Страница 5 из 8
Я напряг всех вокруг каким-то чудесным образом. Конечно же, я не пошел на обед, вместо этого я везде искал свою шапку: ну должна же она была где-то быть! Увы, я так и не нашел ее, как ни старался. Пришлось попросить о помощи фельдшера, она вошла в мое положение, сказала, что ее знакомые смогут раздобыть мне новую шапку, правда, разумеется, не бесплатно, а стоило это рублей двести, по-моему. Новая шапка была даже лучше, чем моя: с кокардой, а внутри – три иголочки с тремя намотками ниток разных цветов, ведь порядок такой: если у тебя что-то не в порядке в одежде, дырка, например, или порвалась где, ты должен это быстро зашить сам. А так никто за мной не проследил в тот вечер, никто не смотрел, расхаживаю ли я в железной каске, которая так больно впивалась мне в голову, и нашел ли я свою шапку – это тоже никого не интересовало. Хотя каску у меня забрали потом, конечно…
Командир роты у нас, помню, был со странностями, но сам по себе исключительно толковый мужик, я питал к нему огромное уважение. Иногда он бывал строг и не очень справедлив, но вообще был очень умным и обязанности свои исполнял как надо. Он много разговаривал с нами, и эти беседы имели для нас большое значение. Особенно мне запомнился разговор об особенностях войн, в том числе информационных, о том, как такая война планируется и как воплощается в реальность.
Вот, например, если обернуться назад и изучить кое-какие моменты нашей истории, то в годы Великой Отечественной тоже велась информационная война. Немцы же разбрасывали с самолетов листовки на землю, а в листовках этих содержались призывы, мол, сдавайтесь, будете жить хорошо, будет в достатке еды, будете под защитой…
Командир наш говорит: вот вы все знаете, кто такой Шрек, да? Все начинают кивать головами, все смотрели этот мультик американский про смешного толстого зеленого великана. Хорошо, продолжает, а знаете вы вот такой-то отечественный фильм такого-то года, очень важный, можно сказать, культовый? Все головами мотают: нет, не знаем. И я понимаю, что я тоже не знаю. Ну вот, вздыхает командир, какого-то Шрека вы знаете, а такое кино – нет… Вы проигрываете информационную войну… Меня этот пример из жизни впечатлил.
Несколько раз я попадал в санчасть, где есть госпиталь – вот так уже как курорт, можно и мобильники с собой брать, и военные законы никакие не действуют: ходишь себе в пижамке, спишь и ешь. Тогда в сети был популярен Harlem Shake, или так называемая «гарлемская встряска» – это интернет-мем, который возник после ролика, выложенного как-то на YouTube. Сам ролик был пародией на работу одного видеоблогера, и было очень много подражаний в Интернете. Кто не в курсе – можете найти его, там просмотров десятки миллионов. И мы решили сделать свой Harlem Shake.
В тот раз был у меня планшет, и благодаря ему мы отлично проводили больничное время: смотрели фильмы, развлекались, меня в нашей палате даже уважали как человека, у которого есть какая-то нужная всем вещь. На Интернет мы скидывались, чтобы все могли смотреть кино. Что же до нашего видео, то с ним вышел тот еще казус.
Мы много веселились: фотографии делали разные безумные, обматывались туалетной бумагой, еще Бог знает что… Но меня ни в одном кадре не было, так как я стоял по другую сторону камеры. Как выяснилось, в этом мне очень повезло.
А потом в один прекрасный день мой планшет все-таки нашли. Меня как раз тогда в очередной раз отправили в лазарет с температурой, а гаджет я прятал в шкафу, прямо среди ватников. Мне не дали вернуться к себе, чтобы собрать вещи, даже умывальные принадлежности, сказали: «Нет, Кирилл, все, уже машина ждет, мы едем». Пришлось подчиниться. Я понял, что вернусь обратно как минимум через три дня, а обыскивают наши вещи практически постоянно, и когда я вернусь в роту, ничего хорошего не будет.
Так оно и оказалось. Я возвращаюсь, а все вокруг хихикают, приговаривая: «Рембо, Рембо».
После, конечно, вызывают меня к офицеру. Он мне говорит: «Кирилл, ну о чем ты думал?» Мне и правда очень не повезло. Было как раз теплое время года, и пора уже было менять нашу теплую форму на более легкую, весеннюю. Забирать ватники приехал командир части. Он-то и обнаружил мой планшет. Досталось, конечно, всей роте, ну а планшет полковник забрал себе. Пароль у меня там стоял совсем простой, что-то вроде 1234, и полковник без труда его подобрал и принялся изучать содержимое. Зашел в мой контакт, читал мои сообщения, листал мои фотографии.
