Страница 42 из 45
Тут Грэхем столкнулся нос к носу с Мёллером. Немец приветливо кивнул.
— Доброе утро, мистер Грэхем. Я надеялся вас встретить. Приятно будет снова сойти на берег, правда?
— Надеюсь, да.
Выражение лица Мёллера слегка изменилось.
— Вы готовы?
— Вполне. — Грэхем принял озабоченный вид. — Я сегодня утром не видел Куветли. С ним точно все будет в порядке?
Мёллер даже не моргнул.
— Вам не о чем волноваться, мистер Грэхем. — Он терпеливо улыбнулся. — Как я уже говорил вам вчера, вы можете во всем положиться на меня. Куветли нас не побеспокоит. Если возникнет необходимость, — мягко продолжил он, — придется применить силу.
— Надеюсь, до этого не дойдет.
— Я тоже, мистер Грэхем, я тоже! — Он доверительно понизил голос: — Но раз уж мы затронули тему насилия, могу я попросить вас не слишком спешить на берег? Понимаете, если вы сойдете прежде меня и Баната, я могу не успеть объяснить тем, кто нас ждет, новое положение дел, и случится несчастье. Вы — типичный англичанин; они с легкостью вас опознают.
— Я и сам об этом думал.
— Великолепно! Я рад, что вы проникаетесь духом нашей сделки. — Мёллер повернул голову. — А, вот мы и причаливаем. Увидимся вновь через несколько минут. — Его глаза сузились. — Вы ведь не подведете, оправдаете мое доверие, мистер Грэхем?
— Я буду там.
— Уверен, что могу на вас положиться.
Грэхем зашел в опустевший салон. Через иллюминатор он видел, что часть палубы отгородили веревками; к Хозе, Жозетте и Банату уже присоединились Матисы и Беронелли, следом появился Мёллер с «женой». Жозетта осматривалась по сторонам, словно кого-то искала; Грэхем догадался, что его отсутствие ее тревожит. Пожалуй, она даже станет дожидаться его в таможенной постройке. Этого допустить нельзя.
Подождав, когда пассажиры во главе с Матисами начнут спускаться, Грэхем вышел и присоединился к шествию позади Жозетты. Она повернула голову и заметила его.
— А я удивлялась, где вы все пропадаете.
— Собирал вещи.
— Так долго! Но теперь вы здесь. Может, возьмем вдвоем машину напрокат, а багаж оставим на вокзале? Сэкономим на такси.
— Боюсь, вам придется долго ждать, пока я буду заполнять таможенную декларацию. К тому же мне надо сперва заехать в консульство. Думаю, лучше, как и договаривались, встретиться в поезде.
Она вздохнула:
— С вами так трудно. Что ж, увидимся в поезде. Не опаздывайте.
— Постараюсь.
— И остерегайтесь вашего надушенного мерзавца.
— О нем позаботится полиция.
Они дошли до паспортного контроля при входе в таможенную постройку; Хозе, выбившийся вперед, ждал так, словно каждая секунда промедления стоила ему денег. Жозетта быстро пожала руку Грэхема:
— Alors chéri, à tout à l’heure![47]
Грэхем достал паспорт и не спеша вошел следом за всеми. Таможенный офицер был всего один; он как раз отпустил Хозе и Жозетту и повернулся к высившимся горой тюкам Беронелли. Грэхему, к его облегчению, пришлось повременить. Ожидая, он раскрыл чемодан и переложил необходимые документы в карман; через несколько минут офицер проверил его визу и пометил чемодан мелом. Носильщик взял чемодан; когда Грэхем пробрался через окружившую Беронелли группу родственников в траурной одежде, Хозе и Жозетта уже исчезли.
Тут он увидел Мёллера и Баната.
Они стояли возле припаркованного за рядами такси большого американского седана. Позади машины были еще двое: один — худой, высокий, в кепке и макинтоше, другой — очень смуглый мужчина с тяжелой челюстью, одетый в длинное серое пальто и мягкую шляпу. Пятый, помоложе, сидел за рулем.
Сердце часто заколотилось. Грэхем сделал знак носильщику, направившемуся было к такси, и подошел.
— Отлично! — сказал Мёллер. — Ваши вещи? Ах да. — Он кивнул высокому, тот забрал у носильщика чемодан и положил в багажник.
Грэхем дал носильщику чаевые и влез в машину. Мёллер разместился рядом с ним, высокий сел рядом с водителем, Банат и смуглокожий — на откидные сиденья, лицом к Грэхему с Мёллером. Лицо Баната не выражало ничего; смуглокожий, повернувшись к окну, избегал взгляда Грэхема.
