Дурная слава

— Я! — ответил старик.

— Зачем?

— У меня пропали деньги! А потом пришли люди, сказали, чтобы я их искал. Что деньги в шкафу. В каком — не сказали. Вот я и искал.

— Что за люди?

— Так эти… Они что, ушли уже?

— А зачем вы птицу выпустили?

— Она кричит громко!

Инна Яковлевна чувствовала, как голова наливается кипятком, как стучат в висках молоточки. Ее любимое пальто, ее любимый шарф изгажены птичьим пометом, потому что птица, видите ли, громко кричит! Она только что пережила минуты смертельного ужаса из-за того, что у старого маразматика появились галлюцинации! А если завтра эти же «люди» прикажут ему убить ее, Инну? Или их обоих? Нет, с этим нужно кончать!

Она захлопнула дверь в комнату свекра, повернула ручку. Пусть посидит взаперти, я его разоружать не собираюсь! Голова отчаянно болела. Это давление. Нужно немедленно выпить коньяку. Иначе я убью его! Или их обоих! И старика и мужа! Где он, кстати? Куда он делся, этот кретин? Она достала из сумки мобильник, яростно защелкала кнопками.

— Вы ешьте, Мариночка, ешьте. Вы такая худенькая!

— Я не худенькая, я стройная! Но все равно спасибо, что вы сделали заказ. Если честно, я проголодалась. И очень люблю рыбу, как вы угадали?

— У вас глаза цвета морской волны. И имя морское — Марина.

— А! Понятно. А вон мои окна, видите? — Она указала вилкой в окно. — Девятый этаж, лоджия не застеклена.

— Вижу, вижу. Два темных окна.

— Да. Комната и кухня.

— И с кем же вы там проживаете?

— Одна. Разъехалась с родителями. В двадцать лет пора жить самостоятельно.

— И они вас отпустили в свободное плавание? Такую юную и прекрасную?

— Они разводятся, у каждого новая семья. И что же мне, переходить в разряд падчериц?

— Как печально, — вслух огорчился за девушку Борис Львович.

«Как прекрасно! Живет одна! И живет рядом!» — пронеслось в его голове.

— Ничего печального, — тряхнула она хорошенькой головкой. — Лучше разойтись с миром, чем клевать друг другу печень — то, чем они занимались последние лет десять. Я так устала от их ссор, передать невозможно! Всю мою подростковую жизнь родичи были заняты только собой — своими изменами, разборками. До меня им и дела никакого не было. Правда! Просто удивительно, что я не сбилась с праведного пути, — рассмеялась Марина, демонстрируя свои жемчужные зубы. И ямочки на щеках.

«Господи, до чего же она славненькая и хорошенькая», — умилялся про себя Борис Львович.

— А теперь все свободны, все дружат, все меня любят, — продолжала девушка. — И я наконец свободна от чужих проблем.

— Но на что же вы будете жить, извините за нескромный вопрос. Вы же еще учитесь.

— Ну и что? Я вечерами работаю. Менеджер по продажам бытовой техники. Продавец-консультант, если угодно.

— Где именно? С этого момента я стану покупать технику только у вас!

— В «Форуме».

— Это же здесь недалеко?

— Ну да. Я этот район потому и выбрала, что и институт недалеко, и работа близко.

— Но это временная работа? Вы же не собираетесь стоять всю жизнь за прилавком? — несколько ревниво спросил Ратнер. Такое очарование долго не простоит — умыкнут!

— А что в этом такого? У моего прилавка всегда многолюдно, — подтвердила его мысли Марина. — И по объему продаж я в отделе лидирую!. Кроме того, там вполне возможен карьерный рост. Я учусь на факультете менеджмента, так что и работаю почти по специальности. Ой, извините, что я все о себе да о себе. Вам, наверное, неинтересно.

— Что вы! Еще как интересно! — воскликнул опьяненный коньяком и вожделением Ратнер.

— Правда? Я совершенно не привыкла, что мои дела могут быть кому-то интересны…

— А что же, у вас нет подруг? Друга? — запинаясь от волнения, спросил Борис Львович.

Вот сейчас она ответит: «Друг есть! А как же?» И все…

— Подруги есть, а как же? Но у них те же проблемы, такая же жизнь, что же им рассказывать? А друг… Нет, друга нет. Парни пытаются ухаживать, но… Они такие мальчишки! Обидчивые, ревнивые, неуравновешенные. Мне этого в семье хватило выше крыши. Хочется, чтобы рядом со мной был человек много старше меня. Чтобы он мог дать мне нужный совет, позаботиться обо мне, утешить, приласкать, побаловать… Чтобы он был и мужем, и любовником, и отцом, и другом… Но это только мечты! Где же такого возьмешь?

Она опять весело улыбнулась. Борис смотрел в ее серо-зеленые глаза, любовался пухлыми губами, которые, наверное, так сладко целовать, пшеничной косой, которую, наверное, так сладко расплетать… И чувствовал, что влюбился по уши. Что погиб!

