Страница 44 из 48
- А Глеб Максимович, - внезапно продолжила Катя, - поначалу нравился. Но потом я стала замечать.
- Что замечать? - насторожился Весницкий.
- Знаете, я человек суеверный и в другой день не решилась бы рассказать. Аня стала проводить с ним слишком много времени. В классе это заметили, девчонки, втюрившиеся в Глеба даже стали завидовать, а я нет. Пару раз я оказывалась вместе с Глебом Максимовичем одна в кабинете, и мне отчего-то становилось страшно. Казалось, он сейчас бросится на меня и перегрызёт горло. Сама не знаю, откуда это бралось. И нелепость, а жутко до дрожи. Потому я и стала тревожиться за Аню. Он же ей поначалу не нравился, она открыто выступала против, хотела, чтобы у нас остались вы, а тут вдруг потянулась к Глебу, словно околдованная. Я старалась не придавать этому значению, но после похорон Игнатия Платоновича взяла моду гулять по кладбищу. Мне отец как раз тогда сказал, что мы переезжаем в Москву, было грустно, потому чуть ли не каждый день я ходила на могилу к бабушке. И однажды, перед самым отъездом, столкнулась с Глебом Максимовичем, - до того румяная девочка стала бледнее белого. - Он шёл, как неживой - ноги в коленях не гнутся, спина прямая, зубы скрипят, глаза стеклянные. Головой по сторонам ворочает, зыркает и что-то нашёптывает. Я перепугалась, спряталась за могилку бабушку, а он тут как тут. Идёт тихо-тихо, никакого шума, словно и не дышит вовсе, только шёпот. Я разобрала - он считал могилы. Прошёл мимо, я из-за надгробия выглянула - как сквозь землю провалился. Так перепугалась, вы не представляете. Зачем он это делал, до сих пор не могу понять. А лицо, какое у него в тот момент было лицо - каменное, кожа на череп натянута, словно и нет её вовсе. И выглядел он не на двадцать пять, а на сто двадцать пять - страшный, деревянный, белый.
Катя ожидала, что Весницкий начнёт разубеждать её, на худой конец посмеётся, но Павел Андреевич оставался серьёзен, кивал.
- Тогда я и испугалась за Аню по-настоящему. В конце ноября позвала погулять, но рассказывать о Глебе не стала - боялась, что она меня за сумасшедшую примет. Просто предупредила о плохом предчувствии, попросила её беречь себя. Теперь вот гадаю, как бы сама беду не накликала.
Катя всхлипнула.
- Они же с Глебом жениться собирались, - неожиданно для самого себя рассказал Весницкий.
Катя удивленно посмотрела на него так, словно бы беззвучно спрашивала: "Да ладно?"
- Вся деревня осуждала Глеба, но ему было наплевать.
- А как же Дмитрий Леонидович? Он же к ней никого не подпускал.
- Этого подпустил, - мрачно сказал Весницкий. - Так что ты себя не вини. Может и не обманули тебя чувства насчёт Глеба. Не стоило с ним Ане связываться.
Делиться своими подозрениями Весницкий не стал, но рассказ девочки снова убедил его в собственной правоте.
- Ладно, давай собираться, уже пора идти. Ночевать-то ты где собираешься? - спросил Весницкий у Кати.
- Да я вечером уезжать планировала.
- После такого на ночь глядя ехать не стоит. У меня дом большой, комнат полно, оставайся до утра, а уж завтра поедешь.
Катя не стала спорить, допила свой компот и они отправились на похороны. Разделились возле дома Астаховых - девушка увидела бывших одноклассников и побежала к ним поболтать, Весницкий же направился прямиком во двор - ему хотелось посмотреть на умершую.
Гроб поставили у яблони. Стараясь не попадаться на глаза Глебу или Митьке, Весницкий подобрался туда, но и тут увидел знакомые лица - старый бортник с женой, родители Астахова. Они заливались слезами и на Павла Андреевича внимания не обратили.
Девочка, казалось, и не умирала вовсе. Щечки чуть-чуть румяные, носик острый, бледненький, глазки закрыты, словно во сне. Только позови - и сразу проснётся.
"А если проснётся, польётся кровь", - пронеслось в голове Весницкого.
