Титан

— Сегодня днем я увижусь с его величеством, — сказал он, — и мы обсудим с ним этот вопрос. Благоволите прийти ко мне завтра утром… — После некоторого колебания он вдруг сказал: — Нет, лучше сделаем иначе. Вы свободны сегодня вечером?

— Да, сэр.

— Жена устраивает небольшой вечер для дочери. Приходите. У вас будет возможность поближе познакомиться с петербургской жизнью, и я дам вам ответ его величества. Не буду скрывать; нам крайне необходим этот корабль с оружием. Поэтому медлить с решением вопроса не будем.

Ник поднялся со своего места:

— Благодарю вас, сэр. С удовольствием приду. Где вы живете?

Великий князь удивленно посмотрел на американца, словно хотел сказать этим, что каждый знает, где он живет.

— На Мойке. Спросите любого извозчика. Не думаю, что вы будете испытывать трудности в поисках моего дома.

Действительно, дом великого князя Кирилла трудно было бы не заметить. Он был расположен на красивой набережной реки Мойки, рядом с юсуповским дворцом. Его бледно-желтый фасад со стройным рядом палладийских колонн был гораздо менее цветистым, чем многие другие здания, виденные Ником, построенные в стиле барокко или рококо. Он подъехал на извозчике и окинул восторженным взглядом этот четырехэтажный, освещенный вечерним летним солнцем дворец, в сравнении с которым особняк Альфреда Рамсчайлда походил просто на уборную во дворе. Ник взошел на крыльцо и позвонил. Он был встречен лакеем в парике и шелковых гетрах. Этот слуга словно перенесся сюда из XVIII века.

Впечатление это осталось, когда Ника повели вверх по огромной мраморной лестнице, которая была точной копией знаменитой Королевской лестницы Версаля. Дворец, выстроенный в 1719 году, был призван вызывать восторг и восхищение. Стены лестницы взмывали вверх футов на шестьдесят к величественному расписному потолку, где боги и богини сплелись в мифологических танцах на фоне лазоревого райского неба. С потолка свешивалась самая большая хрустальная люстра из всех, когда-либо виденных Ником. Поднявшись по лестнице вместе с Ником, лакей провел его в красную гостиную, потолок которой был украшен искусно выполненным неопомпейским рисунком на золотом листе; в самом центре сверкающего, отражающего свет пола был выложен красивый и замысловатый, круглый по форме рисунок в лучших традициях инкрустации по дереву. Высокие дверные коробки сами по себе были небольшими мраморными произведениями искусства, с маленькими колоннами и фронтонами. На стенах, обтянутых красным шелком, висели творения итальянских мастеров XVII века. Глаза Ника становились все шире и шире по мере того, как лакей распахивал перед ним двери очередной гостиной, которая была больше и роскошней предыдущей, и каждая была заполнена такой мебелью и такими предметами искусства, ради которых любой музейный хранитель, не задумываясь, пошел бы на убийство. Везде на изящно инкрустированных столах из дерева, на флорентийских столиках pietra dura были разложены и расставлены ониксы, жадеиты, малахиты, драгоценные брелоки и усыпанные камнями табакерки, очаровательные шкатулки и картинные рамы Фаберже. Ник увидел даже блюдо из слоновой кости, наполненное неограненными алмазами и рубинами. Это великолепие потрясало и, учитывая ситуацию в Петрограде, было просто вызывающим.

Проходя через огромную ротонду, в середине которой стояла обнаженная Диана работы скульптора Кановы, Ник услышал приглушенный звук фонографа. Музыка была современной. Джазовый оркестр играл «Александр рэгтайм бэнд». Ник едва удержался от радостного возгласа: за полмира от Нью-Йорка — знакомая мелодия! Лакей повел его по длинному коридору, вдоль стен которого стояли скульптуры, и музыка звучала отчетливее и громче. Проходя мимо одной из открытых дверей, Ник остановился и спросил лакея по-русски:

— Что это?

— Театр, сэр.

Ник заглянул внутрь и действительно увидел самый настоящий театр: позолоченные балконы с херувимами, в полную величину сцена, окруженная позолоченным бордюром, обитые шелком кресла для оркестра на сто пятьдесят человек. Домашний театр, эта прихоть какого-нибудь предка великого князя, жившего в начале XIX века, был настолько экстравагантным явлением, что у Ника просто не было слов.