А там в личных сообщениях мы с ребятами прикалывались по полной программе, писали сообщения разным девушкам, ну не то, чтобы пыль в глаза пустить, а так, повеселиться. Мы в подробностях описывали, что тут у нас творится: и взрывают, мол, и вспышки, и всполохи огня, и пули летят. В общем, развлекались, как могли, героические такие образы создавали шутки ради. Полковник юмора совсем не оценил, он решил, что я тут хочу на самом деле выставить себя эдаким героем. Он вернулся в роту и показал все остальным военнослужащим: и переписку мою, и фотографии…
Да, все веселились, много было гримас, а мне-то влетело, конечно. «Одно дело, – говорил командир, – что тебе просто не повезло с этим, а другое – ты понимаешь, что было бы, если бы кто-то этот планшет стащил? Это ведь и мне бы объяснять пришлось бы, и перед родителями твоими, возможно, оправдываться… И вообще, почему планшет в роте?»
Я начинаю как-то оправдываться в ответ, но тут он меня уже резко осадил и высказал мне все, что думает. Это было очень эмоционально, чуть ли не до слез, и я понимал, насколько это все неудачно вышло. А кличка Рембо в итоге так и осталась за мной. Там, в роте, у нас тоже любили клички раздавать.
Например, еще у одного парня была кличка «Сникерс», потому что он все время ел эти шоколадные батончики, а в армии вообще-то нельзя ничего сверх меры есть. Если фантик найдут, то может из-за этого быть много шума.
С сослуживцами бывшими сегодня мы практически не общаемся, хотя контакты кое-какие остались. Бывает, что кого-то вижу во Владимире, но редко.
А планшет мне под конец службы все-таки вернули, не разбили. Колотили-то они в основном дешевые китайские телефончики: все же, видимо, опасались, что родители разозлятся и будут жаловаться.
Единственное, что меня испугало по-настоящему, так это то, что полковник пообещал всех героев того видео лично отыскать. Он в наших плясках и кривляньях усмотрел издевательство над армией и сослуживцами. А ведь там были ребята из разных рот. Всех найду, говорит. Я очень волновался за людей, с которыми мы успели подружиться за это время. Увы, я не знаю, нашел он их или не стал.
Все мои проблемы со здоровьем были еще в армии, и тот факт, что температура не сбивалась ничем, был довольно показательным. Если бы мое заболевание нашли раньше, меня бы спокойно комиссовали, но тогда никто не увидел серьезных показаний для пункции, и я с этим служил. А так бы мне дали инвалидность сразу, да еще и выплатили бы мне денег, все-таки это довольно серьезное заболевание.
И дело здесь вовсе не в том, когда именно я заболел. Перед армией всегда есть медкомиссия, и там все должны тщательно смотреть и проверять, но на деле это простая формальность, особенно когда недобор новобранцев. У нас в армию чуть ли не инвалидов отправляли. Помню, на медкомиссии был человек один буквально с дыркой в животе, что-то там у него было в детстве. Однако его все равно распределили служить, но через месяц всех проверяют уже усиленно, и тогда его, конечно, комиссовали домой. Насчет здоровья строго, да и насчет компенсаций тоже. Если сломана рука – лежишь в госпитале и получаешь консультацию, то же самое, если тебе палец нечаянно отрезали. Выплату получаешь, но после выздоровления отправляешься служить дальше, такие травмы не считаются настолько тяжелыми, ну а уж если что посерьезнее – тогда домой.
В 19 лет я вернулся из армии. Решил восстановиться в колледже. А забрали меня во время сессии. Когда я пришел туда, мне сказали: у тебя две недели, чтобы сдать все долги. А как их сдать, когда уже столько времени прошло, я, конечно, не помню ничего… Словом, мне предложили забрать из колледжа документы со справкой, и это будет как если бы я закончил 11 классов. Поразмыслив, я согласился. Документы забрал, сразу же нашел себе работу: устроился администратором в кафе. Мне нравилось трудиться: я мог провести на работе день-два-три подряд и работать без остановки. Меня оттуда буквально выгоняли, боялись, что я в обморок упаду.