Колокол

   - Это больше не потребуется.

   - Почему? Что случилось?

   - Пошли на кухню.

   Мы тихо вышли из комнаты. Подойдя к шкафу, я вытащил две рюмки и бутылку коньяка. Налив себе и Лене, я жестом приказал ей выпить. Она помотала головой, но посмотрев на мое, видимо искаженное ненавистью и болью лицо, поспешно выпила. Я налил еще и выпил.

   - Присядь. А, ты уже сидишь, - коньяк начал действовать, сердце упокоилось. Боль сменилась бесконечной тоской, от которой хотелось плакать.

   - Коля, ну что случилось, не тяни, тяжело.

   - Лю погиб. Рашид в коме.

   - Как погиб? Как? Да как же?! - Лена пыталась подобрать вопрос, но сознание не хотело верить услышанному.

   - Они были в поле Эксперимента, когда отключили питание.

   - Кто отключил? Зачем? - слезы капали большими каплями из глаз. Я с трудом мог смотреть на нее, Лена беззвучно горько рыдала, закрыв ладонями лицо. С трудом сдерживая слезы, я подошел к ней, встал на колени и обнял.

   - Это было решение ИХ. Все произошло внезапно. Приехала группа, избили всех. Ребята долго сопротивлялись, они просили дать возможность вывести людей из Эксперимента, но тщетно. Звонил Матвей... из обезьянника. Некоторых инженеров, Агафона с Владимиром и Олегом доставили за противодействие органам правопорядка. Владимиру сломали руку, Олега избили до полусмерти.

   - А Дима, что с Димой?!

   - Дима успел выйти, это было как чудо, когда он очнулся. У Лю не выдержало сердце, говорят инфаркт, но врачи сомневаются. Рашид в коме. Его отправили в ведомственную. Дима пока слаб, чтобы разговаривать. Завтра попробуем поговорить с ним. Он пока не знает о ребятах. Мне надо ехать. Сначала в КПЗ, там уже Матвей всю бригаду юристов привел, журналистов натравил. Потом в больницу.

   - Езжай, обо мне не беспокойся.

   Я крепче обнял ее. Лена была сильная, справится, но какой ценой? Какой ценой можно пережить такое? Это предательство. Это целенаправленное убийство. Они победили и добили противника, добили жестоко, мстительно.

   Матвей Федорович сидел на скамье возле дежурного. Адвокаты уехали, до утра ничего уже не сделаешь. Он смотрел устало на стену. За эти часы он сильно постарел. Было ощущение, что вся жизнь прошла зря. Мир разрушен. Весь труд жизни разрушен, уничтожен, расколот, изничтожен, растоптан...

   "Я старый, мне недолго уже осталось, но зачем ребят так. Молодые еще, им еще жить да жить, - думал Матвей Федорович, - что делать? Что делать?". Горестные мысли прервал звон распахнувшейся двери. Я вбежал в отделение, а за мной заместитель прокурора города.

   - Кто главный? - бросился я на дежурного.

   - Капитан Серегин, сейчас его вызовы, - поспешно ответил молодой сержант и стал набирать номер, - товарищ капитан, тут заместитель прокурора и еще кто-то.

   Я подошел к Матвею Федоровичу. Тот с трудом поднялся.

   - Как ребята?

   - В целом терпимо, вот только Владимиру в больницу надо, руку посмотреть. Олег весь синий от побоев. Ужас, Николай, я такого никогда и представить не мог. Никогда. За что нас так?

   - За правду, Матвей, за правду, будь она проклята.

   Появился капитан. По уставшему серому лице было видно, что он сам не в восторге от ситуации. Зампрокурора хриплым голосом начал его допрашивать:

   - Кто отдал приказ о задержании? Какие предъявлены обвинения?

   - Никаких. Приказ из главка. Привезла группа ФСО-шников, они и передали приказ.

   - Всех освободить. Вызвать кареты скорой сюда, немедленно. Под мою ответственность! - заорал зампрокурора.

   - Слушаюсь. Вы только формуляр заполните, поймите и нас, мы выполняем приказы.

   - Давай сюда этот чертов бланк! - дежурный протянул из окошка бюрократический лист. Зампрокурора быстро и размашисто заполнил его и отдал капитану. Тот кивнул дежурном.

   Через две минуты всех привели. Олега вели двое инженеров, Владимир шел сзади, стараясь придержать сломанную руку.

