Страница 5 из 9
Но туфли так соблазнительно пахнут ветчиной, колбасой и козьей кожей.
Уф, я совсем затосковал!
А когда мне скучно, мне надо что-нибудь пожевать.
Так уж устроены мы, овчарки.
В Венгрии нам дают жевать кожаные ремни. Это укрепляет челюсти, притупляет голод и полезно для зубов, так дядя Ференц говорил.
Собачья корзина пахнет неаппетитно. Ивовые прутья горькие, сухие и жёсткие.
А туфли Эмили такие мягкие, нежные и вкусные!
Я встаю, крадусь к полке с обувью, вытягиваю один ботинок — и пулей назад в корзину!
Ах, какая вкуснятина!
Пробовали вы когда-нибудь жевать козлиную кожу?
Она такая мягкая, нежная и немного солоноватая.
Сразу почему-то детство вспоминается… Знаете, что я вам скажу: козлиная кожа в тыщу раз вкуснее сухого свиного уха.
Ну вот, когда Фридберт наконец-таки соизволил пустить меня в комнату, у моей корзины осталась лежать лишь одна резиновая подошва.
Что тут началось! Ужас!
Похуже, чем землетрясение.
Мицци с её тёпленького местечка как ветром сдуло.
Под диван спряталась от греха подальше. Фридберт отругал меня и за ухо оттрепал.
А Эмили, увидев обглоданную подошву, расплакалась.
В наказание меня отправили в тёмный подвал.
Пришлось бы мне там всю ночь горевать одному на старой лошадиной попоне у отопительного котла, если бы не моя Малышка.
Она меня спасла.
Моя сестрёнка, ненаглядная моя! Спустилась ко мне прямо в халате, босиком, притулилась рядышком, гладила меня и утешала.
А я старался согреть её — так мы оба и заснули.
Нет, я не жалуюсь: в конце концов всё закончилось хорошо. Когда Эмили нашла нас спящими в обнимку, сердце её дрогнуло.
Меня выпустили из подвала и никто больше не ругал.
Только Мицци зашипела, когда меня увидела.
Глава шестая,
в которой меня хотят отправить в собачью школу
Что-то тут не так…
Ох, чую недоброе!
Всё утро только обо мне и разговоров.
Я лежу под столом на кухне, закрыв глаза, но навострив уши.
— Ты же сама хотела собаку, — говорит Фридберт.
Собака — это я.
— Но я и представить себе не могла, что этот зверь окажется таким невоспитанным, — отвечает Эмили.
«Зверь» — это про меня.
— Это были мои лучшие туфли! — вздыхает хозяйка. — И такое уже не в первый раз. Этот пёс влетает нам в копеечку! А он ничего слушать не желает!
Вот это уже неправда! Слух у меня получше, чем у Фридберта и Эмили вместе взятых!
— Он же пастушья собака, — пытается объяснить Фридберт. — Ты слишком добрая, а овчарке нужен настоящий вожак — тот, кого бы она слушалась.
Надо же, я и не догадывался, что Фридберт столько знает про собак!
— А ты именно тот, кто нужен, — фыркает Эмили.
— На собачий свисток он не реагирует…
— Точно!
— …но я хвалю его и даю угощение в награду за послушание. Так он учится понимать, как себя вести, — объясняет Фридберт.
Верно подмечено: за свиное ухо я готов горы свернуть.
— Так что ты предлагаешь? — спрашивает Эмили.
Фридберт размешивает ложечкой сахар в чае. Она позвякивает, как колокольчик на шее у серой коровы.
— Ну, говори же! — требует Эмили. — Что нам делать с Антоном?
Антон — это я.
— Давай запишем его в собачью школу, — предлагает Фридберт.
Меня — в собачью школу? Меня?!!
Ну уж дудки!
Я поднимаюсь, ухожу из кухни и ложусь в свою корзину. Добровольно.
Видите: я сделаю всё, что пожелаете, только не отправляйте меня в собачью школу. Знаю-знаю, что это такое, мне дядюшка Ференц рассказывал.
