Тайный искуситель

Она не знала, сколько она просидела там в одиночестве, в его простой комнате маленького двухэтажного постоялого двора. Владелец и его жена принесли Захире молитвенный коврик и легкие закуски, чтобы скоротать свободные часы, но она оставила без внимания то и другое. Она могла думать только о Себастьяне и о жуткой путанице, которую привнесла в их жизни.

Не раз она задумывалась о том, чтобы ускользнуть из караван-сарая и исчезнуть в ночи, пока ее чувства к Себастьяну не вырвались из-под ее контроля. Она могла уйти с чистой совестью, ведь все возможное было сделано. Она предупредила его о рейде, гарантировала его безопасность. Утром он повернет караван обратно к Ашкелону, и планы Халима на засаду будут расстроены.

Было бы проще всего встать и уйти из неохраняемой комнаты. Было бы разумней всего в мире использовать этот шанс сбежать от франкского капитана, который на волоске от открытия — кем и чем она является на самом деле. Но Захира в смятении обнаружила, что тело ее не подчиняется логике.

Нет, осознала она, не тело, а сердце отказывалось ей подчиниться.

И миг спустя оно подскочило к самому горлу, когда у двери зазвучали тяжелые шаги. Дверь, заскрипев, отворилась, но, к облегчению и разочарованию Захиры, на пороге возник не Себастьян. Его мускулистый лейтенант, казалось, почувствовал ее неуверенную реакцию, потому что слегка ободряюще улыбнулся ей.

— Капитан хочет увидеть тебя, девочка. Пойдем, я отведу тебя к нему.

Она последовала за большим рыцарем сквозь сердце караван-сарая, жилые комнаты, мимо общего зала со столами и скамьями, где солдаты и караванщики ели и пили после дороги. Зал выходил на внутренний двор, совсем не похожий на дворцовые дворики в Ашкелоне и куда более безлюдный. Обычно именно там, под звездами, пилигримы могли пообщаться и отдохнуть, но не сегодня. Дождь наконец утих, заметила Захира, выглянув в темноту двора, прежде чем ее направили к короткому пролету лестницы. Исчез яростный стук падающих на крышу капель, сменившись размеренным и спокойным плеском луж на земле.

Худшее миновало, думала она с некоторым облегчением… пока не оказалась в другой комнате и не заглянула в штормовые глаза Себастьяна.

Он снял оружие и теперь сидел на диване, подсвеченный трепещущим огоньком масляной лампы, горевшей на столе рядом с ним, задумчиво перекатывая в пальцах кубок с вином. Он поднял взгляд, когда она вошла в комнату, затем встал и коротко кивнул своему другу. Большой рыцарь оставил ее на милость Себастьяна, не сказав ни слова, и прикрыл за собой дверь. Его шаги затихли вдали, и на неопределенное время после этого крошечную комнату затопила тишина. Но, наконец, нахмурив брови, Себастьян отвернулся.

— Здесь есть еда, — сказал он, указывая на оставленный на столе обед, и снова опустился на диван. — Ешь, если хочешь, Захира. Если не боишься запятнать чистоту своей веры, преломив хлеб с врагом.

Она судорожно вздохнула, почувствовав укол в его голосе.

— Разве мы стали врагами, милорд?

— Я надеялся услышать это от тебя, — ответил он без выражения, наблюдая за ней из-под тяжелой копны волос. — Должен признать, ты заставила меня гадать об этом прошедшие несколько дней.

Она думала о тяжком противостоянии, которое возникло между ними с той ссоры на крыше, с ее злобной защитной реакции на его вопросы о Халиме и о кошмаре, свидетелем которому Себастьян стал, когда провел ночь в ее комнате. Она сказала, что ненавидит его, но чувство, которое она к нему испытывала, было далеко от ненависти.

— Ты мне не враг, Себастьян. Будь мы врагами, я не оставила бы ради тебя Ашкелон.

Он недоверчиво сузил глаза.

— И что заставило тебя приехать? Ты наверняка давно уже знала о засаде. Зачем нужно было ждать, чтобы сказать мне сейчас?

— Я знала о засаде, — призналась она. — Я знала, но до сегодняшнего дня не осознавала, что ты лично планируешь сопровождать караван…

Он хмыкнул.

— И я должен поверить, что ты выдала себя, потому что беспокоилась обо мне?

