Скажи ее имя

Три месяца спустя, в марте, она получила сообщение от писателя — действительно Знаменитого Ирландского Писателя (ЗИП), — преподававшего в магистратуре. Он сказал, что ему понравились рассказы, но им нужно поговорить. Не могла бы она зайти в колледж «на пару слов»? Встреча была назначена на конец недели. В результате на все последующие дни эта «пара слов» стала основной темой наших разговоров. Примут ее или нет? Зачем ЗИПу тратить время, просить ее прийти на встречу, если он не собирается брать ее в магистратуру? Возможно, предположил я, он просто хочет узнать насчет твоей визы. Но Аура продолжала мучиться, она была уверена: что-то не так, наверняка у них тоже было правило, не позволяющее студентам учиться в двух местах одновременно. Придя в колледж, она обнаружила в кабинете ЗИПа вместе с еще одним пожилым человеком, который оказался еще более Знаменитым, но уже Австралийским Писателем (ЗАП), руководившим всем курсом. Очевидно, эти двое были друзьями и только что обсуждали Ауру. Они задали ей несколько вопросов о ее жизни, она ответила. Они сказали, что никаких проблем с ее параллельным обучением в Коламбии нет. Но есть еще кое-что, нет, не проблема, а сомнение. Их впечатлили представленные ею рассказы, но это были переводы, причем, как они поняли, сделанные не ей самой — в конце каждого рассказа она приписала: переведено Аурой при помощи друзей. Но занятия проводились исключительно на английском. Теперь они полностью удовлетворены ее способностью общаться по-английски, но сможет ли она писать на этом языке? Если она хочет попасть в магистратуру, то придется. У нее было двадцать четыре часа, чтобы написать автобиографический очерк на английском языке — как минимум шестьсот слов о том, почему она выбрала курс писательского мастерства. Она пошла домой и написала. Через пару дней ЗИП снова позвонил, на этот раз, чтобы сообщить об ее зачислении. И в ближайшую неделю от него больше не было вестей. Разве не должно было прийти официальное подтверждение? Может, ЗИП позвонил прежде, чем проконсультироваться с ЗАПом, а тот высказался против? Ох, Аура, тебя приняли, сказал я, напиши им письмо и спроси. Она написала. Через пару дней ей ответил ЗАП: «Дорогая Аура, все в порядке. Вы приняты. Вы приняты на курс писательского мастерства. Вы получите письмо на официальном бланке, но главное письмо — вот это. Мы гордимся и счастливы, что вы с нами». Вечером мы ели устриц в традиционном французском ресторане. Мы распили бутылку шампанского, а потом отправились смотреть кино в Гринвиче с Валентиной и Джимом. После фильма Аура придержала меня, чтобы Валентина с Джимом шли по тротуару впереди нас. Она хотела, чтобы я взглянул на походку Джима. Он хромает на левую ногу из-за протеза? Возможно. Я не был уверен.

Один из рассказов Ауры был о маленькой девочке, которую застукали за ежедневным воровством из портфелей и коробочек для обедов у одноклассников. Родители, вызванные на беседу с директором школы, сбиты с толку поведением дочери. Они смотрели на нее так, будто перед ними стоял совершенно незнакомый человек. Незадолго до этого мать пообещала девочке, что в награду за хорошее поведение она отправится на летние каникулы вместе со сводной сестрой в дом ее матери в Орландо, штат Флорида, и читатель понимает, что девочка ворует именно потому, что не хочет ехать в Орландо. В наказание мать запрещает ей кататься на велосипеде по парковке у дома, в котором они живут. Девочка не подчиняется, однако не едет кататься на парковку, а впервые в жизни выезжает на опасное, кишащее машинами шоссе. Воодушевленная поступлением на курс писательского мастерства, Аура отправила рассказ «Неудачная поездка» в южноамериканский литературный интернет-журнал, и они напечатали его. Ее первый опубликованный рассказ!!! Она поделилась радостью с матерью. Но когда Хуанита прочла рассказ, то расстроилась. Начать с того, что мать в рассказе так и не поняла, почему дочь ворует. Но ведь в реальной жизни, она все поняла, не так ли? Именно поэтому Аура не поехала в Орландо с Катей. Зачем Аура воскрешает болезненные моменты прошлого и искажает действительность? Аура постаралась объяснить, что это художественное произведение, и если бы рассказ был длиннее, мать бы непременно догадалась, что к чему. Но весь смысл заключается в поездке на велосипеде, в резком, безрассудном стремлении девочки к свободе и приключениям — и к «Макдоналдсу» ниже по улице, где каждые выходные выступал клоун и дети катались с большой пластиковой горки, но в тот будний вечер ресторан был пустынным и грязным.

Несколько месяцев спустя, когда Аура опубликовала еще один рассказ, действие которого разворачивалось в комплексе наподобие Копилько, где жили мать-одиночка с дочерью, Хуанита отреагировала абсолютно так же. Были ли эти два рассказа первой попыткой Ауры сделать рентгеновский снимок раннего детства? Здесь были скрыты опасные и волнующие секреты. В конце концов разве не пишут многие молодые писательницы о своих матерях?

