Страница 36 из 48
- Я прям и не понимаю, что это за любовь такая, - воскликнула она. - Он вообще нормальный человек?
- Ну, девушкам нравится, - неопределённо ответил Гаев. - Рассказал мне как-то, что одна знакомая позвонила ему в два часа ночи. Он с ней поссорился, а она позвонила и уламывала целый час, чтоб не бросал.
- Ну и как, уломала?
- Нет. Сказал, что она не врубается в его слова. Он ей объяснял-объяснял, а она не врубалась. И вообще, он их сразу предупреждает, что любит одну Наташку. А они всё равно не уходят.
- Надеются его изменить, - сказала маманя.
- Ага.
Маманя проницательно посмотрела на него.
- Я чувствую, ты всё-таки разочарован встречей. И раньше тоже приходил от него разочарованным.
Гаев кивнул, внутренне поразившись маманиной интуиции. Ничего от неё не скроешь, ничего.
- Разные у нас интересы, - сказал он. - В универе были общие темы, а теперь их почти нет. И потом... он говорит со мной как-то свысока... не нарочно, а просто по другому не может. Мне это не нравится.
- Тогда не ходи к нему. - Она подождала ответа, но Гаев молчал, размышляя. - Ты боишься, что тогда тебе общаться будет не с кем, - догадалась она.
- Да, - выдохнул Гаев, снова изумившись маманиной прозорливости. Она видела его насквозь.
А Людмила? Разве можно сравнить? Эгоистка... Бекки Шарп... Даже не просекла, что имеет дело с собственным сыном. Ей всегда было на него наплевать.
Услужливая память тут же подкинула и подтверждение. "- Значит, тебе всё равно, что он оскорбляет меня? Что ведёт себя по-свински, да? - Нет, не всё равно. - Почему же тогда? - Потому что это неправильно. - По-моему, ты ошибаешься. - Нет, не ошибаюсь. - Значит, отец тебе дороже, чем я? - Нет, не дороже".
Сколько раз потом он корил себя за этот разговор! Сколько раз посылал мысленные проклятия отцу! А теперь вспомнил об этом и подумал: может, всё-таки он был прав? Маманя никогда бы не поставила его перед выбором. Это же - издевательство! А мать вот поставила. И ушла.
И вот я бреду по заброшенным улицам грез
Смотря на летящие мимо обрывки надежд
И хоть я отвык удивляться и верить всерьез
Но душу мою снова скальпель смятения режет
Игра в дурака, вместо карт наши лица и жизни
Идет кон за коном, никто счет побед не ведет
И нет проигравших, лишь кровь иногда чья-то брызнет
Но поезд судьбы никогда под откос не пойдет
И наши сердца вдруг столкнулись в безумном потоке
Зачем, почему - не найти бесполезный ответ
Но мне наплевать на запреты, условия, сроки
Ты просто сейчас заменяешь мне солнечный свет
Глава седьмая
Он поднялся на лифте, позвонил в дверь. С той стороны звякнула цепочка, Людмила открыла и улыбнулась.
- Привет, - сказал он.
- Привет, - ответила она.
Он вошёл в прихожую, разулся.
Где-то в глубине квартиры пела Анна Герман.
- Подожди минутку, я сейчас вернусь, - сказал Людмила, убегая в спальню. Гаев прошёл в гостиную, огляделся, вышел на балкон. Вид был - не то, что у него из окна: кремлёвские стены, купола церквей, зелёные кроны Александровского сада. Лепота!
- Ну как тебе наш пейзаж? - спросила Людмила, появляясь на балконе.
Она уже переоделась, вместо белых шорт и футболки на ней было свободное серебристое платье до пола.
- Класс, - ответила Гаев, оборачиваясь. - Дети в школе?
- Конечно.
Они вернулись в комнату.
- Давно хотел сказать тебе одну вещь... - начал Гаев.
- Я слушаю.
- Я тебя ненавижу.
- Что?
- Я тебя ненавижу. Давно. С самого начала. Знаешь, за что?
- За что?
- За то, что ты - моя мать.
- Как!?
- Ну что тут объяснять? Мать. Но не только поэтому. А ещё ты - дрянь, себялюбивая сука. Смотри, до чего докатилась: ведёшь к себе первого встречного, вертишь задом, а у самой двое детей и два развода. Да ты - просто потаскуха.
