Титан

— Фрейлейн! Простите, я немножко вздремнул.

— Ничего. Генералу только что позвонили. Ему необходимо безотлагательно прибыть в крепость Де-Морле. Аэродромы закрыты из-за непогоды, поэтому придется ехать на машине. У вас достаточно горючего?

Рейнхард глянул на генерала, развалившегося на заднем сиденье. Диана сидела рядом и подпирала его.

— Да.

— Тогда поехали. Как видите, сегодня генерал выпил лишнего. Поэтому мы с подругой поедем тоже и будем заботиться о нем.

— Да, фрейлейн. Вы позвали бы меня наверх помочь.

— Да ничего. Сколько времени займет у нас поездка до Бретани?

— Пять-шесть часов…

— Хорошо, едем. Дело срочное.

Она села с противоположной от Дианы стороны. Шофер завел машину. Лора задвинула стеклянную перегородку. Включились фары, свет которых был приглушен светомаскировочными щитками, и «мерседес» тронулся с места.

— Пока все нормально, — шепнула Лора.

Диана, у которой в сумочке было три чека на общую сумму в семь миллионов франков — вся ее наличность, — кивнула. Она наклонилась и чуть поправила правую руку Штольца.

— Он начинает коченеть, — шепнула она.

Лора поежилась и стала смотреть в окно.

ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ

Осужденный № 50143 в сопровождении охранника прошел в комнату свиданий льюисбургской федеральной тюрьмы, где ему показали на третью от конца кабину. Честер Хилл опустился на деревянный стул и посмотрел сквозь зарешеченное окно на красивую женщину. На ней были черное платье и изящная черная шляпка с вуалью.

— У вас есть десять минут, — бросил охранник и вернулся на свой пост у стальной двери.

— Ты принесла фотографии? — спросил Честер. За три года пребывания в тюрьме он похудел на пятнадцать фунтов.

— Да, я отдала охране, — ответила его бывшая жена Сильвия. Она развелась с ним спустя месяц после суда.

— Как Артур?

Артур был их сыном. Вскоре после своего ареста ФБР Честер узнал, что ему наконец удалось оплодотворить жену.

— С ним все нормально, — ответила она.

Честер сжал кулаки.

— Если бы мне только дали взглянуть на него! — мрачно проговорил он.

— Честер, ты прекрасно понимаешь, что я не могу везти сюда ребенка… Да и не привезла бы, даже если б это было можно. Я не хочу, чтобы мой сын знал, что его отец — преступник и изменник родины.

Честер поморщился.

— Я пошел на это ради тебя, — сказал он.

— Ну и что с того? Это было глупо. Господи, я думала, что ты окажешься умнее!

— Сука! — выпалил он.

— Я пришла сюда не за тем, чтобы меня обзывали.

— А зачем же ты пришла? Что-то раньше не утруждалась! Никто из всей вашей паршивой семейки ни разу не пришел! Наверно, вы между собой решили, что меня никогда не было! А может, вы говорите всем, что я умер? Видно, выворачиваетесь изо всех сил, лишь бы не признать, что Честер Хилл отдыхает в тюряге!

— Честер, отчасти я могу понять твою горечь, но, в конце концов, это ведь ты заключил сделку с врагом. Так что не перекладывай с больной головы на здоровую. Между прочим, отец обошелся с тобой как с человеком. Ты продолжаешь получать дивиденды с акций и гонорары за свои изобретения. Наверно, ты самый богатый осужденный во всей Америке.

«И становлюсь день ото дня богаче, — думал он. — Придет день, когда я смогу отплатить вам за все!»

По дикой иронии судьбы Честер, которому на свободе всегда не хватало денег, который и сел-то из-за них, теперь становился потихоньку миллионером. Благодаря своим изобретениям и удачному вложению акций.

— Собственно, я пришла сюда затем, — продолжала Сильвия, — чтобы лично сказать тебе, что я снова выхожу замуж.

— Поздравляю, — усмехнулся Честер. — Ты подцепила счастливчика в какой-нибудь забегаловке? Или в «Балтиморе»?

Сильвия усилием воли сохраняла спокойствие.

