Страница 15 из 24
Все чаще она сбегает в город – спастись от самой себя.
Вернувшись, замыкается в своем одиночестве. В светлые ночи она растягивается на скамейке в большом дворе кибуца.
Насекомые бегают по ее ногам. Над ней шуршат черными крыльями летучие мыши. В кибуце считают, что она сама совершает над собой суд. Нет ей радости от жизни. Она в отчаянии. Израиль исчез. Лотшин борется с трудностями жизни. А Наоми вообще вне мира сего.
Глава вторая
Старшая дочь Наоми была изумлена, застав дома вдову Элишеву Фурмански в объятиях отца Она набросилась с упреками на мать. Наоми ничего не ответила дочери. Весь кибуц знает, что у нее с Шиком нет никаких отношений, так что Элишева ни в чем не виновата. Как-то вдова разоткровенничалась с Наоми. Она рассказала, что одинокие женщины живут в отчуждении от общества. Статная и ухоженная, Элишева занимает особое положение в кибуце. Они с покойным мужем часто бывали заграницей и привозили оттуда одежду. А сейчас кибуцные власти закрывают глаза на то, что она продолжает носить элегантные европейские платья и костюмы.
Окольные пути ведут Наоми по жизни. Шика, выросший в религиозной общине хасидов Гура, стал атеистом. Когда Наоми забеременела, они поехали в Хайфу, чтобы оформить гражданский брак. Теперь они вышли из мэрии Хайфы разведенными. Она пойдет своим путем, удалится от своих детей, сердце ее опустеет, одиночество займет место любви. Не знала она любви матери и отца. Не пробудилось в ней чувство любви, пока не появился Израиль.
Здравствуй, Наоми!
В среду и четверг на этой неделе я буду Тель-Авиве. Остановлюсь в гостинице “Геула” на улице того же названия. Номер моего телефона 2567. Если у тебя еще есть желание поговорить со мной, сообщи мне. Буду рад тебя увидеть. Если по каким-то причинам в эти дни ты не сможешь побывать в Тель-Авиве, прошу тебя: напиши мне, как у тебя дела. Если у тебя появится возможность, приглашаю тебя ко мне в Бейт Альфу.
4 июля 50. Израиль.
Она живет в Иерусалиме, в крохотной комнатке, где помещаются только умывальник и кровать. По договору с хозяйкой она не может пользоваться кухней и ванной. И все же жизнь на свободе, в любимом городе, ей по душе, несмотря на то, что денежной помощи старшей сестры Лотшин хватает только на обед в рабочей столовой. Но она забывает о голоде, когда начинает записывать в тетради воспоминания детства. Она утопает в книгах Томаса Манна, перечитывает их от начала до конца. И образы его романов поселяются в ее душе, обретая в ней самостоятельную жизнь. Закрывшись в своей комнатке, она пишет, читает, растирает докрасна кожу, после мытья. Но, несмотря на всё это, душевное состояние ее хорошее. Она вольна распоряжаться жизнью по своему усмотрению.
Длится это недолго. Младшая дочь тоскует по матери, и член воспитательной комиссии Рахель Каценштейн посылает ребенка в Иерусалим. Неделю она возится с дочерью, рассказывает ей на ходу сочиняемые истории, гуляет с ней по городу, спит с ней вместе в одной постели. В тот день, когда девочка возвращается в кибуц, происходит чудо. Внезапно в комнату невесть откуда ворвался Израиль, дабы удостовериться, – верны ли слухи о ее бедствиях. Видя ее расчесанные руки и безразличие ко всему, он ужаснулся, но сдержался и лишь поинтересовался, чем она занимается.
“Мне все время не дает покоя просто непреодолимое желание – сочинять истории”, – говорит она, достает из пачки тетрадей одну, и читает ему рассказ об отчем доме. Чувство юмора, подобно жемчужинам, освещают бедную темную комнатку. Израиль сидит на кончике ее стандартной кровати, которые поставляет всем репатриантам Еврейское агентство Сохнут, наслаждаясь историей ее деда, отца, братьев и сестер, управляющей хозяйством дома Фриды, студента Фердинанда, старого садовника, учителя иврита, которого отец высмеивал за то, что он учил его дочь молитвам. Все они прошли перед глазами Израиля чередой, как в движущейся киноленте.
