Страница 15 из 34
В гостиной громоздилась гора чемоданов. Жена стояла возле окна уже в шляпке. Сынишка, облаченный в выходной костюмчик, слонялся по комнате, не зная, куда себя деть.
— Поторопись! Иначе мы можем опоздать на поезд, — бросила ему жена. — Ну, как все прошло?
— Мы никуда не едем.
Мадам Логно раздраженно повела плечами. Она потратила несколько дней на подготовку к отъезду, ходила по магазинам, докупала нужные мелочи, потом паковала вещи. И вот вам, пожалуйста! В самую последнюю минуту ей сообщают, что отдых на море отменяется.
— Вы можете ехать вдвоем. А мне нужно остаться в Париже. Дела!
— Это все тот противный старик, да?
— И он тоже. Но есть и другие дела, — уклончиво ответил Логно. Он не любил распространяться о своей работе даже дома, всегда помня о том, что секретность информации в его профессии превыше всего.
— Надеюсь, это не опасно? — тут же встревожилась мадам Логно.
— Так ты едешь или остаешься дома? — задал ей встречный вопрос муж.
— А ты как думаешь? — моментально взвилась женщина.
— Я вообще ничего не думаю. Поступай как знаешь! А я возвращаюсь на работу. У меня ночное дежурство с восьми вечера.
— Вот так всегда! — раздраженно бросила мадам Логно, снимая шляпку. — Дежурство, работа! А семья, жена, это не в счет! Попробуй возразить и сказать мне, что я не права! Уверена, это они упросили тебя остаться!
Дора, облаченная в легкий пеньюар, удобно устроилась в кресле- качалке, и судя по выражению ее лица, была настроена весьма решительно. Она исподлобья бросала враждебные взгляды на инспектора, ее ответы были категоричны и предельно лаконичны. Чаще всего преобладало короткое «нет».
Старший инспектор сам напросился к строптивой венгерке, чтобы задать ей пару вопросов, ибо несколько ранее получил от нее записку, что ей нездоровиться и она не сможет спуститься вниз для беседы с ним.
В комнатах царил полнейший беспорядок. Неприбранная постель, повсюду громоздились горы окурков со следами розовой помады, подносы с полупустыми стаканами и фужерами, рядом со столом тележка с остатками холодного ленча, а на самом столе упаковка таблеток аспирина.
— Вы уверены, что никогда не состояли в интимных отношениях с месье Лоёмом?
Женщина недовольно повела плечами, словно давая понять, что подобное любопытство просто недопустимо.
— Прошу прощения, но я настаиваю на своем вопросе. Видите ли, господин Мюллер утверждает, что так оно и было. В частности, он сказал, что недавно вы вместе с месье Лоёмом ездили в Будапешт. Только вдвоем, без Мюллера.
— То была исключительно деловая поездка.
— Вы не можете рассказать мне более подробно, какие конкретно дела вы там решали?
— Я обязана отвечать вам?
— Нет. Но мы все равно наведем справки и узнаем. Так что не вижу смысла играть в молчанки.
— Я возила Лоёма в Будапешт, чтобы познакомить его со своим отцом.
— Зачем?
— Отцу понадобилась консультация по одному важному делу. Речь идет о какой-то крупной сделке, но подробностей я и сама не знаю. У Лоёма ведь огромный опыт в самых разных сферах бизнеса: самолетостроение, тяжелая промышленность и даже парфюмерия. Он, к примеру, монопольно контролирует торговлю парфюмом в некоторых странах Южной Америки. Такой ответ вас устроит?
— И в итоге сделка была заключена?
— Нет! — с яростью выкрикнула мадемуазель Дора.
— Почему нет?
— Потому что месье Лоём так и не встретился с моим отцом.
— Был в Будапеште и не встретился?
— Да!
— Но почему?
— Он передумал встречаться. Теперь вы довольны?
— Еще один вопрос. Как давно вы являетесь любовницей господина Мюллера?
Женщина с достоинством поднялась с кресла, медленно подошла к столу и, небрежно повернувшись спиной к инспектору, плеснула себе в стакан спиртное.
— Я была его невестой, — проговорила она, нарочито растягивая слова и многозначительно сделав ударение на слове «была».
