Страница 17 из 19
За рулем комбайна
…и за рычагами трактора
Пишу готовили в бригаде. Наша повариха Поля мне очень симпатизировала, хотя была значительно старше, и подкармливала. Кусок хлеба с маргарином – самый вкусный деликатес. С чаем, правда, возникла проблема. Поначалу мы его пили из металлических кружек, потом они попортились или порастерялись, и нам пришлось пользоваться стеклянными банками из-под семипалатинской тушенки из конины. А эти банки имели неистребимый запах одеколона «Ай-Петри», который вместо вина и водки пили механизаторы. Во время уборочной страды царил «сухой закон». До начала уборки мы ездили за 100 километров куда-то, чтобы привезти ящик водки. На 50 человек – это была ерунда, конечно, мы же не напивались, а так, для удовольствия. А механизаторы пили хорошо, и за неимением водки шел в ход одеколон. Этот запах я запомнил и возненавидел на всю оставшуюся жизнь.
О моей поездке в отгон Жабин, конечно же, узнал, но, вопреки моим опасениям, не сделал никаких оргвыводов, все обошлось, а я очень пожалел, что мало нафотографировал «отгонной» жизни своих товарищей. Но гораздо более серьезным разочарованием стало то, что мы не успели подобрать значительную часть урожая, скошенного мною до ноября на четырехстах гектарах, и много зерна ушло под снег. А урожай в тот год был очень хороший.
На целине мы поняли, насколько тяжел труд хлеборобов, но вместе с тем я испытал невероятные ощущения, совершенно непередаваемые, когда движешься на комбайне по бескрайнему полю пшеницы – фантастика! Очень тяжелый труд, было нелегко, но настолько романтично и здорово, что вспоминается только хорошее.
Первый сноп пшеницы нового урожая 1958 года
При этом мы искренне считали, что выполняем важную работу, помогаем решить задачу государственной важности задачу и чувствовали себя как бы бойцами, продолжателями дел наших родителей и революционных предков. Мне же все время вспоминались прекрасные стихи моего друга Миши Полячека под названием «ЧОН», посвященные его маме, Еве Яковлевне.
В Москву мы возвращались уже в нормальных вагонах, конечно, общих. Нам выдали приличную зарплату, и я чувствовал себя богачом – это были баснословные деньги. Правда, для меня это был не первый заработок, я еще на ЗИЛе зарабатывал, но несравнимо с тем, что на целине. Мы смогли позволить себе некоторую расточительность в дороге. Вернулись в ноябре, пропустив два месяца учебы, нагоняли.
Труд и отдых на целине
Пятьдесят лет спустя я оказался в Астане – нынешней столице Казахстана, построенной на месте бывшего Акмолинска – Целинограда. Назарбаев ее сделал столицей, поскольку опасался, что некогда российскую территорию на севере Казахстана придется вернуть. Раньше это были чисто русские земли, которые населяли казаки, а теперь казахи. И вот я, будучи вице-президентом Казахстанского Агромашхолдинга, приехал в Министерство промышленности Казахстана. Поднялся на тринадцатый этаж Дома правительства, нового высотного здания, и в ожидании приема министра разговорился с его помощником. Спросил, что было раньше на этом месте. Оказалось, аэродром, тот самый, с которого полвека назад мы с Мишей отправляли в Москву Гарика Тайца и с которого я начал свой краткий, но незабываемый полет над целинными землями Северного Казахстана.
Кафедра двигателей
Фильм о МАДИ так и остался единственным нашим кинопроектом. После того как мы едва не завалили учебу, нашу киностудию закрыли, нельзя было так пренебрегать учебой.
