Дурная слава

— Ее надо перестраивать, это не дом, а скворечник!

— Но ты сама утверждала проект!

— А что мне оставалось? Если бы я его не утвердила, деньги бы вообще растворились. Мы считаем каждую копейку, когда ты сидишь на мешке денег!

— Это не мои деньги, это деньги моего отца!

— Слабоумного старика, которому каждый день мерещится, что его обокрали! Я только и слышу: «Инночка, где моя валютная книжка? Да не эта, другая…» Словно я уличная воровка. У него этих книжек как собак нерезаных. Стены оклеивать можно!

— Он старый, больной человек. У тебя тоже были родители…

— Мои родители умерли быстро, в здравом уме, как приличные люди. Они ни меня, ни тебя собой не обременили.

— Что ты предлагаешь? Мне что, сдать его в дом для престарелых? Где доживают свой век несчастные, одинокие люди?

— Почему в дом для престарелых? — оживилась Инна Яковлевна. — Есть вполне приличные места. Мы разговаривали сегодня с Танечкой Самойлович…

— И ты ей с удовольствием нажаловалась, что муж-изверг посадил тебе на шею своего маразматика папашу.

— Она просто спросила, как мы живем. И я ей рассказала как.

— И что она?

— Она сказала, что так жить нельзя.

— А как можно? Из окна его выбросить, что ли? Он скоро умрет, и все его добро перейдет ко мне.

— К нам! — поправила женщина, яростно взглянув на мужа. — И кто тебе сказал, что он скоро умрет? Да он сначала нас обоих в гроб вгонит! Сердце как пламенный мотор, пищеварение как у крокодила. У него, кроме мозгов, все в глубокой норме! Мне такое здоровье и не снилось. Я два шага прошла — у меня одышка…

— Жрать меньше надо!

— Не смей так со мной разговаривать!

— И ты не смей! В нашем роду не принято бросать стариков! И если ты меня поставишь перед выбором, я выберу не тебя!

— Да кто остался в вашем роду, кроме вас двоих? И нечего меня пугать! Он, видите ли, не меня выберет! У нас все имущество общее! Устанешь делиться!

— Все, приехали! — рявкнул Борис Львович, останавливая машину перед подъездом. — Поднимайся, а я на стоянку.

Он С ненавистью смотрел, как бесформенная фигура жены, которую не красила даже роскошная шиншилловая шуба, выползает из машины.

— Не задерживайся! — бросила она ему через плечо и направилась к подъезду.

Борис Львович поставил машину в бокс, перешел улицу, задержался взглядом на вывеске «Ночная птица». Это был вполне приличный ночной бар, где его знали, где подавали хороший коньяк и джин. Домой идти категорически не хотелось. Конечно, это малодушие, потому что весь яд, который его законная супруга накопит к его возвращению, он получит сполна. Но прежде следует, пожалуй, выпить пару рюмок, чтобы, так сказать, повысить толерантность и не заехать кулаком в ненавистное Инночкино лицо. Она будет орать, что он черт знает где болтается, ну да наплевать. Минуту поколебавшись, Борис Львович вошел внутрь.

В уютном, полутемном помещении было немноголюдно. За стойкой наблюдался бармен Игорь. Он перетирал бокалы и разговаривал с сидевшей у стойки стройной барышней с переброшенной на грудь пшеничного цвета косой. Не красавица в строгом смысле слова, но чрезвычайно миловидна, отметил про себя Борис Львович. Он вообще побаивался красавиц, их надменности, холодности. Этого выражения лица, с которым они идут по жизни: мол, любуйтесь, так и быть, но руками не трогать!

Девушка чему-то рассмеялась. На щеках заиграли ямочки. Блеснул ровный жемчужный ряд. У Бориса Львовича заныло внизу живота. Он давно, месяца два, не спал с женщиной. С тех пор как в их доме появился его отец, жена объявила сексуальный бойкот.

— Борис Львович! Добрый вечер! Рад вас видеть! — приветствовал постоянного посетителя Игорь.

— Здравствуй, Игорек! — Ратнер подошел к стойке.

— Что будете пить?

— Коньяк есть?

— «Хенесси».

— Давай сто граммов.

Ратнер не сводил глаз с белокурой барышни. Она потягивала какой-то коктейль, стреляя смеющимися глазами то в Игоря, то в Ратнера.

