Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 25

Тем временем конюхи скоблили щетками лошадей и проверяли, не болтаются ли подковы после длительного пути.

Пум-Пум не удержалась и отправилась помогать нескольким женщинам собирать хворост и сучья для костра.

Толстая женщина в черном платье и ослепительно-белом платке с быстротой пожарника натаскала из ручья воды и принялась готовить обед. Мама наделила пришельцев свежими овощами и необходимым количеством картошки. Теперь притащивший тяжелые корзины рыцарь де Жардэ в туманной мечтательности смотрел, с какой ловкостью режет огурцы повариха.

Дела шли хорошо. Лагерь путешественников на глазах делался местом, пригодным для житья.

Прикладывая к спине лошади, стершей холку тяжелым грузом, размятые влажные листья подорожника, Пума думала о том, что почти все готово и вот-вот должна появиться Принцесса.

Трехдюймовой доски будет достаточно, Шарль, — сказала какая-то девушка вездесущему Шарлю, проходившему мимо с бревном на плече. Де Жардэ остановился и сказал, обращаясь к Пуме:

— Знакомьтесь. Принцесса Анна. Я имею честь служить Ее Высочеству, — он поклонился девушке, не выпуская бревна, — Пума Пум-Пум. Пума и все Бобры оказали нам помощь и гостеприимство.

Пума была разочарована. Сказать, что она была разочарована, — значит не сказать ничего. Разочарованию Пумы не было предела. Пум-Пум уверена была, что Принцесса появится из леса на белом единороге, когда приготовления к ее прибытию будут завершены. И не сразу появится. О приближении Ее Высочества возвестят юные герольды со сверкающими на солнце трубами, с флагами на пиках и гербами на плащах. А вот потом на белом единороге появится Принцесса в бархатном красном платье, в горностаевой мантии со слепящей тающим сиянием алмазной застежкой. А на голове у нее, разумеется, будет корона.

На Принцессе Анне было надето серое платье. Недлинные, тщательно постриженные волосы были не золотые, а просто светлые. И никакой короны. Она была невыносима. «Как бы не превратиться опять в медведя», — подумала Пум-Пум.

Принцесса улыбнулась и протянула Пуме маленькую ветку смородины.

Оторопевшая Пума достала из кармана какой-то кривой прут и подала Анне. Та поблагодарила и прикрепила его к петельке от расстегнутой верхней пуговицы на вороте.

«Откуда она узнала? — думала Пум-Пум, — что, она хочет стать индианкой? Скоро натыкает себе в голову перьев и, чего доброго, начнет охотиться за черепами».

— Надо разбивать парк, — сказал садовник Бингель на третий день, когда дом уже был готов и над его кирпичной трубой взвилась первая струйка дыма.

— Где бы вы ни были, надо разбивать парк, — сказал садовник Бингель и заколотил деревянным молотком колышек в землю.

— Р-разбить можно чашку, — Пума не совсем понимала, какая нужда в парках, – здесь и так лес кругом.

Бингель вскинулся. Подслеповатые глаза его приобрели зоркость молодого орла.

Он как будто впервые увидел Пуму:

— Жить без парка дико! — кричал он, бегая по поляне с молотком, вбивая колышки и размечая что-то бечевкой.





— Твои Мама и Папа сажают цветы? Голубые и белые весенние крокусы, желтые нарциссы с мелкими-мелкими ароматными цветами на тонких стеблях, огненные настурции?

— Р-разумеется, — сказала Пума.

— А ты говоришь! — обрадовался Бингель, — парк — это то же самое. Но это не только цветы, на которые смотришь. Парк, — он обвел все пространство вокруг себя руками, — парк — это место, где можно жить, где хорошо и человеку, и растениям, и зверям…

— Чуть не забыл! — садовник схватил ведро воды и вылил его на корзину со скошенной травой, — там сидит волшебный тритон, — пояснил Бингель, — мы возим его за собой во влажной траве. Зимой с ним хлопот меньше — спит и все.

— Его волшебство опасно? — спросила встревоженная Пум-Пум.

— В чем его волшебство, никто не знает. Просто известно: тритон волшебный.

Больше ничего.