— Марина, а можно мне?.. Я могу надеяться?.. Я хотел бы стать вашим другом… Это возможно?

— Ну… Надо подумать, — весело тряхнула она челкой.

Сердце Бориса Львовича упало куда-то вниз и гулко забухало.

Борис Львович Ратнер вернулся домой в три часа ночи. Инна Яковлевна сидела возле кухонного стола, на котором стояла почти пустая бутылка коньяка. Рядом лежала телефонная трубка. Из комнаты отца слышался тоненький плач.

— Что у вас происходит? — нарочито спокойно спросил Борис Львович.

— У нас? Что у нас происходит?! Да!! У нас происходит! Твой отец окончательно рехнулся, он встретил меня с ножом в руке! Ты пропал на всю мочь. Я обзвонила все морги и больницы. Действительно, что у нас происходит?

— Инна, прости, что заставил тебя волноваться! Я попал в ДТП. Совершил наезд на человека.

— Что?! — закричала Инна. — Ты кого-то убил?

— Нет, слава богу! Но нужно было отвезти девушку в больницу, убедиться, что с ней все в порядке.

— Девушку? Это была девушка?

— Ну да. И что? Какая разница? — заорал вдруг Ратнер. — Девушек сбивать нельзя? Или им нельзя оказывать помощь?

— Не кричи на меня, я чуть с ума здесь не сошла, — разрыдалась вдруг жена. — Ты отключил мобильник, я не знала, что думать!

— Ну что ты? Не плачь, Иннуся, я жив, все в порядке… А почему отец плачет? — прислушался Борис Львович и направился к двери.

— Я заперла Леву! Он меня чуть не зарезал! — крикнула вслед Инна Яковлевна.

Лев Давидович, которого супруги называли между собой по имени, скулил за дверью. Когда Борис вошел, нож все еще был зажат в узловатой старческой руке.

— Папа! Что ты делаешь?

— Боря? Ты пришел? Слава богу, она меня обижает, Боря…

— Ну что ты, папочка… Никто тебе ничего не сделает, отдай ножик… Вот молодец, вот умница. Ну что ты плачешь, папочка? Не плачь, все будет хорошо, — прижав к себе лысую голову отца, приговаривал Борис Львович.

…Они легли наконец в постель. За стеной, накачанный снотворным, громогласно храпел Лев Давидович Ратнер, в прошлом известный всей Москве «цеховик», директор меховой фабрики, подпольный миллионер.

Борис Львович поглаживал вздрагивающие плечи жены.

— Боря, так больше продолжаться не может!

— Но что же делать, Инночка? Я не могу пренебречь сыновним долгом! У каждого свой крест!

— Но это мазохизм! Через некоторое время Лева попросту перестанет нас узнавать. И эти голоса… А если они прикажут убить нас? Он убьет, можешь не сомневаться! Он не просто старый человек. Он душевнобольной. Он невменяем и опасен! И если ты не согласишься принять адекватные меры, я попросту вызову «скорую» и его отправят в «скворечник».

— В дурдом для наркоманов и пьяниц? Ты с ума сошла! Ты не посмеешь!

— Еще как посмею! Он угрожает моей жизни. Ты весь день на работе, а я здесь с ним один на один. Я не хочу быть зарезанной из-за твоих ложных Представлений о порядочности. Гораздо более порядочно вызвать хорошего врача и поместить Леву в хорошую частную клинику, где будет оказываться квалифицированная медицинская помощь, где будет обеспечен должный уход…

Борис Львович слушал жену — и не слышал ее. Он все еще был там, в скромно, но мило обставленной однокомнатной квартирке блочной многоэтажки.

Он был потрясен. Потрясен юной девочкой, отдавшейся ему так ярко, так страстно, так бескорыстно, так доверчиво…

Борис Львович, несмотря на вполне вальяжную внешность, был человеком застенчивым и затурканным своей властной Иннусей. Он давным-давно разлюбил ее, но не имел ни смелости, ни времени полюбить кого-либо другого. Если бы в семье были дети, разумеется, он отдал бы им всю свою душу — он был чрезвычайно чадолюбив. Но детей Бог не дал. Инна не могла родить, хотя убеждала его, что у нее все в порядке и причина бездетности на нем. Но он знал, что это неправда. Его секретарша Анечка лет десять назад забеременела от него. Но тогда он не посмел уйти от Инны и не разрешил Ане сохранить ребенка. И горько сожалел об этом и сожалеет до сих пор. Аня его не послушалась. Она тут же выскочила замуж, у нее двое детей, один из них — его сын, как две капли воды похожий на него, Бориса. Но он не имеет права встречаться с ребенком, вообще каким бы то ни было образом обнаружить свое к нему отношение. Анна запретила, и он не посмел нарушить запрет.