Ее эскапады раздражали инспектора настолько, что он не удержался от язвительной реплики:
— Может быть, в Венгрии слова любовница и невеста означают одно и то же. Но у нас… Впрочем, идем дальше. Как долго вы были его невестой?
— Год.
— Вы поддерживали тесные отношения одновременно с двумя мужчинами?
— Вы хотите спросить, спала ли я с ними обоими?
— Я хочу спросить, были ли ваши отношения с этими господами настолько доверительными, что вы могли в любое время дня и ночи зайти к ним в номер без стука или даже присутствовать при их обсуждении каких-то деловых вопросов.
— Нет!
— То есть, дела они предпочитали решать без вас?
— Лоём вообще никогда не говорил о делах на людях!
— Тогда почему вы обвиняете Фридриха Мюллера в предумышленном убийстве шефа?
— Потому!!!
— Потому, что?
— Потому что он вполне способен на убийство.
— И это все?
— Потому что ему не оставалось ничего иного! И на этом все! Точка! Больше я не скажу вам ни слова, ясно? Я устала, и с меня довольно! А если вы не оставите меня в покое, то я немедленно позвоню в наше представительство и свяжусь с самим послом.
Мадемуазель снова привела себя в состояние крайнего возбуждения, как это было вчера, когда она закатила истерику в холле отеля.
— Никогда не думала, что французская полиция ведет себя так бесцеремонно. Где же ваша пресловутая галантность?
— Прошу прощения! — поспешил отступить на заданные позиции старший инспектор Люка. — Впрочем, если передумаете и захотите добавить к сказанному что-то еще, то я всегда к вашим услугам. Меня легко найти в Управлении криминальной полиции. Впрочем, если вы в дальнейшем захотите общаться уже непосредственно со следователем, то я тоже не стану возражать.
— Мне больше нечего добавить. Тем более что, судя по всему, вы не собираетесь арестовывать Мюллера.
Люка молча поклонился и направился к выходу, замешкавшись на пару секунд возле дверей в надежде, что мадемуазель Дора передумает и продолжит разговор. Но строптивая венгерка хранила молчание.
— Спокойной ночи, мадемуазель Дора.
— Убирайтесь ко всем чертям! — выкрикнула та в ярости, и лишь легкий иностранный акцент несколько скрасил грубость пожелания.
— Завтра сами все увидите! — хвастливо вещал старик, лежа на своем привычном топчане в отделении полиции возле Гранд-опера. — Моя фотография будет на первых полосах всех утренних газет!
Мышь появился в участке с видом заправской кинозвезды. Он ни минуты не сомневался, что там уже наслышаны о его последних подвигах. Но заметив угрюмое лицо инспектора Логно, сидевшего, по своему обыкновению, в углу комнаты, старик немедленно свернул представление, оставив большую часть заготовленных реприз для сокамерников.
— Добрый вечер, инспектор! — вежливо поздоровался он, проходя мимо, но ответа так и не дождался.
Он лежал уже второй час, а сон все не шел. И это несмотря на две бутылки вина, которые он предусмотрительно осушил в конце дня. В камере напротив дрыхла какая-то проститутка. Она крепко спала, прислонившись спиной к стене и уронив голову на грудь. В темноте поблескивали ее светлые шелковые чулки.
Потом к нему в камеру привели какого-то поляка, и Мышь даже поначалу обрадовался, что у него, наконец, появился слушатель.
— Да ты знаешь, кто я? — тут же распушил он хвост перед соседом. — Наверняка не знаешь! Ты же чужак! Меня зовут Мышь! Все журналисты обращались ко мне именно так: месье Мышь. Завтра сам увидишь мою фотографию в газетах.
Поляк был сильно простужен и смотрел на старика с затравленным выражением лица. Вполне возможно, он плохо понимал, о чем тот говорит.
— Этот старший инспектор очень самоуверенный тип! Думает, он сумеет расколоть меня в два счета! Не тут-то было! Я ему так прямо и сказал: «Прошу прощения, инспектор! Но я не веду доверительных разговоров с людьми, которых не знаю!»
Обычно, рассказывая свои небылицы, старик, в конце концов, и сам начинал им верить. Но старший инспектор Люка оказался ему явно не по зубам. Он отлично понимал это и страшно злился на весь белый свет.