Титан

Ник спрятал пистолет обратно в кобуру. Граф Разумовский был одной из самых louche[6] личностей, которые когда-либо встречались ему. Но он также вызывал в нем восторг. К тому же Ник переживал смертельную скуку.

Елейная улыбочка графа стала еще шире, когда он увидел, что Ник убрал пистолет.

— Играете в покер? — как ни в чем не бывало спросил граф у Ника, когда они вместе вышли из каюты последнего. — Научился во время моего пребывания в Штатах. Может, перекинемся? Все равно здесь больше нечем заняться. Либо карты, либо пьянство.

— Либо обыски в каютах пассажиров.

— Верно, — сказал граф, усмехаясь и поправляя монокль. — Но это я уже попробовал.

* * *

В течение последующих двух недель, пока «Святая Тереза» неспешно тащилась под жарким солнцем Тихого океана, Ник играл в покер с графом, сеньором Альбой, лейтенантом Перкинсом и другими пассажирами, которые подсаживались к столу. Выяснилось, что граф Разумовский отвратительно играл в покер, но был остроумным собеседником. Из него так и сыпались шуточки и сплетни. К тому же, похоже, он был одержим Распутиным, о котором знал десятки разных историй, от которых волосы поднимались дыбом. Он утверждал даже, что лично знаком со старцем, одно время, мол, служил в том отделении, которое отвечало за личную безопасность — и заодно следило за всеми передвижениями — фаворита императрицы. В квартире Распутина, которая располагалась по адресу: Гороховая, 63–64 — прямо напротив департамента полиции, по словам Разумовского, толпились представители всех классов русского общества, добиваясь благосклонного взора человека, который имел такое сильное влияние на императрицу, а через нее и на императора. По словам графа — а эти вещи он рассказал с особой охотой, — светские женщины добиваются Распутина как сексуального партнера.

— Это величайший любовник всех времен и народов! — исступленно шипел Разумовский, потирая руки. — Многие женщины признавались мне, что он переносил их в астральный мир экстаза. Они говорили, что это было нечто большее, чем просто секс, некое религиозное таинство.

Остальные игроки в покер высмеивали эти рассказы, но Разумовский настаивал на том, что это правда.

Ник полагал, что на самом деле граф обычные сплетни выдает за факты, а о самих фактах имеет лишь самое отдаленное представление. Граф пил с утра и до вечера, вроде бы не пьянея. Впрочем, водка и коньяк развязывали ему язык. Граф слишком уж небрежно указывал на свою принадлежность к Охранному отделению. Это навело Ника на подозрения в том, что, может быть, и это неправда.

Конечно, легче легкого было увидеть в этом русском всего лишь хвастливого и любящего выпивку вруна. Но Ник считал, что за этим фасадом скрывается то, что граф предпочитает не выставлять на всеобщее обозрение. Внешне он был добродушным, но внутри у него таилось нечто зловещее. Ник пытался сдерживать свое воображение, тем более что — кроме того инцидента в каюте — Разумовский больше не делал ничего подозрительного. Даже проиграв в покер свыше тысячи долларов, он отнесся к этому легко.

И все-таки Ник был не в силах избавиться от ощущения, что Разумовский опасен.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Наконец «Святая Тереза» причалила к большой в четыре квадратные мили — гавани Владивостока. Там уже стояли два русских крейсера. Ника посетило странное чувство, когда он спускался по сходням на берег той страны, где родилась его мать. Несмотря на чистую русскую речь, Ник чувствовал себя стопроцентным американцем и знал о России так же мало, как и большинство его сверстников в Штатах. Правда, порой в его памяти смутно всплывали звуки русских народных песен, которые ему пела мать, аромат русских блюд, которые она иногда готовила: блины, пирожки…

Все это вкупе и создавало странное ощущение, как определил его сам Ник, «возвращения домой».

Таможенные власти относились к своим обязанностям удивительно небрежно, принимая во внимание военное время. Видимо, это являлось отражением ослабленности царского режима. Но все равно у Ника почти не было времени на осмотр достопримечательностей Владивостока, так как уже через час транссибирский экспресс отправлялся в свой путь до Москвы длиной в шесть тысяч миль.

