Страница 5 из 10
Мне нравится рассказывать грустные истории о самом себе. И я их слушаю. Я – единственный слушатель. Никому другому я не интересен. А от себя скуку я еще могу скрыть.
Слова спасают меня от действий. Все свои чувства я стараюсь выразить словами.
Не хочу заставлять себя жить по законам общества. Я боюсь поверить в смысл чужих целей.
Заглядываю в полупустой холодильник и размышляю, что бы приготовить на ужин.
Это уж просто для очистки совести. Все, шлюзы открыты. Теперь можно подумать о чем-нибудь другом.
9
Мне двадцать три, и я осознаю, что жизнь моя катится ко всем чертям. Что-то такое во мне сломалось. Одного щелчка бывает достаточно, чтоб на несколько недель выбить меня из колеи. Тут однажды кто-то заговорил при мне о войне в Грузии, так я обернулся и спросил:
Не видел. Не слышал. Тот год вообще выпал из моей жизни.
Я не хочу научиться защищаться от искренности. Я не могу привыкнуть к времени, в котором живу. Очень страшно быть актером чужого спектакля.
Жизнь человека состоит из случайных решений. И люди делятся на две группы: тех, кто выбирают правильные решения и тех, кто ошибается. Я оказался среди ошибающихся.
Я не только беспомощен, но и примитивен. Мои распорядки дня – цепляние за порядок, в котором я могу ощущать себя хозяином. Распорядок обещает стабильность и успех. Но я никогда его не выполняю.
Мне необходимо быть наглым. Иначе не получится говорить с Богом на ты.
Я удивительно бездарен. Совсем ничего не могу. Все мои попытки что-то сделать – лишь имитация.
Творчество не для слабых. Я оказался слаб. Не сложно ощутить страх перед словами. Проклятое творчество. Неприятно оказаться в ситуации, когда не можешь рассчитывать на что-то иное.
Получать желаемое следует вовремя. Или не получать вовсе.
10
Я спускал ноги с кровати по утрам, ел, умывался, одевался и шел на работу.
Эмоций — ноль.
Я уже убедился, что жизнь сломала меня. Не сложно убедиться в беспомощности слов. Я не сумел выдумать себя победителем. Я не могу не производить впечатление проигравшего человека. Я прожил жизнь бездарного человека.
Творчество вышло из-под контроля. Я перестал бояться слов, которые загоняют меня в тупик. Я не умею думать. Только получать и делиться информацией. Иногда сопоставлять факты.
Может быть, я смешон. Но не на столько, чтобы мне хотелось смеяться над собой.
Я уже не уверен, что был прав, подчинив жизнь творчеству. Очень сложно согласиться с тем, что не можешь творить. Мне осталось лишь дописать свои тексты. Но книга будет написана не раньше, чем она должна быть написана.
В любой компании я сижу молча и слушаю. Я не умею рассказывать истории. Я боюсь произносить слова вслух. Очень страшно не уметь ничего, кроме писания.
Я не знаю, что такое одиночество. Я не знаю, с чем можно сравнить мое ощущение себя. Просто иногда устаешь от писания. Хочется убежать куда угодно.
Любая судьба содержит единственный момент – миг, в который человек раз и навсегда узнает, кто он есть.
Знаешь, почему все это ужасно? Да потому, что все это просто банально.
Я заболел.
Лежа в постели, я решил, что буду болеть долго.
Кто-то ведь должен был навестить меня и утешить. Сказать, что плохо быть одному, когда на меня такое свалилось. Но никто не приходил.
Я не выходил из дома три дня. Вначале я даже не поднимался с постели, меня постоянно знобило, я обильно потел, а очень высокая температура каким-то образом повлияла на память, размыв границы между сном и явью. Однако, несмотря на состояние моего организма, мой разум не знал ни минуты покоя.
Я окончательно стряхнул сон и повернулся. Движение отозвалось болью в висках. Вещи не всегда являются такими, какими кажутся на первый взгляд.
Потом начались эти боли. Ложусь в постель, а голова раскалывается.
Это меня пугает. Что-то сдвинулось внутри.
Я сел на кровати, сбросил скомканные простыни. Будильник показывал 3.14. Четыре часа прошло с тех пор, как я лег спать. Потный, изможденный и отупевший, не в состоянии сформулировать простейшую мысль.
Нынче ночью мне больше не заснуть. Я включил свет. Холодные влажные руки дрожали. Вытер их о простыню. Не помогло — простыни были такими же влажными. Спотыкаясь, пошел в ванную вымыть руки. Долго держал их под струей воды.
Я закрыл глаза.
Мир сдвинулся.
Я плеснул в лицо воды, пригладил волосы. Ответа на вопрос я, конечно, не нашел, но почувствовал себя чуть лучше. Что плохого может случиться, если волосы аккуратно причесаны?
По правде говоря, не знаю. Дела могут пойти весьма скверно. Вдруг я постепенно теряю разум? Как измерить относительный уровень здравомыслия такого существа, как я?
Звучит логично. Только почему же мне не становится легче?
Все, перебор. Нужно поспать, иначе всего этого не рассортировать.
Я чуть не плакал, когда забрался в постель. Не стал сопротивляться сну, который наступил мгновенно, и я провалился в темноту.
Я оставил свет включенным.
Я не боялся темноты. Просто я предпочитал не сталкиваться с нею.
Я вглядывался в свои измученные глаза — они были настолько необычны, что их отражение не было плоским и лишенным глубины, как у обычных людей. Казалось, что в отражении столько же глубины, реальности и силы, сколько в самих глазах. Я честно и безжалостно исследовал собственный взгляд, но не разглядел никаких следов помешательства.
Я упал на колени и склонил голову.
В такой позе я оставался некоторое время.
У меня вспотели ладони.
Сердце бухало, как барабан.
Но почему, я не знал.
Мне все сильнее сжимало грудь.
Во рту было так сухо, словно я перед этим ел пыль.
Мысли лихорадочно бились в моем мозгу...
Холодное предчувствие вонзилось мне сзади в шею, словно летучая мышь вампир, сосущая кровь, и вытянуло все тепло из моего тела.
О таком повороте событий я просто не мог думать.
Мне снился странный сон. Будто я куда то влез, и все пытаюсь понять — куда именно. И хочу выбраться, но руки ноги не слушаются. А еще — будто моими руками ногами кто то другой управляет. То есть, я их чувствую, но шевельнуть не могу. А потом — хлоп, они сами по себе идут куда то. И еще что то мне светило в глаза. А я зажмуриться не мог. А потом — не помню. Я редко могу свой сон запомнить. Так, обрывки какие то остаются, да и те уже через час не разглядишь.
Естественно, я оправился. И даже быстрее, чем ожидал от собственной потрепанной души. В воскресенье мне стало немного лучше. Температура, двое суток зашкалившая за тридцать девять, уменьшилась и почти исчезла. Утром, я принял душ, побрился и оделся, включившись в механизм привычных действий, создающих иллюзию порядка. Мне это не удалось. Все тело ныло после перенесенного жара. Я был крайне слаб, что придавало окружающей реальности странный оттенок.
Мне понадобилось много времени для осознания того, что я справился с болезнью.