— Нет. А за поздравления спасибо. Я познакомилась с ним в клубе «Пайпинг рок кантри». Он очень симпатичный, очень богатый и очень интересный. Его зовут Корнелиус Пейзон Брукс, и он будет прекрасным отцом Артуру. Он даже согласился его усыновить.

— Усыновить?! — Честер даже подскочил на своем стуле.

— Честер, будь практичным. Ты в тюрьме. Было бы несправедливо по отношению к Артуру, если бы он нес по жизни твою фамилию. А род Корни известен со времен революции…

— Нет! — крикнул он, вскакивая. — Он мой сын! Иди к дьяволу, шлюха! Ты, твой поганый папаша, который наживается на крови, и этот змееныш твой брат! Придет день, когда я отомщу вам всем! Всем!

К нему подбежали два охранника, но Честер настолько обезумел, что затеял драку, ударив одного из них кулаком в зубы. Это было ошибкой. За это его посадили в одиночку на месяц.

Но за время его пребывания в карцере движение его акций на рынке ценных бумаг принесло ему еще десять тысяч долларов.

Сидя в темной, лишенной окон, зловонной клетке, утешая уязвленную гордость и раздувая в сердце пламя мести, он размышлял над идеей изобретения, которое должно было сделать его одним из самых богатых людей Америки.

Собор Святого Патрика был полон именитыми представителями мира прессы. Здесь служили похоронную мессу по Вану Нуису де Курси Клермонту. Несмотря на постоянные серьезные физические тренировки, он умер от обширного инфаркта сердца, чем очень всех удивил. В церкви присутствовали вице-президент Соединенных Штатов, губернатор Нью-Йорка и мэр, общественные деятели, деятели культуры и крупного бизнеса. Газеты Вана уделяли внимание всем сторонам жизни общества. И, хотя многие сильные мира сего искренне недолюбливали Клермонта, на похороны пришли даже его враги. Хотя бы ради того, как обронил один из них, чтобы убедиться в том, что Клермонт действительно умер.

Его вдова Эдит, которой недавно исполнилось уже семьдесят пять лет, была убита горем. Еще бы — потерять человека, которого любила столько лет! Она сидела на скамейке под сводами собора и утешалась только осознанием того, что выиграла свой последний спор с Ваном: ее приемный сын Ник унаследует газетную сеть Клермонта.

Конечно, в том случае, если ему удастся вернуться из Парижа живым…

Последние полчаса полета летчик Чарльз Флеминг откровенно скучал.

— Люфтваффе нас разочаровывают, — радировал он из своего «спитфайера». — Никого нет.

День стоял пасмурный. Самолет Флеминга завис над Норфолком.

— Тогда возвращайтесь домой, — передали с «Земли».

— Вас понял. Возвращаюсь.

Он стал насвистывать песенку, которую услышал накануне вечером в одном лондонском кабаре. Ее исполняла венгерская красавица-блондинка Магда Кун. Аудитория взревела от восторга, когда Магда пропела коронную строчку:

Я самую глубокую норку

Отыскала в этом городке!

Тут-то Чарльз и заметил «мессершмитт-109Е», появившийся слева по борту. Этот немецкий истребитель, вооруженный двадцати миллиметровой пушкой, установленной во втулке винта, и двумя 7,92-мм синхронными пулеметами на лопастях крыльев, приближался на большой скорости. Чарльз стал пикировать, нацеливаясь на облако, где он смог бы сманеврировать и занять более выгодную для стрельбы позицию. Но было поздно. С «мессера» открыли огонь, и Чарльз с ужасом увидел, как мотор его самолета полыхнул языками пламени!

— Боже! — вскричал он и рывком распахнул фонарь кабины. Черный дым от охваченного огнем мотора душил. Он стремительно пикировал с высоты три тысячи футов. Чарльз ждал, пока его самолет скроется в облаке. Там он прыгнул, медленно досчитал до десяти и только после этого вырвал кольцо парашюта. Над головой надулся огромный белый купол, Чарльза тряхнуло, и свободное падение превратилось в парение. Он все еще находился в облаке, где было довольно жутковато. Но он знал, что, как только вывалится из него, тут же станет удобной мишенью для немецкого летчика. И англичане и немцы считали, что нет ничего зазорного в том, чтобы охотиться за врагом, пока он висит в небе на парашюте. Летчика заметить труднее, чем машину.