   - Олега и Володю к нам в машину, так быстрее доедем. Остальным дожидаться скорой. Матвей, проследишь? - Матвей Федорович кивнул, - Молодцы ребята! Вам есть чем гордиться, вы настоящие люди!

   Слабые улыбки озарили мою команду, но этого было единственное, что я мог сказать.

   - Юра, спасибо большое, что помог.

   Юрий Петрович улыбнулся и сжал своей большой ладонью мою руку.

   - Не думай Коля, что мы все такие. Но будьте осторожны, это я уже лично тебе говорю, не делай глупостей, подумай о семье.

   - Я тебя понял, Юрий. Еще раз спасибо.

   - Пару я отвезу в ближайшую ЦКБ. Завтра поговорим более подробно.

   Юрий Петрович сделал руками ободряющий жест, взяв несколько побитых инженеров с собой, вышел к своему служебному бумеру.

   Полина сидела в коридоре. В руках у нее был мятый пропуск, которые она постоянно перечитывала, сверяясь, не было ли там ошибки. Осунувшееся бледное лицо смотрело на белую дверь палаты, за которой был ее муж, прикованный к постели, лежащий неподвижно как манекен. Только вчера ей удалось побыть с ним, побыть час, подержать его руку, посмотреть в его окаменелое, посеревшее от недуга лицо, пытаться уловить в нем хотя бы небольшой отклик от все тех слов любви, горести, отчаяния, что она говорила ему. Но он не слышал, ничего не слышал, ничего не чувствовал. Он, который раньше мог только от одного ее прикосновения вспыхнуть как костер, теперь он был холоден. Сначала ей казалось, что он мертв, но прибор упрямо отбивал его пульс, монитор рисовал несложный график сигналов его мозга - и там ничего, только безмятежность, ровная линия голубой воды.

   Дверь палаты отворилась. Оттуда вышел врач в сопровождении двух полицейских. Она бросилась было к нему, но один из них грубо отодвинул ее к стенке.

   - Иванов! А ну прекратить! - крикнул на него второй.

   - Есть, товарищ майор! - хам отошел от нее, поигрывая пристегнутой к поясу дубинкой.

   - Доктор, как он? - Полина окликнула уходящего под конвоем доктора.

   - Без изменений, - только успел ответить ей врач, и поспешно прибавил шагу под неодобрительный взгляд полицая.

   Она села в бессилии, выронив из рук пропуск. Слезы застилали глаза, но плакать уже не хотелось, не могла она больше плакать, не помогало.

   - Не потеряйте это, иначе будут проблемы и у Вас, Полина, и у нас, - ответил ей мягкий голос откуда-то сверху. Рука протянула ей одноразовый платок. Она взяла и промокнула им глаза.

   - Здравствуйте, Иван Дмитриевич. Спасибо, большое, - она взяла поднятый им пропуск и, вложив его в паспорт, положила в сумочку.

   - Понимаете, Полина, как я Вам уже вчера говорил, обвинения, которые предъявлены Вашему мужу, не позволяют Вам находиться здесь.

   - Да, я помню. Но я не могу в это поверить. Рашид не мог предать, он не предатель! Что? Что он мог передавать, кому?! Я не понимаю, не понимаю...

   - Мне тоже в этом деле не все ясно, но одно я вижу четко: сейчас Ваш муж является обвиняемым государственной измене. Собственно вся группа находится под подозрением. Вы же знаете, что Николая Борисовича Кузнецова, уже перевели в СИЗо. Другие находятся под домашним арестом или в больнице, как Ваш муж.

   - Но это же был Международный проект, кому они могли что-то передавать?! Объясните?

   - Не могу. Дело открыли, так получилось, что его передали мне. Если хотите мое мнение, то я не вижу в нем состава преступления. То, что инкрементируют Вашему мужу, довольно спорно, так как даже я могу частично найти эту информацию в открытых источниках.

   - Но почему тогда вы не расследуете факт отключения установки с работающими в Эксперементе людьми? Почему? - Полина повысила голос, но исполосованное болью горло выдало лишь хрип.

   - Официальная версия состоит в том, что отключение произошло из-за аварийной ситуации на подстанции.

   - Вы же знаете, что это ложь! - Полина с силой схватила его за руку, на что Иван Дмитриевич спокойно отреагировал, давая женщине успокоиться.