Счастливый конец

Запыхавшийся, он подошёл к толпе.

- Шишкина пора выручать, - сказал он робко.

Но не него только шикнули.

- Да в чём дело! - возмутился он. - Что у вас там?

- Моржонок! - восторженным шёпотом сообщил сентиментальный Филипп.

- Ну и чего теперь? - не понял Христов. - Там человек гибнет!

- Ты бесчувственный! - картинно упрекнула Бефани. - Он заговорил!

- Да что он такого заговорил, почему меня должно это заботить?

- Непонятно. По-немецки что-то.

Христов протиснулся ближе. Симон, аки мадонна, сидел, нежно глядя на удерживаемого на руках моржонка. Тот пискливо разговаривал и сучил плавниками.

- Это что же такое! - Христов раскрыл глаза от удивления на грани ужаса.

Гладкая кожица моржонка приобрела коричневый оттенок, а под носом отчётливо проступило чёрное пятнышко квадратной формы.

- Эс ист вихтих ди фергангенхайт цу бетрахен! - пролепетал моржонок, глядя на Христова своими пуговичными глазками. Тот протянул руку, чтобы погладить зверька, но моржонок вдруг извернулся на руках у Симона и беззубой пастью едва не схватил режиссёра за палец. Христов отскочил.

- А вот так! - засмеялся Симон. - Мы тоже не лыком шиты. Правда, мой маленький? Правда? - засюсюкал он над моржонком. Тот продолжал лепетать по-немецки, но пуговки теперь следили за Христовым, который под этим игрушечным взглядом ощутил себя неуютно.

- Давайте назовём его Шабтаем, - предложил Филипп, и все радостно поддержали эту идею.

- Давайте ему главную роль в фильме дадим, - предложил Симон и получил затрещину от распоясавшегося осветителя.

- У нас будет три главных роли, - деловито распределил Павел. - Бефани, будешь девой Марией, косынку надень. Ты! - он ткнул пальцем в грудь осветителю. - Будешь Иосифом. А моржонок Шабтай пусть играет вашего чудесного сына.

- Такого не было в сценарии! - позабыв про Шишкина, вскричал Христов. - Откуда ты всё это берёшь?

- Я - эффективный менеджер, - спокойно объяснил Павел. - Люди требуют главную роль - я даю им главную роль. Чего ещё надобно?

- А я требую, чтобы ты прекратил вмешиваться в мою работу!

- Моя работа, твоя работа - всё относительно, - сказал Павел, становясь за камеру. Взмахнув рукой, он провозгласил: - Пришествие волхвов, дубль первый! Филипп, ты подносишь моржонку в дар свою корону. Симон, твоя задача - всучить Марии банку со скипидаром. Аквадей, гоняешься за Иосифом с косой, пока он не запросит пощады. Всем ясно? Поехали!

Христов снова ощутил подземные вибрации, от которых затряслась площадка, и тут же вспомнил про Шишкина. Глянул по сторонам: трещинки разбежались по стенам, пока ещё не глубокие, но зловещие, как чёрная паутина. Плевать на Шишкина, тут бы самому смыться успеть, подумал режиссёр - и тотчас ужаснулся своей подлости. Рабочий день ещё не закончен, а он уже хочет сбежать! И какой он после этого профессионал? Пока Христов мысленно корил и упрекал себя, Филипп торжественно водрузил корону моржонку на голову, Симон всучил Марии скипидар, ухитрившись заработать на нём два динария, а Иосиф упал на колени, умоляя Аквадея сохранить ему жизнь.

- Снято! - выкрикнул Павел. Безумным взглядом озирая площадку, он хрипло расхохотался. - Господи, какой же я талантливый ублюдок!

Тут Христов заприметил верёвку среди реквизита: на ней, по идее, должен был повеситься Аквадей во время свадьбы, но теперь у верёвки появилось более благородное предназначение. Павел бегал по площадке, раздавая глупые команды, и режиссёр поборол искушение отчитать наглеца. Пускай побегает, пускай покричит, всё равно ему недолго здесь властвовать, подумал Христов без уверенности. Сунув верёвку за пояс, он бросился было к двери, как вдруг его окликнул женский голос, до того приятный и нежный, что Христов замер на месте, гадая, кому бы он мог принадлежать.

Обернувшись, он увидел перед собой Бефани: она стояла, склонив голову, и прижимала моржонка к груди.

- Прости, дорогая, нет времени, - испуганно отшатнулся Христов. - Я продюсера спасать бегу!