Прости-прощай свобода — вот это что! Собачья школа ломает нам хребет, так он говорил.
Там есть штучки пострашнее, чем собачий свисток, предупреждал он.
Поводок и намордник.
Не желаю я учиться в собачьей школе! Ладно-ладно, я с кошкой подружусь.
Туфли больше не трону.
Корзину грызть не буду.
За кроликами и утками гоняться перестану.
Всегда буду добровольно ходить у ноги и откликаться на собачий свисток.
Стану кротким как овечка…
Только не посылайте меня в эту собачью школу!
— Полюбуйся на него! — говорит Эмили. — Похоже, он понимает каждое слово!
Она наклоняется и гладит меня.
— Хорошо, Антон! А теперь марш на место, как послушная собака, — велит Эмили. — Завтра пойдёшь в собачью школу.
В ту ночь я впервые по собственной воле остался спать в коридоре.
Мне снилось, что на меня надели намордник и что за мной волочится железная цепь. Собачья школа находилась в лесу, где росло полным-полно малины.
Цепь запутывалась в сплетённых ветках, я тянул её, дёргал, но вырваться не мог.
Вдруг появились пятнадцать шакалов, окружили меня, уши торчком, спины выгнуты по-кошачьи — они всегда так делают перед нападением, — подняли хвосты и приготовились к прыжку.
А я не мог пошевелиться, не мог даже оскалить зубы: ведь мои челюсти были накрепко стянуты намордником.
Уф, наконец-то я проснулся!
Мицци сидела на подоконнике, её глаза в темноте горели, словно жёлтые угольки.
Но я даже обрадовался, увидев её.
Я был готов предложить ей мир и дружбу, если бы умел говорить по-кошачьи.
И тут случилось то, чего я себе и представить не мог.
Мицци соскочила с подоконника и медленно направилась в мою сторону.
Она опустила голову и ткнулась ей в мою.
Я замер.
Даже дыхание затаил.
Потом Мицци перевернулась на спину и позволила мне вылизать ей живот.
Она мурлыкала от удовольствия.
Теперь-то я знаю наверняка: кошки тоже умеют читать чужие мысли! Странно, что дядюшка Ференц нам об этом ничего не рассказывал.
Ту ночь Мицци провела рядом со мной.
Мы так и заснули спина к спине.
Когда Эмили увидала нас утром, у неё слёзы навернулись на глаза.
— Фридберт! — позвала она. — Иди-ка сюда, полюбуйся! Кошка и собака спят в одной корзине! Ну что за прелесть!
Фридберт пришёл, увидел, как мы лежим рядышком-рядом, и похвалил:
— Молодец, Антон! Из тебя выйдет отличная собака!
И я уж было обрадовался: теперь-то не отошлют меня в собачью школу.
Но если люди что решат, они от своих планов не отказываются.
Нет, я не жалуюсь.
По большому счёту, мне с ними повезло. Но что решено, то решено.
Глава седьмая,
в которой я делаю успехи
После завтрака они надели ботинки и собрались ехать в собачью школу. Фридберт взял поводок, пристегнул его к ошейнику и повёл меня к машине.
Собачья школа расположена в Малиновом лесу.
Выходит, мой сон оказался «в лапу». Высокий металлический забор скрывал территорию от посторонних глаз. Ворота открылись.
Фридберт провёл меня внутрь, следом вошла Эмили, и ворота за нами снова закрыли на замок.
Я тянул поводок то влево, то вправо: там было столько следов, столько собачьих меток, что у меня голова пошла кругом!
Я рвался с поводка, торопился вперёд. Фридберт с трудом меня удерживал.
Вдруг меня словно ударили и резко потянули за шею.
Я удивлённо оглянулся и увидел: вот она, учительница.
Её звали фрау Штеппентритт, и от неё пахло собаками.
Она была коренастая и мускулистая, на голове — короткая чёрная шерсть, голубые глаза, холодные как сталь, строго смотрели на меня.