Господа Магильеры

- Добрый день, - Гильдестерн-Мориц не очень весело улыбнулся, - Я, признаться, не расслышал, от кого письмо?..

- От вассермейстера Кронберга, - Кронберг шагнул в номер, заставив постояльца машинально попятиться, - У него для вас персональное сообщение. Нет, не на бумаге, я передам лично, если вы не возражаете. А звучит оно так… Еще не родился человек, способный убить море. Но море запросто может убить любого из живущих. Запомнили?..

Лицо господина Морица дрогнуло. Но какое чувство появилось на нем, Кронберг сказать не мог бы. Потому что спустя мгновенье господин Мориц лопнул.

Сухой треск кожи, вроде звука лопающейся диванной обшивки, хлюпанье, плеск – господин Мориц лопнул, как насосавшийся крови клоп, непоправимо испачкав дымящимися внутренностями ковер, обои и большую часть обстановки в номере. Внутренности оказались разбросаны по всей комнате. Они были еще влажными, а некоторые даже ритмично подергивались. Бело-сизые связки кишечника повисли на изящном золоченом абажуре в традиционном для «Виндфлюхтера» стиле ампир, коричневый ком печень оказался отброшен к самому окну, клочья легких фантиками прилипли к шкафу и серванту. По полу рассыпались кости. Ребра беспорядочным ворохом оказались свалены недалеко от порога, а череп укатился под софу и удивленно глядел оттуда пустыми черными глазницами. Его содержимым, насколько Кронберг мог рассмотреть, оказалось непоправимо запачкано панно с белыми и розовыми цветами.

Кронберг придирчиво осмотрел свой костюм, но на нем не было и пятнышка – все брызги крови господина Морица оказались направлены в другую сторону. Сам номер, правда, выглядел ужасно. Из претенциозного и хорошо обставленного, подлинного образчика хорошего вкуса в «Виндфлюхтере», он стал подобием сарая забойщика, где все усеяно потрохами и тяжело пахнет кровью. Хорошо, что обслуга в гостинице была слишком хорошо вышколена, чтоб заглядывать в номера без спросу. Но горничным, пожалуй, завтра придется нелегко.

Кронберг согласен был потерпеть временные неудобства, связанные с обстановкой, тем более, что не предполагал здесь задерживаться. Аккуратно прикрыв дверь, он нашел стул, не забрызганный кровью, и сел на него. Ждать пришлось дольше, чем он рассчитывал. К сожалению, газета, которую читал господин Мориц, пострадала слишком серьезно и для чтения не годилась. Что ж, он подождет и так. Море умеет ждать.

Дверная рука дернулась лишь минут через двадцать.

- Чепуха какая-то, - сердито пробасил вошедший, хмурый малый с перебитым носом, именовавшийся господином Шпильхе, - Ты не поверишь, подхожу я к телефо…

Лишь оказавшись в номере, господин Шпильхе сообразил, что с его компаньоном, судя по всему, приключилось досадное несчастье. Возможно, он понял это лишь после того, как поскользнулся на том, что от него осталось. Как бы то ни было, господин Шпильхе умел действовать быстро и решительно.

Его рука мгновенно метнулась к ремню, где угадывалась характерная выпуклость кобуры. Возможно, его рука даже успела бы, но ей не помешала пола пиджака. Должно быть, господин Шпильхе не привык носить пиджаки, и в минуту, когда тело действует инстинктивно, эта случайность стала роковой. Кронберг увидел блеск револьвера, тревожный, как вспышка стальной молнии.

Господин Шпильхе успел вытащить оружие, но направить его на сидящую в кресле фигуру уже не смог. Он вдруг зашатался, как пьяный, налетел плечом на шкаф, по лицу, ставшему вдруг огненно-красным и отечным, градом покатился пот. Широко раскрывая рот, господин Шпильхе беспомощно выронил револьвер и прижал руки к вискам. Глаза его налились кровью и почти не моргали. Когда его искаженные судорогой губы позволили наконец открыть рот, из него донесся лишь хрип.

- Все в порядке, - сказал ему Кронберг приветливо, - Вы, наверно, напуганы, но уверяю вас, процессы, которые происходят с вашим организмом, не приведут к необратимым последствиям. Если, конечно, вы будете любезным собеседником и ответите на пару моих вопросов. Лучше сядьте, у вас мало сил. Жарко? Увы. Мне пришлось поднять температуру вашей крови до сорока двух градусов по Цельсию. Теперь вы можете ощутить, что чувствуют мечущиеся в бреду… Если я подниму температуру еще на один градус, ваше тело умрет. Не сразу, а постепенно. Это будет неприятная смерть. Поэтому вам лучше поговорить со мной, пока вы способны.