— Перед войной, — как ни в чем не бывало говорил лакей, — мы давали по нескольку представлений в неделю.

Онемевший Ник только кивнул. Они двинулись по коридору дальше.

Теперь «Александр рэгтайм бэнд» был заменен другой записью, медленным меланхолическим вальсом, который был Нику незнаком. Дойдя до конца коридора, лакей отворил двустворчатые двери, белые с позолотой, и провел американца в большой зал. К этой минуте понятия «экстравагантность», «великолепие», «роскошь» уже потеряли свое значение, и Ника, казалось, уже ничем нельзя было удивить. Но вид этого зала все-таки потряс его до глубины души. Изящный, изгибающийся аркой потолок был украшен золотистыми гирляндами. Зал был огромен, по меньшей мере, в сто футов длиной, и освещался четырьмя золотыми люстрами в русском стиле. Вдоль стен тянулись бело-золотые дорические пилястры. Между ними были золотые и хрустальные подсвечники. Между пилястрами и потолочным сводом была лепнина в виде золотой пшеницы и полевых цветов. Под грустную, медленную музыку на зеркальном паркете вальсировало около десятка молодых людей и девушек. На бело-золотом столе времен Людовика Шестнадцатого была установлена фонограф-виктрола.

Великий князь Кирилл, в вечернем костюме, стоял в углу зала и беседовал с несколькими господами примерно его возраста. Увидев вошедшего в зал Ника, он тотчас покинул своих гостей и, подойдя к американцу, пожал ему руку:

— Мистер Флеминг. Рад, что смогли прийти.

Прохаживаясь с Ником по залу, он негромко говорил:

— Сегодня я разговаривал с его императорским величеством по вашему вопросу. Наше посольство в Париже договаривается с французским правительством о предоставлении заема на сумму в восемьсот миллионов рублей. Или сто миллионов американских долларов. Его величество поручили мне довести до вашего сведения, что девять миллионов долларов будут выплачены банку Саксмундхэмов в Лондоне к концу этой недели. В долларах. Полагаю, такое решение проблемы вас удовлетворит?

Ник вместе с участившимся сердцебиением ощутил, что только что стал богатым человеком.

— Да, сэр. Вполне удовлетворит. Утром я телеграфирую об этом мистеру Рамсчайлду.

— Нам бы очень хотелось, чтобы корабль с товаром покинул порт Сан-Франциско как можно скорее. До конца недели еще четыре дня, а если вдруг в оплате произойдет задержка, что маловероятно, товар еще можно будет задержать на Гавайях.

Ник почувствовал, что рано обрадовался.

— Я попрошу об этом в телеграмме. Мистер Рамсчайлд может с этим согласиться.

— Прошу вас, объясните ему, что каждый выигранный день имеет для нас неоценимое значение. Не думайте, мистер Флеминг, что мы здесь все дураки. Нам прекрасно известно отношение мирового финансового сообщества к нашей платежеспособности. Если совсем откровенно, то мы испытывали трудности, пытаясь закупить оружие у других фирм. Наши союзники с большой неохотой ссужают нам очередные суммы. Впрочем, это понятно: и Франция и Великобритания сами сейчас находятся в затруднительном финансовом положении. Но нам удалось убедить французские власти в том, что они просто обязаны помочь нам сейчас.

Война обходится России в миллионы жертв. Если мы не будем сковывать военными действиями Германию на востоке, она в союзе с Австрией обрушится на запад, на Францию, которую, по моему мнению, сметет с лица земли в несколько недель. Поэтому французы В конце концов дали согласие поддерживать нас и впредь. Весьма сожалею, что вам пришлось проделать столь длительное путешествие, но, с другой стороны, по-моему, американцу полезно собственными глазами посмотреть на то, что здесь у нас происходит. А вот и моя жена. Дорогая, это тот юный американец, о котором я тебе рассказывал.

Ник был представлен великой княгине Ксении, внешность которой не говорила ни о величии, ни о высоком титуле. Перед Ником стояла невысокая, пухленькая женщина с домашним лицом и вьющимися седыми волосами. Она была старомодно одета и вообще не производила впечатления. Ник внутренне изумился: какие же скрытые достоинства имела эта женщина, раз привлекла и пленила своего красивого и аристократического мужа? Впрочем, она оказалась умна и к тому же живо интересовалась жизнью Америки. Она спросила Ника, что американцы думают о России.