Он ускользнул от гроба так же бесшумно, как и подкрался. Хотел выйти незамеченным, но тут его взгляд остановился на Астахове. Весницкий вспомнил тот день, когда он во главе своры других подлецов бил мальчишку. Павел Андреевич не стал лезть, но не потому что испугался, просто посчитал, что вмешательство в такие дела учителя излишне. Зато потом жалел об этом и теперь, спустя много лет, решил отомстить Астахову за избитого. Весницкий подлетел к Астахову и стал его попрекать, явно провоцируя на драку. Вмешался Глеб, уволок его в сторону.
- Павел Андреевич, что вы творите? - раздражённо спросил он. - У; человека умерла дочь, а вы подливаете масла в огонь!
Весницкий смерил его презрительным взглядом, но потом вдруг изменился в лице.
- Ты прав, Глеб. Просто смерть Ани для меня полная неожиданность. Попроси у Мити прощения. А я ухожу.
Глеб кивнул.
- Так будет лучше,- добавил он.
- Да и ты прости, если чего ляпнул с дуру, - сказал Весницкий. - Я ведь знаю, какие у вас с Аней были отношения.
- Спасибо, - поблагодарил Глеб.
Павел Андреевич кивнул и ушёл. По дороге он думал о школе, Мите и Ане Астаховых. От этих мыслей распалялся. Домой он вернулся озлобленным, сразу же выпил водки, которую купил по дороге, но напиваться не стал. До вечера он ждал Катю, однако та не пришла - видать переговорила с друзьями, те облили Весницкого помоями, вот она и передумала возвращаться. Тем лучше. Весницкий налил рюмку водки, стал пить сам на сам. Для себя Павел Андреевич решил: если кроме него некому, то он готов избавить мир от гадины.
...
В конце июня, примерно через месяц после похорон, Глеб позвонил Кулаковой и договорился о встрече в школе. Окончание года окончательно выбило Лидию Лаврентьевну из колеи и она совсем забыла о том, что собиралась избавиться от историка как можно скорее, поэтому охотно согласилась на встречу. После того, как вскрылась связь Свиридов и его ученицы, Кулакову просто заели родители, требовавшие его увольнения. Даже из района звонили, поэтому деваться было некуда. Кулакова не знала, кого поставит на место Глеба. Вероятно, придётся звать Весницкого обратно, но неизвестно, согласится ли он. На худой конец, на историю можно поставить другого гуманитария.
Свиридов явился в назначенное время, весь всклокоченный, румяный и мрачный.
- Здравствуйте, Лидия Лаврентьевна, - поприветствовал он директора. - Я пришёл обсудить с вами одно важное решение. Поймите меня правильно, оно далось мне нелегко, но продолжать здесь работать после всего случившегося я не могу. Прошу подписать моё заявление об увольнении. Простите, что так вышло, - он положил на стол Кулаковой лист, где ровным, аккуратным почерком была выведена просьба освободить его от занимаемой должности по семейным обстоятельствам.
Кулакова не верила своим глазам.
"Так бы все мои проблемы разрешались", - с облегчением подумала она.
- Надеюсь, - продолжил Глеб, - вы войдёте в моё положение и поймёте, что после смерти Ани... - он запнулся, но нашёл в себе силы закончить,- я не смогу здесь работать.
- Конечно, Глеб Максимович, я все понимаю и претензий к вам не имею. За трудовую не переживайте.
- Спасибо, - Глеб слабо улыбнулся.
- Само собой вы понимаете, что дом придётся вернуть?
- Без вопросов, - кивнул Глеб. - Я и сам собирался уехать из деревни, уже в начале июля меня здесь не будет.
Кулакова кивнула.
- Ну, всё, - Глеб встал. - Уж не знаю, увидимся ли мы снова, поэтому желаю вам удачи и ещё раз извиняюсь за неудобства, которые вам доставил.
"Извинений мало, Глебушка", - подумала Кулакова, а вслух сказала:
- Очень жаль, что вы уезжаете. Берегите себя.
- До свидания, - Глеб направился к выходу, но у самых дверей вдруг замер. - Чуть не забыл, Лидия Лаврентьевна. По поводу моих книг. Я долго собирал эту коллекцию, но сейчас не хочу таскать её за собой по всему свету. Не знаю, где устроюсь и буду жить, а тут ещё возить с собой несколько связок толстых фолиантов. Поэтому я решил подарить их школьной библиотеке. Попросите мальчишек прийти и перенести их.