— А это моя одноклассница, Марина, — представил девушку бармен.

— Очень приятно, — смутился Борис Львович.

— Представляете, она теперь живет по соседству. Переехала в наш район. Я вчера иду по улице, глядь: Маринка собственной персоной! Три года не виделись. С тех пор как школу закончили.

— И не страшно вам здесь одной? — охрипшим от волнения голосом спросил Ратнер.

— А чего бояться? Я в гостях у Игоря. А живу прямо напротив. Вон мой дом. — Она указала тонким пальчиком в окошко.

— А что же, на работу утром не нужно?

— Я учусь. Завтра у парней военная кафедра, а девушки свободны.

— И где же учатся столь обворожительные девушки?

— В институте связи.

— Боже! Я, признаться, думал, что познакомился с будущей актрисой. Или тележурналисткой.

— Увы! — весело улыбнулась Марина. — А где работают серьезные джентльмены, коротающие ночь возле барной стойки?

— Так… Бизнес.

В бар ввалилась группа молодых людей. Они облепили стойку, шумно изучая меню заведения.

— Мариночка, можно я приглашу вас за столик, пока Игорь занят посетителями? — неожиданно для себя брякнул Борис Львович. И испугался до одури: что, если она откажется? Но девушка весело кивнула. Они пересели за маленький столик на двоих возле окна. В кармане Бориса зазвонил мобильный телефон. Он отключил его, не вынимая. Звонит, ясное дело, Инна. И черт с ней!

Инна Яковлевна вошла в квартиру. В прихожей валялись вещи. Ее дубленка, дубленка мужа, его куртки, ее белое кашемировое пальто, бирюзовый шелковый шарф, ее шляпы — все было свалено кучей. Сверху на куче сидела канарейка Синька. На белом кашемире и бирюзовом шелке отчетливо виднелись следы пребывания птицы на свободе.

— Боже! — вскричала женщина. — Лев Давидович!

В квартире стояла тишина. Женщина оглядела замки. Все было в порядке. Да и дверь открылась без проблем. Она шагнула в комнату старика. Свекор сидел в дальнем углу с ножом в руке.

— Лев Давидович! Что с вами? — ахнула Инна.

— Тише! Здесь люди! — пробормотал старик, приложив палец к губам.

— Где? — ошалела от страха женщина.

— Вон за тобой двое стоят, за спиной у тебя. Не шевелись, порежут!

Инна застыла. Она стояла в полном оцепенении бессчетное количество секунд. Стояла, ожидая удара и спину. Ну вот и все, кто-то навел на квартиру норов! И убийц! Перед глазами пронеслась калейдоскопом вся жизнь. Школьная золотая медаль, ранний аборт, лишивший ее возможности стать матерью, замужество с нелюбимым человеком, которого навязали родители. Семейная жизнь — однообразная, как утренняя каша, и пресная, как маца. Единственная, короткая и яркая, как фотовспышка, любовная связь на стороне — и снова годы скуки и хандры. И все это сейчас кончится! Но это несправедливо! Я же еще и не жила, хотела вскрикнуть Инна Яковлевна. Не убивайте, подождите!

Но никто не торопился ее убивать. Более того, за спиной не было слышно ни единого шороха или вздоха. Не ощущалось ни запаха, ни чего-либо иного, что выдавало бы присутствие чужого человека. Сцепив зубы, она заставила себя обернуться. Сзади никого не было. Инна Яковлевна посмотрела на старика:

— Где люди?

— Стоят за тобой! С ножами! Ты лучше молчи, а то убьют!

Инна вздохнула, повернулась, пошла по комнатам. Все ясно! Если бы воры были здесь, они давно бы расправились со свидетелем. Связали бы, кляп в рот сунули… Что там еще полагается? Могли и убить. Во всяком случае, не позволили бы старому идиоту вооружаться самым большим кухонным ножом.

Действительно, в квартире никого не было. Был лишь фундаментальный беспорядок. Вещи выброшены из шкафов, птичья клетка распахнута настежь. Инна все же проверила запертые ящики стола, сейф, еще пару укромных мест. Все, что должно было там находиться, находилось на своих местах. Женщина вернулась в комнату старика. Тот все так же сидел в углу на диване с ножом в руке.

— Лев Давидович, — стараясь быть ласковой, произнесла Инна, — а кто разбросал вещи в комнатах?