“На что ты существуешь, Наоми?” – тоном безропотного смирения, чтоб не оскорбить ее, спросил Израиль, когда она отложила свои тетрадки.
“Меня поддерживает сестра”.
“Ты должна сама зарабатывать, – сказал он тоном воспитателя, – не может кто-то всегда о тебе беспокоиться. Я уверен, что ты найдешь себе работу”.
“Я останусь в городе”.
“Собери-ка вещи. Я что-нибудь придумаю”.
Условия ее жизни и, особенно, расчесанная до ран кожа, не могли оставить Израиля равнодушным.
В Иерусалиме живет его давний друг, доктор Витя Бак. Он, от всего сердца желая помочь, согласился приютить его юную подругу, пока она найдет себе работу и жилье. Жена Вити, детский врач, обработала раны Наоми. И вскоре, оставив столицу, по рекомендации депутата Кнессета Эммы Талми и представителя “Алият Аноар”, Наоми получила от Сохнута работу учителя в интернате молодых репатриантов “Хадасим”, недалеко от поселка Эвен-Йехуда. Она будет учить первоклашек чтению и письму по новой оригинальной системе. Тут у нее раздолье – сочинять рассказы и пьески о буквах и словах, которые она разыгрывает с детьми, организует выставки их рисунков. С таким преподавателем ученики дают волю своему воображению. Свободное время посвящается чтению и сочинению всяческих историй. Ну, а что с Израилем? Он отказался от мысли создать семью со своей подругой Леей Гольдберг.
Здравствуй, Наоми.
Вдруг ты возникла перед моим воображением. Не то, что бы я забыл о тебе до сих пор, не хотел узнать о твоём здоровье. Ты не писала, а я не хотел утруждать тебя своими письмами. Но тут, на отдыхе, когда человек возвращается к воспоминаниям, и, особенно недалеко от Иерусалима, вспомнил я часы, когда ты читала мне из твоих тетрадок об отчем доме семьи Френкель. И встали передо мной, как живые, твои отец, и дед, учитель иврита, с которым твой отец вел язвительные дискуссии, обслуживавшая всю семью гувернантка. Не было дня, чтобы меня не тянуло постучать в твою дверь. Но так как ты удалилась из Иерусалима, я решил постучаться к тебе письмом. Дикая девчонка из твоих тетрадей вовсе этому не удивится. Пусть же это письмо будет пожеланием здоровья и успехов. Не обязательно отвечать. По свободной воле – пожалуйста
Горячо жму руку. Израиль
24 июля 52. Моца Илит.
Особенно ее интересует строчка – “Дикая девчонка из твоих тетрадей вовсе этому не удивится”. Тем временем, ей поручают произнести речь на собрании воспитателей в Иерусалиме о молодежном движении “Ашомер Ацаир”. Никому не сказав ни слова, она покидает группу, ибо воспитатели из Тель-Авива обменивались между собой глупыми пустыми мнениями. Вся деятельность Движения легла на плечи Израиля. Именно в эти дни он редактирует “Книгу стражей”. Его выводят из себя фальсификации в вышедшей из печати книге “Движение молодогвардейцев”. Он отказался от редактирования, но руководство Движения не отпускает его душу на покаяние. Преодолев присущую ему жесткость и чувство чести, глава движения Меир Яари прислал бунтовщику примирительное письмо.
Израилю Розенцвайгу,
Бейт Альфа
Дорогой Израиль,
Как мне сообщили от высшего руководства, временный кризис, поразивший тебя в связи с редактированием “Книги стражей”, миновал.
Я вернулся из больницы и очень обрадовался, когда нашел на моем столе это сообщение. Нельзя, чтобы эта работа была прервана. Необходимо, чтобы она завершилась успешно. Залог этому – оба редактора. Перечти мои дружеские замечания на полях рукописи. Первым делом, обновите источники, более выпукло обрисуйте историю Движения.
Твои сомнения, с человеческой точки зрения, весьма и весьма понятны. Но в них, по моему мнению, нет ничего, кроме усилий, связанных с рождением чего-то нового. Крепко пожимаю твою руку.