Енот и Пума

Когда костер прогорел, осталась только серая зола. И ни каких следов существования Пумы. Ни костей, ни ножа, ни амулета.

Дождь наконец-то кончился. Было раннее утро. Густой туман расстилался вокруг.

Пума проснулась под елкой, мокрая от дождя, тумана и слез. Ей приснился страшный сон.

Она вытерла рукавом лицо и пошла домой.

— Мапапам, пр-ривет! — прокричала мокрая Пума, — Папа, пр-ротопи мне баньку!

— Привет, Пумп, — сказала Мама, — пойдем, помою тебя. Что-то ты чумазая.

— Что это? Откуда у тебя такая рана на спине? — испугалась Мама, — рассказывай!

Пума обняла Маму, прижалась и, помолчав, сказала:

— Р-расскажу. Не пер-р-реживай. Все хор-р-рошо. Не пугайся… Но вы с Папой настоящие скр-р-рытные бобр-р-ры, — и Пума вылила на себя ведро теплой воды.

Ясный день середины августа был в разгаре. Пума возле дома развешивала стираные рубашки, когда уловила что-то неясное для себя: то ли звук, то ли движение, то ли взгляд. Все-таки хорошо, что девочки не всегда носят с собой луки. На опушке появился незнакомый всадник. Следом еще один. Пум-Пум поставила пустой таз на траву и старалась понять, как лучше закинуть на шею визитера петлю из бельевой веревки, чтобы стащить его с лошади. «Двоих не удастся», — подумала она и встала поближе к яблоне, чтобы избежать лишних неприятностей, если второй захочет ее зарубить, не слезая с седла. Последнее время она стала внимательно относиться к людям.

Первый наездник спрыгнул с лошади и направился к Пуме. Оружия при себе не имел и придерживал свободной рукой разлетающийся на ходу плащ. Его товарищ следил за происходящим издали, не отвлекаясь ни на миг. «Молодцы», — подумала Пум-Пум. Не дойдя пяти шагов, он остановился. Пуме предстало интересное и большое зрелище.

Волосы — прямая солома до плеч, продолговатый булыжник лица, стальной панцирь со старательно выправленными и оттого почти незаметными вмятинами, серый суконный плащ с черно-белым гербом на плече, суконные штаны и высокие сапоги с бронзовыми шпорами. Шпоры со смешными ежиками на концах. И на ежиках зеленая медная плесень.

«С Вами все ясно, monsignorchevalier, — подумала Пума, убирая руку из-за спины, где на поясе у нее был нож, — Вы даже коня не пришпориваете никогда». Он перехватил взгляд, понял, о чем догадалась Пума, улыбнулся светлой улыбкой так, как может улыбаться только очень большой и очень усталый человек, и поклонился.

Шарль де Жардэ, рыцарь Ее Высочества Принцессы Анны.

— Пума Пум-Пум из племени Бобр-ров Зеленого Водопада, — с замиранием сердца и надеждой Пума ждала, что этот самый де Жардэ расскажет сейчас что-нибудь про Енота.

И Пума очень боялась, ведь известия не всегда бывают хорошими. Жардэ молчал. Тут у рыцаря Ее Высочества заурчало в животе от голода. Пума посмотрела на живот, в кривоватом зеркале стали она увидела свое сплюснутое отражение с приподнятой бровью.

— Шар-рль де Жар-р-р-рдэ, полагаю, тебе надо было бы встр-ретиться с вождем Бобр-р-ров Водопада, могу устр-роить тебе эту встр-речу, — она решила попытать счастья, — если скажешь, как ты относишься к пушистым звер-рям с большими ушами.

— Если у тебя дома собаки, то их я не боюсь, и девочек с хвостами тоже.

Этот человек никогда не видел Енота.

— Отлично, — сухо бросила Пума, — пойдем в дом.

Она подобрала пустой таз и отправилась искать Папу, потому что Папа и был вождем племени Бобров Зеленого Водопада. А все племя состояло из Пуминой семьи и Черного Дрозда. Но Дрозд считал себя Бобром только по той причине, что обитал всегда где-то неподалеку.

Через пару минут на кухню, где Мама поджаривала хлеб к чаю со сливками, явился вождь. Вождь был в широченных штанах, куртке и косынке, весь в разноцветных каплях краски и десятком кистей, торчащих веером в левой руке. (Он заканчивал раскрашивать стены и потолок у себя в комнате). Посмотрев на уставшего гостя, он подумал: «бедный мальчик». И сказал, прищурив глаз, как бы что-то вспомнив:

— О! Рыцарь де Жардэ! Удачно, как раз к чаю!