Пума немного попривыкла к беспокойному двору Буланже, но саму Принцессу продолжала считать невыносимой.

Шуршание пил и стук плотницких топоров прекратились. Чудесно пахло свежими стружками. Пуме уже самой начинало казаться, что каждый может построить большой дом за три дня. Баню, конюшню, псарню, а потом уже дом. Пуму не удивляло, что Анна встает до рассвета и со своей стремительной толстой кухаркой отправляется за водой на родник, где вода действительно очень вкусная. А когда же еще ходить к источнику?

Потом приходят пить олени и мутят мордами воду. Пуму не удивляли длительные верховые прогулки Принцессы. Что поделаешь, если человеку нравится проводить по несколько часов в день в седле, изучать окрестности в двадцати милях от Водопада, потом купаться в холодной воде и устраивать соревнования по гребле на бревнах. Пуму не удивляло, что придворные пишут письма родным в Европу, посылая на побережье почтовых голубей. Через Атлантику письма переправляли дружественные матросы.

Но Пуме казалось, что Принцесса заставляет своих людей делать никому не нужные вещи. Все и так трудились, не покладая рук. Зачем чистить лошадей, если они не грязные? Зачем стричь когти собакам, если они охотничьи, а не домашние? Зачем каждый день надевать свежую рубашку, если человек, предположим, роет землю или строгает доски? Зачем сажать возле дома жимолость, сирень и шиповник, зачем заготавливать дрова на зиму, если вы уедете через пару месяцев? Зачем поливать песчаные дорожки из лейки, если на них ничего не растет? Зачем натирать полы воском, если они скользкие и без того? Пум-Пум считала, что Анна просто издевается над своими подданными. Но подданные были жизнерадостны, и, кажется, все любили свою «labelleprinces».

Определенно, Анну любили, и, когда де Жардэ смотрел на нее, его глаза теплели, он полностью преображался и делался похож на ребенка. «Раз Шарль так считает, — думала Пума, — может быть, Анна и не такая уж бессмысленная вредина».

Пума по-настоящему подружилась с садовником. Ей понравилось, как он вырыл пруд для Волшебного Тритона. Сначала это была просто большая яма, вырытая в правильном месте, она быстро наполнилась водой, и Бингель запустил туда проворного тритона. Потом где-то раздобыл карасей. Тритона почти никогда не было видно, но караси грелись на солнце, шевеля плавниками. Лилии и кувшинки Бингель отверг. Зато из воды торчал стрелолист, похожий на наконечники копий и очень удобный для раскачивания стрекоз; водяные растения с редкими розовыми трехлепестковыми цветами и зеленая толстая дудка, похожая на бамбук, притворившийся баобабом. Хвощи с черными египетскими орнаментами и красными выпуклыми пупырышками на стеблях вылезали на берег, и там сменялись незабудками. Из голубых незабудок любила прыгать в воду лягушка. Дальше, вверх по склону, росли синие болотные ирисы с желтыми полосами на лепестках, а куст люпина и заросли дикого пустырника уже у самого леса сменялись розовым и лиловым кипреем и кустами малины. Малина росла самостоятельно, безо всякой помощи садовника.

Как-то утром Принцесса спорила с Бингелем о том, что лучше высаживать у крыльца: полевую герань или гусиную траву и манжетку, чтобы можно было по ней ходить. В этот самый момент Пума поняла, что с Анной что-то не ладно: ее люди построили дом, большой и хороший, сделали поляну вокруг него похожей на сон, использовав только несколько кустов полевых цветов, дикого шиповника и смородины; вырыли пруд такой красоты, что откуда бы ни шла Пум-Пум, она всегда сворачивала к нему, чтобы полюбоваться, как будет плюхаться в воду лягушка, как караси с темными спинами будут висеть друг над другом на разной глубине, как в водорослях будет возиться опасный глянцевый плавунец с оранжевой линией на боку… И всю эту красоту бросить через месяц? Уйти неизвестно куда?

Улучив минутку, Пума спросила садовника:

— Послушайте, Бингель! Почему бы Анне не выйти замуж за р-рыцаря Шар-р-рля, пер-р-рестать бр-р-родить с места на место и не зажить нор-рмально, напр-р-ример, в этих кр-р-раях?