— Это правда.

— Правда, — ответил он, с сомнением ее разглядывая. — Такая же, как твои слова о том, что мужчина, встречавшийся с тобой в мечети, — ассасин, который убил Абдула, — не твой брат? По твоим словам, это тоже была правда.

— Часть правды, — ответила она.

Его лицо затвердело, скулы стали словно острее, в глазах отразился тусклый огонек лампы. Голос его был спокоен, что резало ей слух куда сильнее, чем злобный рык.

— Часть правды ничем не лучше лжи, Захира. И, по твоему собственному признанию, Халим был с тобой в мечети. Ты и теперь будешь отрицать, что именно он хладнокровно убил моего друга Абдула?

— Он убил Абдула, — согласилась она, — но когда я говорила, что не встречалась с братом, я не лгала. Мы с Халимом не родственники.

Новость его удивила, она видела это по выражению его лица. Но он принял ее признание без ярости, которой она ожидала. Он был спокоен, едва ли не равнодушен, словно уже давно считал ее лгуньей, и только сейчас оценил всю глубину ее предательства.

— В тот день, когда он нашел тебя во дворце и ударил тебя, он назвался твоим братом. И ты подтвердила это.

— Нас растили в одном доме, — созналась Захира. — Но мы не родственники. Между нами нет кровной связи.

— А его угрозы причинить тебе вред? Насколько это правдиво, миледи?

— Его угрозы реальны. Халим убьет меня, как только ему представится шанс. Особенно когда узнает, что я предупредила тебя о его планах относительно каравана.

— Захира, ты могла бы сказать мне об этом раньше. Разве я за все это время хоть раз дал тебе повод мне не доверять?

— Ты франк, — просто ответила она. — В прошлом мне хватало этой причины.

— А теперь?

— Теперь… — сказала она, — все стало… сложнее.

— О да, миледи. Вы осложнение, которого я никак не ожидал. — Он нахмурился и взъерошил пальцами влажные волосы. — Господь свидетель, Захира, ты — осложнение, которого я не хочу.

Она тяжело сглотнула, услышав тень раздражения в его тщательно контролируемом тоне. Она не знала, что делать со штормом чувств и эмоций, который клубился внутри. Она знала, что миссия должна быть превыше всего, но это не имело значения, когда она стояла перед Себастьяном, хотела быть рядом с ним и понимала, как сложно ему будет превозмочь и преодолеть ее ложь. И как невозможно будет остаться с ним, если он будет ее презирать.

— Я уйду, если ты пожелаешь, Себастьян. И пойму, если ты предпочтешь, чтобы я не возвращалась с тобой в Ашкелон… если после всего этого ты больше никогда не захочешь меня видеть.

— А как же Халим и его угрозы убить вас, леди?

Она опустила взгляд и пожала плечами, думая о вполне однозначной реакции ее сообщника фидаи, о том, что он обещал увидеть ее смерть, если она провалит свою миссию. Она боялась Халима, да, но куда больше она боялась своей слабости, когда оказывалась рядом с Себастьяном. Ее чувства к нему уже заставили ее сбиться с истинного пути. Засада была ключом к началу ее миссии, и все же она стояла на грани добровольного саботажа. Прости ее Аллах, она была слаба и слабела с каждым ударом своего предательского сердца.

— Иди сюда, — сказал Себастьян, когда она замерла, разрываясь между верностью своему клану и растущей привязанностью к человеку, который протягивал ей руку и звал к себе с мягким, но непреклонным взглядом.

Она пошла к нему, словно какая-то сила природы физически ее притянула, и не могла скрыть дрожи, когда он взял ее за руку и притянул ближе. Он потянулся к ней, заставил поднять подбородок и взглянуть ему в лицо.

— Я обещал обеспечить вам безопасность, миледи. Я буду защищать тебя, Захира, так долго, как это потребуется. И не буду требовать, чтобы ты ушла, ни сейчас, ни когда ты вернешься в Ашкелон.

— Ты сделаешь это для меня? — потрясенно прошептала она. — После всего, что я сегодня тебе рассказала…

— Я не стану отрицать, что недоволен тем, как ты утаивала от меня информацию, но ничто из сказанного тобой сегодня не изменит моего обещания. Мое слово чести, Захира, я редко даю его без причин и никогда не нарушаю.