В конце повествования счастливая главная героиня отправляется в путешествие к неведомым землям. Но читатель, знающий о бедствии, не разделяет ее энтузиазма. Но бедствие было обратной стороной монеты, лицевая же ярко блестела.

Эти наброски к роману, который Аура собиралась написать, кажутся таинственно-пророческими. Но если предположить, что они пророческие, то в них содержится уродливая загадка: что за блестящая лицевая сторона может быть у смерти Ауры? Думаю, имеется в виду окончание аспирантуры. В романе, где события происходят в обратной хронологии, неведомые земли, манящие счастливую Алисию, — это Нью-Йорк и легендарный университет, где она собирается защитить диссертацию. Тут-то и скрывается бедствие — в опыте реального студента реального университета. И ни в чем ином. Я ведь прав?

20

Спустя четыре дня после похорон Ауры ее мать позвонила мне. Она сразу перешла к делу. Очевидно, Хуанита заранее подготовилась к разговору, возможно, даже отрепетировала свою речь. Она сказала:

Аура была выпускницей университета, я всю жизнь проработала в университете, как и мой брат, университет — наша семья, университет заботится о нас, как заботилась бы семья, и вот что мне говорят университетские юристы: то, что ты не дал официальных показаний, очень подозрительно.

Слушая, я видел свое отражение в оконном стекле высотой в два этажа, отделявшем нашу квартиру в Эскандоне от небольшого дворика: с трубкой беспроводного телефона прижатой к уху, я стоял у подножия светлой деревянной лестницы, ведущей к нашему спальному логову; словно сплющенный махиной вздымающихся стен, на фоне желтых обоев квартиры я выглядел размытой карликовой фигуркой в левом нижнем углу гигантской акварели. Раздвижная дверь была открыта, и я слышал шепчущий шорох бамбука, доносившийся с дальнего края дворика. Я сам посадил этот бамбук, всего-то шесть побегов, даже не предполагая, что он вырастет как сказочное дерево, почти в два этажа высотой. Менее чем за неделю до своей смерти Аура, стоя примерно там же, где стоял я, и глядя снизу вверх на меня, спускающегося по ступенькам, объявила: я люблю эту квартиру. Эта квартира была нашей, мать купила ее для Ауры. Она была новой и совершенно пустой, когда мы въехали в нее. Все четыре года Аура медленно и методично обставляла ее так, как позволяли нам средства и как хотелось именно ей. Плотник делал для нас книжные полки, которые должны были прибыть после нашего возвращения из отпуска. Я приехал с побережья без Ауры и теперь говорил по телефону с ее матерью. В чем она меня обвиняет? Что она имеет в виду, когда говорит, что, по мнению университетских юристов, очень подозрительно, что я не дал официальных показаний?

Хуанита решила, что тело Ауры должно быть кремировано. Это означало, что мы — Фабиола и я, вместе с Хуанитой — спустя примерно тридцать часов после несчастного случая с Аурой в волнах Тихого океана должны были прямо из больницы в Мехико, где она умерла, отправиться в близлежащую delegation (нечто среднее между полицейским участком и районной прокуратурой), чтобы дать свидетельские показания о смерти Ауры, которые должны были подтвердить, что, запрашивая разрешение на кремацию, мы не пытаемся утаить какие-то улики. Также должно было состояться вскрытие. Они разделили нас: Фабиолу провели в одну комнату, скорее даже в отсек, Хуаниту в другую, а меня в третью — или Хуанита была со мной? Мои воспоминания спутаны, но я помню муравьиную суету delegation, людей в уличной одежде и наручниках, сидящих на лавках вдоль стены, приходящих и уходящих полицейских и адвокатов, стены, мебель грязно-коричневого и желтого цветов. Я не спал с нашей последней ночи на побережье. Это было днем, или вечером, или уже наступила ночь. Я сидел на стуле за стальным столом напротив бюрократа — грузной сорокалетней женщины с вялым выражением лица, печатавшей на старом стационарном компьютере — черный экран с зелеными буквами, — она велела мне рассказать, что произошло. И я рассказал, а она печатала, не проявляя никаких эмоций, ее пальцы громко и быстро барабанили по клавиатуре. Я впервые говорил о несчастном случае и смерти Ауры, и, вероятнее всего, я рассказывал подробнее, чем было нужно, но она методично фиксировала каждое мое слово, по крайней мере так мне казалось. Я все еще был в плавках, сандалиях и футболке. Пока мы ждали очереди в delegation, я дрожал от холода, но потом перестал. Когда я закончил давать показания, она потребовала мои документы. У меня их не было. Мой паспорт остался в пляжном домике, который мы снимали в Масунте. В бумажнике оказалась только кредитка. Поскольку у меня нет документов, сказала женщина за столом, мои показания не могут быть приняты. Вся эта писанина коту под хвост.