Как только машина завелась, Банат достал пистолет и щелкнул предохранителем.
Грэхем повернулся к Мёллеру.
— Это обязательно? Я не собираюсь бежать.
Мёллер пожал плечами:
— Как пожелаете. — Он что-то сказал Банату. Тот, ухмыльнувшись, снова поставил пистолет на предохранитель и убрал в карман.
Автомобиль выехал на мощеную дорогу к воротам дока.
— В какую мы едем гостиницу? — осведомился Грэхем.
Мёллер чуть повернул голову:
— Я еще не выбрал. Этот вопрос мы можем решить позже. Сперва мы отправимся в Санта-Маргериту.
— Но…
— Никаких «но». Я все устрою. — Теперь он даже не потрудился повернуться к Грэхему.
— А что с Куветли?
— Отплыл рано утром на лоцманском катере.
— Тогда где он сейчас?
— Должно быть, пишет рапорт полковнику Хаки. Забудьте о нем.
Грэхем молчал. Про мистера Куветли он спросил только для того, чтобы скрыть, как сильно испугался. Он провел в машине всего две минуты, но шансы на спасение стремительно таяли.
Седан выехал к воротам дока; Грэхем приготовился к резкому повороту направо, в город и на дорогу к Санта-Маргерите. В следующую секунду он потерял равновесие и повалился на бок: машина свернула влево. Банат извлек пистолет.
Грэхем медленно сел в прежнее положение и сказал:
— Извините. Я думал, мы повернем вправо.
Никто не ответил. Грэхем сидел в своем углу, стараясь выглядеть спокойным. Он неоправданно полагал, что его повезут через Геную и по дороге на Санта-Маргериту. На этом держались все его надежды. Он слишком многое принял на веру.
Грэхем взглянул на Мёллера. Немецкий агент откинулся на сиденье и прикрыл веки — пожилой человек, окончивший дневную работу. Все, что еще оставалось, доделает Банат. Грэхем знал, что маленькие, глубоко посаженные глаза смотрят на него, ищут его взгляд; что многострадальные губы сложились в улыбку. Банат предвкушал удовольствие. Его сосед сидел, все так же безмолвно уставясь в окно.
Доехав до развилки, они свернули вправо, на узкую дорогу, ведущую, как гласил знак, к Нови и Турину. Теперь они двигались прямо на север. Слева и справа мелькали пыльные платаны; за ними виднелись шеренги опрятных домов, одна или две фабрики. Вскоре дорога пошла вверх и сделала поворот; дома и фабрики остались позади. Автомобиль въехал в сельскую местность.
Грэхем понимал, что надежды пережить следующий час у него нет, если только не представится совсем неожиданная возможность спастись. Сперва машина остановится. Потом его выведут и застрелят — аккуратно, со знанием дела, словно по приговору полевого суда. В висках стучала кровь, дыхание участилось, воздуха не хватало. Грэхем попытался вдыхать медленно и глубоко; мышцы отказывались слушаться. Он продолжал прилагать усилия, зная, что если сейчас поддастся страху, если даст волю чувствам — погибнет наверняка. Нельзя бояться. Смерть — это не так ужасно. Одно мгновение, и кончено. Рано или поздно умирать все равно придется, а пуля в затылок лучше, чем месяцы болезни в старости. Дожить до сорока — не так уж плохо. Сейчас многие молодые юноши в Европе о подобном и не мечтают. Вычесть из обычного срока жизни лет тридцать — неужели это катастрофа? Жизнь, в конце концов, не столь уж и приятна. По сути, она — путешествие из колыбели в могилу, которое стараешься совершить с наибольшим удобством: удовлетворяя нужды тела, замедляя по мере сил его распад… Чего так за нее держаться? Чего, в самом деле? И все-таки держишься…
Под пиджаком в грудь упирался револьвер. Что, если его вздумают обыскать? Хотя нет, не станут. Они уже отобрали один пистолет у него, другой — у мистера Куветли и вряд ли заподозрят, что существует третий. В машине — пятеро; по крайней мере у четверых есть оружие. В револьвере — шесть патронов. Вероятно, Грэхему удастся сделать два выстрела, прежде чем его прикончат. Если подождать, пока Банат отвлечется — возможно, три или даже четыре. Раз уж умирать — надо продать свою жизнь подороже.
47
Ну, дорогой, до скорого свидания! (фр.)