Страница 4 из 34
Дара
Честно: я ничего не поняла. После полёта в мусорку я могла приземлиться пятой точкой в грязь, головой в помои – да что угодно, только не падение в какую-то обморочную бездну.
Вариантов у меня было немного: я упала и убилась; упала и разбилась, а теперь больной мозг что-то такое вытворяет; я уснула – и мне всё это снится.
Убитой или разбитой себя не чувствовала, поэтому решила остановиться на последнем варианте. Никогда, правда, не подозревала, что у меня такая буйная фантазия: какие-то оруще-светящиеся ёлки-палки меня подбрасывают вверх; какой-то мужик из махрового средневековья – весь в шлеме, латах и плаще – больно хватает своей лапой; какой-то безумно лопоухий конь встаёт на дыбы – и всё это в считанные секунды. Полная полярная лисица нервно бегает по тундре – если вы понимаете, о чём я.
Тут по классике жанра мне бы проснуться, но, видимо, я ещё не испила чашу своей вины (или чего там ещё? Наказания?..) до дна. Этот средневековый придурок принял меня за мальчишку, не дал поорать, заткнув рот лапищей. Я с наслаждением впилась зубами прямо ему в ладонь (вампиры отдыхают), но через секунду захотелось прижаться к мужику, как к родному: то, что произошло дальше, напугало до смерти.
Кто эта ненормальная Пиррия, я не видела – сидела к ней спиной. Но всполохи, шипение, свист, наглый, злобный голос не сулили счастья, поэтому из двух зол выбрала то, что по ощущениям показалось менее опасным. А дядька мой молодец, не испугался. Показалось, что у него давно какие-то тёрки и непонятки с этой Пиррией, но конкретно в тот момент мне было наплевать на это. Я хотела одного: остаться рядом с безликим чурбаном на лохматой лошади.
Они обзывали меня небесным грузом, как будто я какая-то вещь, спорили, кому бог послал кусочек сыра (меня то есть). По всем раскладам выходило, что кто первый – того и тапки (я то бишь). Ну а чё – классика жанра, и она меня вполне устраивала.
Короче, фурия умчалась, безликий мужик на коне расслабился. И тут я почувствовала, как что-то шевелится за пазухой. Вы только представьте: запускаю руку за ворот толстовки, а оттуда высовывается мордаха светящаяся. Такая милая – вот ми-ми-ми и всё! По всей видимости, ми-ми-ми к этому чуду испытывало всё вокруг: у чурбана оказались вдруг ласковые глаза (из-под шлема в свете мягкой мордашки могла видеть только их), ёлки с палками, не давшие убиться, ожили, засветились, запели и потянулись к нам.
По ощущениям похоже на какое-то доброе волшебство. Стало тепло вокруг, даже горячо. Я видела, как лианы поцеловали и залечили прокушенную руку рыцаря, погладили меня по щеке – и перестало саднить (видать, там была царапина). Мордочка за пазухой жмурилась и млела, конь балдел, когда цветы облепляли его огромные уши (вот ей-богу: у соседского спаниеля точь-в-точь такие!).
Лианы сплели вокруг меня кокон, обвешали нас с ног до головы какими-то светящимися бусинами: ни дать ни взять – новогодняя ёлка. Зверёк за пазухой урчал по-кошачьи, но как-то так громко и радостно. Внешне он походил на кролика: толстозадая пушистая тушка, переливающаяся всеми цветами радуги, с кроличьей мордашкой, а уши такие круглые-круглые, как у чебурашки.
Как он выглядел полностью, не скажу: боялась его доставать и рассматривать, а то ещё удрал бы. Мне этого не хотелось. Судя по всему, рыцарю моему тоже. Ему начхать, что этот «небесный» груз упал за пазуху мне. Он собирался придарить его какой-то Миле. Но я пока спорить не собиралась: пусть потешит себя надеждой. Выбраться бы отсюда, а там будет видно, что к чему. Я ж не дура, понимала: без него всякие пиррии или кто похуже тут же меня сожрут.
Он назвал меня Дарой. Произнёс это так, что голова закружилась. На миг всё превратилось в огромный разноцветный клубок, далёкий-далёкий и нереальный. Хотелось встряхнуться, но через секунду туман ушёл сам. Ну, Дара так Дара – пусть называет, как хочет.
На тот момент не думалось о доме, маме, невыученных уроках. Вообще как отрезало. Может, не очухалась я от резкой смены декораций, а может, уверовала, что это лишь дурной сон.
Ушастая коняка несла нас куда-то вдаль, легко так, стремительно. Меня укачивало в уютной колыбели. Душу и тело согревал пушистый радужный заяц за пазухой. Чурбан средневековый сидел в седле ровно, как палка. И несло от него таким спокойствием и уверенностью, что я расслабилась. Глаза закрылись сами по себе, и на какое-то время я отключилась.
Из сна вырвал меня голос. Его, естественно.
– Вход! – властно так прозвучало, увесисто. Как булыжник бубухнул. Или нет, скала.
От неожиданности я чуть не подскочила. Но только дёрнулась – и упёрлась башкой в кокон. Потом подумалось: голос какой красивый, блин. Как у оперного певца. Глубокий, бархатный – прям провалиться и не встать!
Самое смешное – я ничего не видела. Во-первых, кокон меня со всех сторон спрятал. Во-вторых, я так и сидела спиной к «лесу»: что там происходило, куда нас занесло, кто двери отворял – не понять. Но открывал кто-то расторопный: конь даже не притормозил. И только когда за спиной средневековца замаячила стена до неба, мы остановились.
– Приехали, Дара, – сказал спокойно и легко соскочил с коня. – Ты сама или помочь?
Он протянул левую руку. Ту самую, что я грызнула со злости. Мне хотелось гордо, самостоятельно спрыгнуть. Так же легко, как и мой спаситель. Но ноги затекли, позориться не хотелось. Поэтому я, молча, деловито запихнула под футболку светящегося кролика (джинсы придержат, не вывалится), и протянула обе руки. На тебе, снимай, рыцарь, свой небесный груз. Не надорвись!