я их. Понимаете?
— Нисколько. — Он и вправду не понимал.
— Нет? Хозе объяснит. Я вернусь через минутку. А пока, chéri, поговорите с Хозе.
— Но…
Жозетта шагнула в коридор и закрыла за собой дверь. Грэхем хотел открыть ее снова.
— Вернется, — осадил его Хозе. — Сядьте-ка и подождите.
Озадаченный Грэхем медленно сел. Хозе, все еще ковыряясь в зубах, глянул на него из другого угла купе.
— Не понимаете, а?
— Даже не знаю, что именно мне надо понять.
Хозе сосредоточенно вгляделся в свой ноготь, лизнул его и снова занялся верхним клыком.
— Вам ведь нравится Жозетта?
— Разумеется. Но…
— Она смазливая, но ума у нее маловато. Она женщина. В бизнесе ничего не смыслит. Поэтому бизнесом занимаюсь я, ее муж. Мы партнеры. Вам ясно?
— Пока все ясно. И что?
— А то, что у меня тут свой интерес. Вот и все.
Грэхем на мгновение задумался; он начинал понимать, и даже слишком хорошо.
— Будьте добры, скажите прямо.
Хозе, казалось, принял решение. Он оставил зубы в покое, повернулся к Грэхему и живо спросил:
— Вы же деловой человек? И не ждете ничего забесплатно. Отлично. Так вот, я — ее менеджер, и я ее забесплатно не отдам. Хотите развлечься с ней в Париже? Жозетта — славная девочка и прекрасное развлечение для джентльмена. Да и танцует дай Боже. Вместе мы зарабатываем в приличном заведении по две тысячи франков в неделю. Две тысячи. Неплохо, правда?
На Грэхема нахлынули воспоминания: как арабская девушка, Мария, говорила ему: «У нее было много богатых мужчин», как Копейкин сказал: «Хозе? У него дела неплохи», как сама Жозетта призналась, что Хозе ревнует, только когда она забывает о делах ради удовольствия, — несчетное число мелких фраз и намеков.
— Ну? — холодно произнес он.
Хозе пожал плечами:
— Пока вы развлекаетесь, две тысячи франков в неделю мы зарабатывать танцами не можем. Так что, сами понимаете, надо их доставать где-то еще. — В полутьме Грэхем видел, как губы Хозе изогнулись в легкой улыбке. — Две тысячи в неделю. Цена подходящая, верно?
Это была философия обезьяны, разряженной в бархат. «Mon cher caîd» оправдывал свое существование.
Грэхем кивнул:
— Вполне подходящая.
— Так, значит, по рукам? — бойко откликнулся Хозе. — Вы, я вижу, опытный человек. Знаете, что так принято. — Ухмыльнувшись, Хозе процитировал: — «Chéri, avant que je t’aime n’oublieras pas mon petit cadeau».[49]
— Понятно. И кому же мне платить? Вам или Жозетте?
— Если хотите — давайте деньги Жозетте, только как-то оно будет не изящно, правда? Я стану к вам заглядывать раз в неделю. — Он наклонился вперед и похлопал Грэхема по колену. — Все ведь серьезно, да? Хорошо себя вести будете? Если, например, желаете начать прямо сейчас…
Грэхем встал и сам удивился своему спокойствию.
— Мне будет приятней передать деньги Жозетте.
— А, не доверяете мне?
— Конечно, доверяю. Вы ее не поищете?
Хозе замялся, потом, пожав плечами, встал и вышел из купе. Через мгновение он возвратился с Жозеттой. Она улыбалась — слегка обеспокоенно.
— Ты побеседовал с Хозе, chéri?
Грэхем вежливо кивнул:
— Да. Только, как я уже вам говорил, по-настоящему мне хотелось побеседовать с вами. Я собирался объяснить, что мне все-таки придется ехать прямо в Англию.
Жозетта вытаращилась на Грэхема, злобно закусив губу, потом неожиданно повернулась к Хозе:
— Дурак испанский! — Она едва не выплюнула слова ему в лицо. — Ради чего я, как думаешь, тебя держу? Ради танцев?
Глаза Хозе угрожающе блеснули. Он закрыл за собой дверь.
— Не смей так со мной разговаривать. А то зубы вышибу.
— Мерзавец! Как хочу, так и буду с тобой говорить. — Жозетта стояла неподвижно, но ее правая рука сместилась на дюйм-другой; что-то тускло сверкнуло. Браслет, украшавший запястье Жозетты, оказался на костяшках ее пальцев.
Грэхем, уже навидавшийся за этот день насилия, быстро вмешался:
— Одну минуту. Хозе ни в чем не виноват. Он все объяснил очень вежливо и тактично. Я, как уже сказал, пришел сообщить, что еду прямиком в Англию. Но еще я хотел попросить вас принять небольшой подарок. Вот такой. — Он вынул бумажник, извлек из него банкноту в десять фунтов и поднес к свету.
48
Спасибо, синьор (um.).
49
«Дорогой, прежде чем я тебя полюблю, не забудь о подарочке» (выражение французских проституток).