- Постой, не уходи, - что-то случилось с её голосом, он больше не был визгливым и противным. Бефани скромно глядела на режиссёра, каштановый локон выбился из-под косынки. - Я хотела извиниться перед тобой за своё поведение.

- Чего? - обалдел Христов. Опасаясь её стервозных штучек, он отступил на два шага. - Успокойся, ради Бога! Не надо передо мной извиняться, Бефани!

- Не называй меня так, пожалуйста, - попросила актриса. - Я больше не хочу быть Бефани. Эта роль, дева Мария... она изменила меня, понимаешь? Теперь я не та, что прежде. Я... - она улыбнулась, и лицо её засияло внутренним светом. - Я хочу, чтобы отныне меня называли Марией. Просто Марией.

И она крепче прижала моржонка к груди. Христов опустил взгляд и в ужасе понял, что ласты зверька превратились в детские ручки с цепкими пальчиками. С трудом проглотив слюну, режиссёр отступил ещё на два шага.

- Зи кённен унс унтердрюкен, - сообщил моржонок Шабтай. - Капитулирен верден вир нихт.

Христов хотел отступить ещё на два шага, но ударился в дверь. Беспомощно завертел головой: трещины в стенах стали шире, а в трещинах клубилась... тьма? Или само небытие? Узнавать не тянуло. Надо было срочно спасти Шишкина, отснять оставшийся материал и бежать подальше, пока вся студия не ушла под землю. Упираясь в дверь спиной, Христов лихорадочно пытался нащупать ручку.

- Где дева Мария? - злобно суетился Павел. - Ну-ка быстро сюда! Мы тут работу делаем, а она по площадке разгуливает! Ты сейчас должна вытолкать волхвов взашей. Симон, Филипп, Аквадей - садитесь за стол и требуйте пива. Мария, поторапливайся! Волхвы сами не сгинут, если ты им пинка не пропишешь!

Мария повернулась к оператору, и в голосе её не было гнева и злобы, когда она произнесла:

- Я больше не собираюсь играть в этом фильме. Я ухожу.

- Как ты смеешь! - лицо Павла перекосило от злобы. - Быстро становись во второй угол и гони волхвов, плавно передвигаясь к первому! Это будет шедевр, произведение искусства! А не захочешь - уволю.

- Увольняй, - равнодушно сказала Мария.

- Что-о? - Павел стукнул кулаком в стену и чуть не провалился в трещину. - Всё, хватит с меня! Ты уволена! Ну, доигралась? Собирай вещички и катись отсюда! Иосиф, тащи сюда гроб. Мария трагически скончалась, и ты её оплакиваешь, пока волхвы требуют пива.

- Я десять лет была актрисой, - проговорила Мария. - Подумать только, десять лет! Я сменила множество лиц и имён, я воображала, что это моё призвание, но... Нет! Я просто хотела сбежать от себя! - она погладила моржонка по голове, на которой уже начали расти волосики. - Я пыталась сбежать, потому что боялась себя, боялась и ненавидела. И вот я снова нашла себя. Теперь ваши игры мне ни к чему. - Она повернулась к Христову и протянула правую руку, удерживая левой Шабтая. - Пойдём.

- Куда? - растерялся Христов.

- Со мной, - отозвалась Мария. - В новую жизнь.

Даже спускаясь по лестнице, они слышали, как наверху, на площадке, ругается Павел. Всё здание изошло трещинами, ещё немного - и рухнет. Один раз Христов едва не свалился в мрачную щель, развезшуюся прямо под его ногами, но Мария удержала его за рукав. Лицо её было спокойным и светлым, Христов любовался бы им безотрывно, если бы не приходилось глядеть под ноги.

Когда они подошли к двери в подвал, режиссёр уже держал наготове верёвку. Только вот подвала больше не было. Дверь висела на расхлябанных петельках, а из проёма струился жгучий оранжевый свет, и на стенах, покрытых чёрными трещинами, сверкали зловещие отблески. Христов остановился в нескольких метрах и ближе подойти не осмелился. Здесь было так жарко, что он моментально вспотел, и рубашка прилипла к спине.

- Шишкин! - закричал он во всю мощь лёгких. Нет ответа, лишь откуда-то издалека - или почудилось? - донёсся крик. Мария мягко взяла его за руку.

- Пойдём.

- Но Шишкин... - Христов обернулся, чтобы увидеть, как за его спиной новые трещины покрывают коридор и лестницу. - Но моя работа...