Молчание золота

— Просил. Но все равно поднимитесь в номер. Мне срочно нужно вам кое-что сообщить…

— Хорошо. Сейчас буду. У вас все в порядке?

— В каком смысле? — Мне показалось, что Ламбер даже несколько растерялся. Муха же, жуя, хмыкнул с этакой язвительной, все понимающей ухмылочкой. Я отозвался:

— Ладно. Сейчас…

— Что, как я и предполагал? — немедленно вступил в беседу Артист, наливая себе еще вина. — Наш милый друг никак не может справиться с жаркой восточной Гурией и зовет на помощь русскую силушку? То-то Бахрам тут недавно пробегал, как ахалтекинский жеребец. Наверно, беспокоится за здоровье клиента.

— Артист, что-то ты сегодня уж очень разговорился, — с некоторой досадой сказал я. — Я, конечно, понимаю, что тебе весело. Вино все-таки тут хорошее. Но не слишком ли ты себя легкомысленно ведешь?

Я не против вина, не против веселья. Но раз уж мы на задании, раз уж мы вышли на тропу войны, надо быть не просто в форме — в постоянной боевой готовности. Мало ли что случится в следующую минуту?

— Посерьезнее надо быть, мужчина, — присоединился ко мне Муха, вытирая лоснящиеся губы носовым платком, — на Востоке принято быть чинно-томным. Или томно-чинным. Ну вон как те молодые люди.

Свои слова он сопроводил кивком в сторону перил, ограждающих балюстраду, на которой мы сидели. Я машинально взглянул в том направлении, куда указывал Муха — вниз, в холл, куда только что вошли трое местных. Это были молодые узбеки (или таджики, их тут тоже предостаточно, а тех от других я не отличаю), двое — лет по двадцать пять, третий чуть постарше. Все невысокие, крепкие, с гладкими смуглыми лицами, одеты безо всякого намека на восточный колорит — в ветровках, один — в светло-сером пиджаке. Этот, воровато оглядываясь, говорил о чем-то по мобильному телефону. Собственно, они привлекли мое внимание только потому, что на них указал Муха. Но уже в следующую минуту я совершенно отвлекся от них. Я встал из-за столика, собираясь уже было идти, как Артист придержал меня за рукав:

— Если что надо, передай, что тут есть настоящий мужчина, который всегда рад повидаться с красивой восточной женщиной. Он, правда, мал ростом, жрать горазд, да и погоняло у него Муха, зато Казанова из него — хоть куда!

Муха поперхнулся куском самсы, а я сказал:

— Что-то ты очень игривый сегодня, Семен. Как бы не пришлось плакать, а, боец? Мне вот почему-то совсем Не смешно. Больше того, лично мне интуиция подсказывает, что в любой момент можно ждать осложнений. Самых непредвиденных и в любой момент. Зря улыбаешься, Я тоже улыбался, слушая рассказы Тахира-ака, пока не оказался там…

«…в охваченной глухим безумием дехканской деревне, а потом в тутовой роще на предгорьях близ Аввалыка», — договорил кто-то внутри меня, и я осекся, не став более изъясняться вслух. Артист внимательно посмотрел на меня, похлопал по руке чуть повыше локтя, а потом налил в мой бокал вина и молча протянул. Я понял: он меня успокаивал. Дескать, дурака-то он валяет, но сам начеку Вид у него был вполне серьезный, только в темных глазах еще чуть посверкивала ироническая искорка. Я, не говоря ни слова, выпил вино, а потом направился в номер. Сначала хотел подождать лифт, но подумал и пошел пешком: с лифтом здесь творятся удивительные безобразия, несмотря на известную дороговизну отеля.

Через пару минут я вступил в гостиничный коридор, в конце которого и располагался наш с Ламбером номер. Я прошел по мягкой ковровой дорожке, которой был выстелен пол. Напротив нашей двери она была смята и откинута. Я усмехнулся: что это? Или наш француз так перетрудился, что поспешил аж вытолкать девушку из номера? Впрочем, усмехался я недолго: из-за двери до меня долетели разной высоты мужские голоса. Не думаю, что Леон Ламбер сменил ориентацию и пригласил в свой номер еще и мужчин. Хорошо, допустим, что один голос принадлежит Ламберу. Тогда кому же принадлежит второй?