Ник имел билеты в вагон первого класса. Купе, доставшееся ему в поезде, выглядело комфортабельным: обитые красным деревом стены, красивая отделка бронзой, шикарная драпировка, наконец, красные бархатные занавески на окне. Точно в пять часов пополудни паровоз, работавший на древесном топливе, вытянул восемь вагонов поезда со станции, и путешествие началось. Ник наблюдал в окно за уплывавшими назад унылыми пригородами. Потом появились сельские пейзажи. Поезд взял курс на северо-запад, в сторону Маньчжурии.

В половине седьмого в его дверь постучали.

— Войдите.

Это был как всегда улыбающийся граф Разумовский.

— Флеминг, дружище, я иду обедать, присоединяйтесь.

Ник был уже сыт по горло обществом графа.

— Нет, спасибо.

— Погодите отказываться. В соседнем со мной купе едет совершенно очаровательная женщина, муж которой был процветающим коммерсантом во Владивостоке. Она обедает со мной. Уверен, останетесь довольны ее обществом. Он понизил голос. — Она, как говорят французы, disponible[7] Способна существенно скрасить наше путешествие. Он пошло подмигнул.

— Спасибо еще раз и еще раз нет.

Ник уже еле сдерживался, но графа, похоже, невозможно было бы оскорбить.

— Ладно, юноша, но если передумаете… Уверяю, в этой даме есть чем соблазниться.

Привычно ухмыляясь, он вышел из купе и прикрыл за собой дверь.

Дорога была одноколейная и очень тряская; поезд мотало из стороны в сторону, несмотря на то что скорость была всего двадцать пять миль в час. Хуже того: каждые два часа состав останавливался для того, чтобы пассажиры второго класса могли справить нужду: в их плацкартных деревянных вагонах не было туалетных комнат. Впрочем, эти неудобства отчасти компенсировались. Пожилой проводник вагона, где ехал Ник, держал постоянно кипящим медный самовар с крышкой-луковицей и латунным краном. За чаем можно было обращаться в любое время.

Вагон-ресторан был просто роскошным: кожаные сиденья, зеркала, медная лампа с красным шелковым абажуром на каждом столе. Обслуживание было прекрасное. Искрящееся стекло бокалов, серебряные приборы и ослепительно белые скатерти. Несмотря на нехватку продуктов в Петрограде, про которую слышал Ник, в вагоне-ресторане яства сыпались как из рога изобилия: наваристый борщ, тушеное мясо, свежие осетры, жаркое, икра, клюквенный пирог. Перечень спиртного был на удивление большим. Для Ника сесть за один из столиков и, смакуя крымское «Пино Гри», обозревать в окно уплывающие вдаль гигантские просторы Маньчжурии значило не просто получить удовольствие, но и открыть для себя новое. Он довольно насмотрелся на восточную часть Соединенных Штатов, разъезжая по городам в роли торгового агента, но маньчжурская земля была гораздо красивее и просторнее, казалась загадочным краем, оторванным от всего остального мира.

На второй вечер, когда как раз проехали Харбин, столицу Маньчжурии, в вагоне-ресторане появился граф Разумовский в обществе удивительно привлекательной женщины. Она была одного роста с графом, а атласная шляпка без полей, оттенявшая ее черные волосы, делала ее еще выше. На ней было голубое платье, подчеркивавшее ее превосходную фигуру, красивые длинные ноги были дерзко открыты, по меньшей мере, на шесть дюймов. Две нитки розового жемчуга гармонировали с цветом ее лица. Граф, одетый в вечерний костюм, подвел ее к столу Ника.

— Вот он, сказал он по-русски, полюбуйся. Наш франтоватый юный американец. После этих слов он перешел на английский. — Флеминг, с удовольствием представляю вам Надежду Ивановну, самую ослепительную вдовушку во всем Владивостоке. Надежда Ивановна, это Ник Флеминг.