Приятное изумление простосердечного Шарля читалось на лице яснее, чем на обложке букваря. Не мог же он догадаться, что Пума сообщила отцу его имя.

— Все верно, — говорила Мама, узнав, что на опушке их гостя дожидается (на случай чего) подмога, — некоторые формальности соблюдать необходимо.

— Да-да! Извините, это действительно так, — говорил Шарль, занимаясь жареным хлебом и сыром.

— А ты его сверху грибной подливкой, — советовал Папа, — будет хорошо.

— Спасибо. Угу! Правда, очень вкусно. Пьер — мой оруженосец. Он всегда меня сторожит. Извините, — Шарль виновато посмотрел на Маму.

— Не далее как этой весной, — он отхлебнул чаю с волшебным белым облаком сливок в сладкой янтарной глубине чашки, — да, в марте. В Аквитании, под Лиможем…

Края такие удивительные, фазаны кругом летают. О чем это я? Ах да. В приличном замке, знаете ли. Пьер еще удивлялся, что котлы на кухне у них такие большие. Оказалось, хозяева замка, потомки древнего рода лимузенских людоедов. Мы с Пьером еле ноги унесли. Мне вот только палицей зуб выбили.

— Еще раз извините, — проговорил он, смущаясь и встряхивая светлой головой, как бы пытаясь отогнать смущение, как отгоняет мух большая лошадь, тряся гривой.

— Но это, — Шарль причмокнул дыркой от выбитого зуба, — это мелкие забавные глупости, приятно разнообразящие серые будни путника. (Он так и сказал «серые будни путника»). Настоящие же опасности подстерегают Ее Высочество Принцессу. В меру сил… — тут де Жардэ увидел стремительно наливающиеся желтизной глаза Пумы, и щеки его как бы осветились лучами теплого закатного солнца, хотя на дворе был день. Видение рассеялось, парламентер вернул себе полуденные цвета и сказал, обращаясь к Папе:

— Теперь, дорогой Вождь, хотелось бы перейти к делу, если не возражаете…

Несмотря на видимую простоту, лучшего переговорщика и желать было нельзя. Он ясно и быстро объяснил, что Принцесса Анна, которой он служит, путешествует со свитой и хотела бы остановиться невдалеке от Зеленого Водопада. Странствия Ее Высочества иногда прерываются на полтора-два месяца для отдыха и развлечений, после чего Анна продолжает путь. Обычно в таких случаях сначала разбивается несколько шатров, в которых путешественники живут, пока не будет построен хороший дом.

— Конечно, людей не так уж много, — сказал де Жардэ и съел канапушку с джемом, — но… Очень вкусно, — он взял еще одну.

— Но лошади, — прожевывая, показал жестом лошадиную морду, получилось очень выразительно.

— И собаки, — Шарль обвел кухню глазами, будто бы там была целая свора.

— А пойнтер-ры есть? — быстро спросила Пума, думая о чем-то своем.

— Пойнтеров только два.

— Хор-р-рошо, — Пума удовлетворенно кивнула и откинулась на спинку стула.

— Я хотел бы знать, дорогой Вождь, согласны ли Вы на соседство с нами в течение пары месяцев?

Папа, уже принявший решение, взглянул на дочь и сказал:

— Хорошо, что у вас пойнтеры. Я согласен.

Все решилось быстро. Было условлено место в дальнем конце поляны, где можно поставить палатки и заняться строительством. Определен участок леса, необходимый для дома. Папа обещал его показать — он давно хотел расчистить кусок земли под огород.

Вскоре гость вернулся к своему надежному оруженосцу Пьеру, и вместе они исчезли в лесу. Потом в дальней части поляны стали появляться люди, верховые и вьючные лошади, собаки и снова люди и лошади.

Пума не успевала следить за происходящим. Лошадей расседлали, на головы им надели соломенные шляпы от солнца с дырками для ушей. Откуда появились торбы с овсом, Пум-Пум так и не поняла. Пока она наблюдала за конюхами, оказалось, что собаки уже находятся в просторном вольере, очень аккуратно сделанном из елового сухостоя.

Один человек срезал серпом траву. Закончив вязать снопы, он врыл в землю высокий столб. Трое опоясанных мечами людей с трудом принесли какой-то мешок, немного его расправили, подождали, когда мешок наполнится ветром, растянули его за углы. Ткань поднялась в воздух и была накинута на столб. Мешок превратился в шатер: внутрь внесли распорки, растянули веревками и вбили молотками в землю колышки. Жилище было готово. Осталось только окопать шатер канавкой на случай дождя.