Страница 4 из 8
Нормативистский флер этой концепции состоит в том, что в основу уголовно-правового запрета исследователь поставил те правила, соблюдение которых призвано охранять цементирующие основы общественной и индивидуальной жизнедеятельности, т. е. нравственные нормы, составляющие фундамент любого законоустановления. Но что важно, на мой взгляд, в данной концепции – то, что автор обращает внимание на ценности, которые, во-первых, должны строго охраняться, во-вторых, посягательство на них должно, в свою очередь, строго караться и, в-третьих, строго караться должно именно посягательство, в результате которого причиняется вред, безразлично моральный, материальный или физический.
В сущности, в рамках нормативной концепции развивал свои идеи и Н. С. Таганцев, учение о преступлении которого можно назвать концепцией жизненного интереса.
Н. С. Таганцев так определял преступление: «…деяние, посягающее на такой охраненный нормой интерес жизни, который в данной стране, в данное время признается столь существенным, что государство, ввиду недостаточности других мер охраны, угрожает посягающему на него наказанием»[13]. Посягательство на правоохраняемый интерес, по Таганцеву, есть посягательство на норму права в ее реальном бытии. Такое реальное бытие нормы права воплощается, например, в обеспечении жизни человека, владении им конкретным имуществом и в других благах, составляющих собственно интерес. Однако не всякий интерес может претендовать на уголовно-правовую охрану, а только такой, который, во-первых, имеет высшее значение для обеспечения блага гражданина и, во-вторых, имеет общественное значение, т. е. такой, который является цементирующей основой жизнедеятельности общественного формирования. К подобным интересам, обладающим свойством существенности, относятся: а) интересы, имеющие реальный характер – жизнь, здоровье, имущество, и б) интересы, имеющие характер идеальный – честь, достоинство и т. д.
Н. С. Таганцев отмечал, что охрана регулируемого нормой права жизненного интереса не заключается только в том, чтобы оградить интерес от причинения вреда, хотя вред интересу является важной составляющей частью отнесения деяния к разряду преступных[14]. Помимо причинения или возможности причинения вреда, для признания деяния преступным необходимо, чтобы ценность или интерес обладала свойством значительности[15]. Таким образом, два обстоятельства свидетельствуют об отнесении деяния к числу преступлений – вред и значительность интереса. Но поскольку признание значительности интереса зависит от эпохи с ее оригинальными нравами, обычаями, культурными традициями, постольку отграничить неправду уголовную от иных видов неправды представляется затруднительным, если вообще возможным. Кроме того, в подтверждение данного мнения исследователь ссылается на то обстоятельство, что неправда, как посягательство на правовую норму в ее реальном бытии не изменяет своей сущности неправды, даже невзирая на причиненный вред, соединяя в себе и элементы уголовные, и элементы гражданские, и элементы дисциплинарные[16]. Вместе с тем Н. С. Таганцев ссылается на существующие в юриспруденции теории, призванные различать неправду уголовную и неправду гражданскую. К таким теориям относятся субъективная, объективная и смешанная теории.
Субъективная теория сводит различие между уголовно наказуемой и гражданской неправдой к умыслу: гражданская неправда есть неправда несознательная, тогда как уголовная неправда всегда сознательна. Такого рода различие очевидно не годится для разграничения преступного и непреступного, поскольку отдельные акты преступного поведения также могут не сознаваться (преступления с виной в форме небрежности), а гражданско-правовые деликты, в свою очередь, могут совершаться сознательно.
Объективная теория предлагает разграничивать преступное и непреступное по объекту посягательства. Ссылаясь на мнение Спасовича, Таганцев пишет: «Уголовная неправда, или преступление, есть посягательство, направленное на самый объект права, на самого конкретного представителя его, так сказать, на самый корпус права, все равно, личный или вещный… Гражданская неправда есть посягательство на установившиеся между людьми отношения по поводу каких-либо объектов прав, личных или вещных, но не посягательство на самые объекты непосредственно… Полицейская неправда не заключает в себе никакого правонарушения, а только возможность его… возможность вредных или невыгодных последствий, как для субъектов прав in corpore, так и для существующих по поводу их отношений»[17]. Думается, что и субъективная теория также не годится для разграничения преступного от непреступного, поскольку не учитывает оттенки криминальных и некриминальных поведенческих актов. Например, приготовление к преступлению вряд ли посягает на самый объект права, а вот самовольная постройка (ст. 222 ГК) посягает именно на самый объект права.
Разновидностью концепции жизненного интереса является теория правового блага, в центре которой стоит человек, поскольку именно ему причиняется вред. Суть данной концепции заключается в том, что преступление есть деяние, нарушающее или ставящее под угрозу нарушения насущные правовые блага, вне которых человеческая жизнь оказывается немыслимой. Поскольку общество состоит из людей, постольку правовое благо присуще и обществу как совокупности человеческих сущностей. Следовательно, преступление – это деяние, причиняющее вред правовому благу отдельного человека или общества в целом. Н. Д. Сергиевский, сторонник данной концепции, писал: «…вред, заключающийся в преступном деянии, может быть или вредом отдельному лицу, или вредом для всего общества, так как всякая норма, нарушенная преступным деянием, имеет своим предметом или права, блага и интересы частного лица, или интересы целого общества, или то и другое вместе»[18].
С. В. Познышев, отстаивавший концепцию правового блага, замечал: «Преступлением может считаться лишь такое внешнее поведение человека, которое причиняет прямой вред другим людям тем, что посягает на какое-либо их благо или на благо, общее у них с преступником…»[19] К правовым благам исследователь относил жизнь, здоровье, честь, свободу, имущество[20].
Смешанные теории предлагают в качестве основания разграничения преступного от непреступного совокупность объективных и субъективных признаков.
Анализируя теорию жизненного интереса, следует обратить внимание на то обстоятельство, что исследователи ставят во главу угла определенные ценности, называя их столь существенными интересами, охрана которых возможна только с помощью «сугубых» репрессий. И хотя признак существенности таких ценностей или интересов не раскрывается, тем не менее Н. С. Таганцев выделяет такие жизненно важные интересы, как жизнь, здоровье, имущество, честь и достоинство. Кроме того, исследователь обращает внимание на признак вредоносности, относя его к важным, но не столь существенным признакам по сравнению с ценностью охраняемого интереса.
Важным обстоятельством теории жизненного интереса является, на мой взгляд, вывод Таганцева о том, что неправда сохраняет свой статус неправды, вне зависимости от причиненного вреда или сферы, в пределах которой она учиняется. Этот вывод свидетельствует об очень важном обстоятельстве: любое нежелательное поведение, к какой бы сфере правовых отношений оно ни причислялось, в той или иной степени общественно опасно, поскольку в той или иной степени причиняет вред. Это замечание послужит нам в дальнейшем частичкой фундамента для возведения предлагаемой концепции преступного.
13
Таганцев Н. С. Русское уголовное право: лекции. Часть общая. Т. 1. М.: Наука, 1994.
14
Там же. С. 35.
15
Там же. С. 34.
16
Там же. С. 43, 54.
17
Таганцев Н. С. Русское уголовное право: лекции. Часть общая. Т. 1. М.: Наука, 1994. С. 53.
18
Сергиевский Н. Д. Русское уголовное право. Часть общая: пособие к лекциям. СПб., 1908. С. 51.
19
Познышев С. В. Учебник уголовного права. Общая часть. М., 1923. С. 49–50.
20
Там же. С. 53.