Он схватил её за локти, встряхнул и с размаху ударил ладонью по щеке. Она упала, вскрикнув, он же навалился на неё и начал срывать платье.
Откуда-то с улицы доносилось надрывное:
Так же пусто было на земле
И когда летал Экзюпери,
Так же падала листва в садах,
И придумать не могла земля,
Как прожить ей без него
Пока он летал,
Летал,
И все звезды ему
Отдавали
Свою нежность...
- Каково тебе под родным сыном, шлюха? - шептал Гаев, ползая по стонущей матери. - Сейчас получишь своё, мразь. Даже не думай вырываться - прибью. Сам в тюрягу сяду, но тебя прибью, зараза. Получай!
Он хотел ударить её снова, но она вдруг заплакала, и он сразу ослаб. Разжав кулак, скатился с неё и распластался на полу. Слёзы потекли по щекам.
- Убить бы тебя, да не могу. Не могу! Ты же - моя мать. Понимаешь? Не могу тебя убить. Господи, что за мучение! Мерзавка, сука, шалашовка...
Людмила отползала в сторону.
- Мама, почему ты бросила меня? - рыдал Гаев. - Почему? Скажи. Я прощу тебя. Обещаю. Только скажи.
- Уходи! - завопила она. - Проваливай! Я Ильину позвоню!
Он сел на полу, свесив голову. Проговорил:
- Ты тоже ненавидишь меня? За что? Разве я сделал тебе что-нибудь плохое? Где ты была всё это время? Почему ни разу не пришла?
- Пошёл прочь, скотина! - заорала она, прислоняясь спиной к стене. - Сейчас вызову милицию... - Она принялась судорожно набирать номер на невесть откуда взявшемся радиотелефоне.
- Не надо, - Гаев тяжело поднялся и заковылял к выходу. Надел ботинки, открыл дверь и, ничего не сказав, вышел вон.
Где-то затрезвонил мобильник. Гаев пошарил по карманам, но не нашёл его. Как глупо! Оставил в квартире? Не может быть.
Стоп! Это же - сон. Всего лишь сон. Ужасный тягостный сон.
Гаев всё рыскал в складках одежды, искал этот проклятый мобильник, а потом открыл глаза, перевернулся набок и протянул руку к телефону на письменном столе.
- Алё!
- Здравствуйте! - раздался приветливый женский голос. - Вас беспокоят из турфирмы "Трэвелгайд". Ваш номер победил в розыгрыше призов...
- До свидания, - прохрипел Гаев, нажимая сброс.
Он перевернулся на спину и, раскинув руки, некоторое время смотрел в потолок. Наверху пела Анна Герман. Кто-то врубил на полную громкость магнитофон и поставил его в открытое окно. "С добрым утром", - подумал Гаев, хлопая веками. Он поднял мобильник к глазам, посмотрел, который час. Почти полдень.
- М-мать, - проскрежетал он.
Зря он до трёх ночи читал Паланика.
Гаев полежал немного, переваривая сон. Приснится же такое!
Он опять посмотрел на зажатый в руке телефон. Не позвонить ли Людмиле прямо сейчас? Нет, к чёрту! Откинул мобильник и начал одеваться.
Через час, умывшись и позавтракав, он всё же позвонил ей. Рука его мелко дрожала, пока он набирал номер, сердце подкатывало к горлу. Что она ответит? И ответит ли?
- Да, - раздался в трубке знакомый мурлыкающий голос.
- Привет, Людмила, это Володя, - сказал Гаев наигранно непринужденным голосом. - Не отвлекаю?
- Да нет... - ответила она таким тоном, что Гаев мысленно продолжил фразу: "Но говорить с тобой не имею желания".
- Давай встретимся.
- Н-ну, я не могу сейчас.
Ломалась как красна девица. Стыдобища. Отшила бы тогда напрямик.
- Хочу рассказать тебе одну вещь. Очень важную.
- Неужели? - насмешливо сказала она.
- Да.
Гаев представил, как Людмила сардонически ухмыляется.
- А прошлый раз ты не мог это сделать?
- Тогда я... не рискнул.
- Струсил?
Гаев вздохнул, сдерживаясь. Наверху продолжала заливаться Анна Герман: "Светит незнакомая звезда, снова мы оторваны от дома...".
- Слушай, это действительно важно.