В этот момент в душе у меня всплыли все мои невнятные, казалось бы, ни на чем не основанные предчувствия. Я даже пожалел о том, что у меня при себе нет оружия. Впрочем…

Я приложил ухо к дверной панели. Потом вытянул из кармана ключ и осторожно вставил в замочную скважину. Счастье, что тут новые замки: дверь раскрылась абсолютно бесшумно, даже не щелкнул язычок. Клин света выбился из-за приоткрытой мною двери, и тотчас же послышался характерный звук: кто-то, стоя прямо у двери, шмыгал носом. И в ту же секунду до меня донесся голос Ламбера:

— А я говорю вам, господа, что вы не имеете права. Я вызову охрану отеля. Я буду жаловаться в посольство, наконец. Я — иностранный турист, а вы…

— А мы пришли пригласить вас в гости к одному очень уважаемому в городе человеку, — довольно бесцеремонно перебили моего соседа по номеру. — Очень хорошему человеку. Кто говорит о том, чтобы причинить вам хоть какой-то вред, почтенный?

— Это нарушение всяческой законности!..

Как ни тревожно мне было, как ни противопоказано было моменту веселье, я с трудом сдержал ироническую усмешку. Бедный, бедный француз!.. Даже после того, как он добился себе на задницу приключений (пока что не разработанных подробно) здесь, в Самарканде, в ноябре прошлого года, даже после того, как его едва не убили в Москве в декабре того же года, он все равно продолжает наивно апеллировать к какой-то законности. Напрасные слова, смешные, бессмысленные в условиях этой махровой азиатчины и — если брать шире — в условиях всего этого балагана постсоветского пространства!.. Я потянулся всем телом и, бесшумно проскользнув в приоткрытую дверь, увидел прямо перед собой толстую красную шею того типа, что шмыгал носом у самого входа. Прикрывает тыл. Обеспечивает конфиденциальность этой милой беседы, так сказать. Ну кто же ее так обеспечивает, ребята?

Сделав выпад, я одной рукой перехватил его рот, чтобы не пикнул, а второй, сжатой в кулак, коротко, без замаха, ткнул в основание черепа. Узбек вздрогнул всем телом и обмяк, заваливаясь назад. Я не стал препятствовать этому падению, просто прислонил его спиной к двери. Глянул в лицо. Я не очень точно идентифицирую здешние лица, но тут, несомненно, передо мной был один из тех троих, что вошли в холл отеля всего несколько минут назад! Так-с! Ай да Муха! Обратил внимание на совершенно случайных людей. Вот и сомневайся после этого в подсознательных мотивациях!.. Убедившись, что сторож мной отключен надежно и что он не падает, я, прижавшись к стене, продвинулся вперед еще на два шага — так, что мне стал виден сидящий в кресле Ламбер. Перед ним, время от времени подаваясь вперед, словно для короткого восточного поклона, стоял человек в светло-сером пиджаке. Он активно разводил руками так, как это делает дирижер оркестра. В тот момент, когда я увидел его сзади, он говорил:

— Я, честно говоря, послан сюда, чтобы только передать приглашение моего хозяина. Не больше. А уж дело ваше решать, ехать вам или нет.

Ламбер подался вперед, и угол его рта искривился книзу.

— Даже так? То есть мне еще предоставляют свободу выбора? Очень хорошо! Это очень великодушно с вашей стороны, господин… э-э-э…

— Можете звать меня Джанибек.

— Бек? Хорошо, что не кронпринц, — пробормотал Ламбер. — А что, любезный Джанибек, вы сделаете, если я откажусь от вашего… гм… оригинального предложения?

Я не видел лица незваного гостя, но по тому, как он зажестикулировал, потому, как изменился его голос, я был почти уверен, что на его лице засияла самая любезнейшая и фальшивая из улыбок:

— Мне с самого начала показалось, что вы не будете рады нас видеть. Потому-то мы и не стали стучать в дверь, а просто открыли своим ключом.

— Лищнее подтверждение того, что эта жирная скотина Бахрам, местный служка, с вами в сговоре.

В голосе Джанибека прорезались прямо-таки лисьи нотки:

— А вы, уважаемый, откуда знаете насчет Бахрама? Впрочем, это неважно…

— Это вот она, наверно, расколола нас, — прозвучал из глубины гостиничного номера еще один голос с сильным акцентом. Потом взвился испуганный голосок, верно принадлежавший той самой девчонке, что осталась ублажать незадачливого Ламбера. — Позволь, я пощупаю ей ребрышки, она мигом все скажет, сука.