Когда я вылез из «хвостов» и даже получил стипендию, понял, что надо все-таки и учиться тоже. Мог ли я тогда предположить, что киностудия сыграет судьбоносную роль в моей профессиональной жизни, весьма далекой от киноискусства. Весь второй курс я более или менее старательно занимался, но по-настоящему серьезная учеба началась на третьем курсе. В МАДИ была мощнейшая кафедра теплотехники и двигателей, которой руководил патриарх двигателестроения членкор Академии наук СССР Николай Романович Брилинг, легендарная личность, он в свое время организовывал НАМИ и НАТИ. Как уже я упоминал, профессура в нашем институте собралась чрезвычайно сильная, среди наших преподавателей были авторы многих учебников, по которым учились и до сей поры учатся студенты. Н. Р. Брилинга мы застали уже в преклонном возрасте, кафедрой фактически руководил его заместитель, тоже в своем роде выдающийся человек Макс Самойлович Ховах, ученый, педагог, организатор. Он проводил институтские конференции, привлекал студентов к научным работам, стимулировал интерес к исследованиям. Мне было это интересно и я пошел к нему на кафедру. Он дал мне тему: «Исследование состава отработавших газов дизеля». Сейчас все знают, насколько это важно, а тогда вопросами экологии никто особо не интересовался, но уже сознавали необходимость выяснить, что происходит на выхлопе дизельного двигателя. Макс Самойлович считал это направление важным и перспективным, но решил поручить его студентам. Это было самое начало входа в экологию, хотя само слово еще не произносилось. Я занимался отбором проб газов на стенде, затем анализом их состава, замерял дымность с помощью примитивных дымомеров, промышленных приборов еще не было, приходилось все изобретать самим. Было очень интересно, и первый доклад на студенческой научной конференции я сделал на эту тему. Мой дебют оказался неудачным, поскольку я не имел опыта в составлении научных докладов, и уже тогда сознавал, что это воспринималось как детский лепет, хотя сама работа была серьезной. Мне не удалось представить ее должным образом, чему, быть может, помешали мои амбиции и отсутствие серьезного руководителя. Словом, я считаю, что опозорился на этой конференции. Но интерес к двигателям и к работе на кафедре не утратил.
Вскоре мне пришлось еще раз пожалеть о своем легкомысленном отношении к учебе на первом и втором курсах, когда получил «тройку» по математике, и она мне аукнулась, едва не став препятствием в дальнейшей исследовательской работе. Ховах пробил в министерстве для кафедры специальность «Исследование и испытание двигателей внутреннего сгорания». Основной специальностью у нас была «Эксплуатация автомобильного транспорта», а он организовал специализацию по испытанию и исследованию двигателей внутреннего сгорания и стал набирать туда лучших студентов с потока, у которых были отметки по математике, физике и химии не ниже четверки. У меня по математике был трояк из-за увлечений. Мне времени хватало на все, и на драмкружок, на гимнастику, «ЗАК», киностудию, был членом комитета комсомола института, но случился такой прокол. Ховах набрал 25 человек, а меня не взял. Я считал, что это несправедливо, что я тоже должен быть в этой группе, и пошел «качать права» в деканат. Заместитель декана механического факультета Владимир Митрофанович Архангельский, тоже был с кафедры двигателей, сказал, что Макс Самойлович возьмет меня при одном условии, если я сдам программу двигателистов и автомобилистов. И мне пришлось на третьем курсе весь первый семестр учиться по двум программам – эксплуатационников и двигателистов. Сдал все, и Ховаху ничего не оставалось, как взять меня к себе в группу двадцать шестым. Только мое упорство и наглость помогли достичь заветной цели. И, начиная со второго семестра третьего курса, я уже по праву учился полностью вместе с двигателистами. Туда я так стремился еще и потому, что с самого начала третьего курса все ребята прикрепились к каким-то темам, одна из которых называлась «Применение скоростной кинофотосъемки при исследовании процессов сгорания в бомбе постоянного объема». Именно мое пристрастие к кино заставило проявить настойчивость. Может, глупость, но так исторически сложилось. Попал я в лабораторию двигателей АН СССР, занимавшуюся этой темой под руководством старшего научного сотрудника Юрия Борисовича Свиридова. Младшим научным сотрудником был у него Евгений Васильевич Шатров, а меня взяли «шестеркой», поскольку я был третьекурсник. Но это было замечательно!