Шпильхе-Розенкранц тяжело прислонился к углу и съехал по нему на заляпанный кровью пол. Он тяжело дышал, уставившись на Кронберга пустыми выпученными глазами. Руки его были так слабы, что попытавшись разорвать ворот сорочки, не смогли оторвать и пуговицы. Наверно, что-то подобное ощущают люди, заживо сгорающие в танке… Впрочем, Кронберг не собирался прибегать к настоящим пыткам.

- У меня всего лишь несколько вопросов. Ради нас обоих, постарайтесь ответить на них быстро и четко. Вам было приказано меня убить? Водяной – это я?

Шпильхе тяжело кивнул головой. На шее она болталась так неловко, словно соединял их между собой старый разболтанный шарнир.

- Вы хотели убить меня сразу после того, как я убью Штрассера?

Еще один неуклюжий кивок.

- Отлично. Вы талантливый собеседник, господин Шпильхе, вам удалось заинтересовать меня даже без слов. Кто послал вас сюда?

Шпильхе с трудом разжал губы, которые казались красно-коричневыми, точно перепачканные в темном варенье:

- Ммм-ммм…

- Кто?

- Мммм-м-м-м…

- Мартин?

Новый кивок.

Мартин. Это стоило обдумать. Кронберг обдумал бы это не торопясь, если бы не был скован нехваткой времени. Думать было поздно, план уже наполовину приведен в исполнение. Эх, Мартин… Сколько лет они знакомы – а он решил, что убрать вассермейстера Кронберга, того самого, что потопил в одном бою два английских эсминца, будет легко, как какого-нибудь разжиревшего партийного функционера?.. Что ему так запросто можно накинуть петлю на шею, а потом закопать в какой-нибудь яме?

Это неприятно било по самолюбию. Кронберг вздохнул. Он понимал, что Мартин, скорее всего, просто пытался сэкономить на исполнителях. Новоявленные Розенкранц с Гильдерстерном недолго прожили бы после возращения в Берлин. Мартин приказал бы прикончить их или, как знать, может сделал бы это сам. Гораздо проще устранить пару неумелых убийц, чем профессионального магильера.

- Как звучало ваше задание полностью? – спросил Кронберг у корчащегося в углу Шпильхе.

Тому потребовалось много воздуха и много судорожных вздохов, чтоб произнести фразу до конца:

- Поселиться в отеле. Установить. Наблюдение. За вами. И за Штрассером. Ждать, когда вы. Утопите Штрассера. Потом убить вас. Тело вывезти. Незаметно.

- Узнаю почерк Мартина, - пробормотал Кронберг, - Безыскусно, но эффективно. Он всегда страдал недостатком фантазии. Что ж, очень вам благодарен. Сейчас вам станет немного лучше, я облегчу вам участь. А мне пора. Нет, не провожайте. Я выселяюсь из «Виндфлихтера», надо уладить некоторые формальности.

Кронберг собирался выйти из номера, когда заметил, что Шпильхе, уже не такой багровый, как прежде, слепо шарит рукой по полу. Револьвер лежал совсем рядом, и Кронберг из любопытства приостановился в дверном проеме – посмотреть, нащупает или нет.

Нащупал. Все еще хрипя и задыхаясь, опершись на дрожащую руку, Шпильхе попытался направить револьвер на Кронберга. Рука его плясала так, что он не попал бы и в стену, но Кронберг не собирался дать ему возможности всполошить обслугу и постояльцев. Видит Бог, номеру и так был причинен изрядный ущерб…

- Упрямство, - бросил от порога Кронберг, - Вот чем люди всегда напоминают воду. Как вода слепо штурмует преграду, без всякого смысла и не считаясь с потерями, так и люди готовы бесконечно долго повторять одни и те же вещи… Но знаете, есть и разница. Люди гораздо глупее.

Шпильхе, так и не выстрелив из револьвера, вдруг тяжело, утробно, завыл. Глаза его бессмысленно завращались в глазницах, изо рта на заляпанный палас потекла мутная пенная струя с кровяными прожилками. Тело его стало стрястись, руки и ноги, недавно бессильные, в агонии выгибались так, что, казалось, можно было расслышать скрип костей. На висках проступили быстро пульсирующие вены.