Страница 3 из 48
Потом он долго хлебал горячий рыжий суп из консервированных бычков, потом ещё дольше пил из огромной кружки чай с мёдом. Затем играл в солдатиков и рисовал карты придуманных сражений. Близилось время прихода родителей, а с ним - и домашней работы. Отец с матерью работали в одной организации, но в разных зданиях: отец - старшим геофизиком, а мать - геологом. Обычно они возвращались порознь, но сегодня пришли вместе - отоваривали талоны. Отец, зайдя в коридор, опустил на пол три большие матерчатые сумки, битком набитые замороженным мясом, рыбой и молоком в пакетах.
Родители были чем-то взвинчены и, раздеваясь в прихожей, пререкались.
- Ну нет у меня денег, нет! - больным голосом говорил отец, отшвыривая снятые ботинки.
- И что ты предлагаешь? - громко спрашивала мать.
- Я ничего не предлагаю.
- Вот именно. Почему я одна должна думать о ребёнке?
Пахомов вышел к ним, благоразумно выключив телевизор: отец терпеть на мог, когда он пялился в ящик.
- Привет! - сказал он, подхватывая сумки и таща их на кухню.
Родители не унимались - теперь они спорили в большой комнате, где переодевались.
- Ну нет у меня денег, нет! - повторил отец.
- Куда ж ты их дел?
- А за квартиру кто платит? А за машину?
- За машину платим пополам, не ври. И ребёнку я одежду покупаю. Ты когда последний раз интересовался, в чём он ходит?
- Какую одежду? "Аляску", что ли? Которую за бруснику взяли?
- А он что, в одной "Аляске" ходит зимой и летом? - закричала мать.
Отец издал стон и вылетел на кухню. Он был уже в домашнем, тапки звонко шлёпали по полу. Володька успел прошмыгнуть в свою комнату и теперь хмуро извлекал из ранца учебники и тетради.
Мать тоже прошла на кухню.
- Виктор, давай спокойно обсудим...
- Ну нет у меня денег, нет! - взорвался отец.
- Этих сапогов мне хватит лет на пять. Австрийские же! А если наши брать, они развалятся через два года.
Пахомов услышал, как отец открыл форточку, пробормотав:
- Опять всё закупорили...
- Ну так что? - тянула своё мать.
- Отстань от меня, - рыкнул отец.
- Ну надо же подходить разумно. Завтра их уже не будет, а в этих ходить уже стыдно. Ты посмотри, им четыре года!
- Уйди отсюда.
- Ну что уйди? Разве это разговор?
- Не хочу с тобой разговаривать, - со злостью проговорил отец.
- Ну что за отношение такое!
Отец, сопя, прошагал обратно в комнату. Вскоре оттуда донёсся звук пилы - для отца квартира была мастерской: по углам валялись деревянные болванки, возле холодильника стояла металлическая коробка с инструментами, а в большой комнате вдоль стены лежали недоделанные складные двери из линолеума на тонких планках. Отец делал эти двери уже третий месяц, ввергая мать в бешенство. Всякий раз, принимаясь пылесосить, она исторгала вопль: "Боже мой, как мне надоели все эти палки и доски! Когда же это кончится?". На что отец отвечал с неизменным остервенением: "Никогда. Ремонт у нас будет продолжаться всю жизнь!".
Ничего не добившись, мать начала греметь на кухне кастрюлями и мыть что-то в раковине. На улице стемнело, трубы ТЭЦ замигали красными огнями на верхушках, по освещённой фонарями дороге бежала позёмка. Пахомов открыл учебник математики.
Полчаса спустя, когда с кухни потянуло запахом варёного риса, мать прошагала в большую комнату. Отец уже смотрел по телевизору новости.
- Виктор, ну давай решим.
- Ты мне новости дашь посмотреть?
- У тебя вечно то новости, то ещё что.
Пахомов услышал, как отец пролетел на кухню. Оттуда донёсся его выкрик:
- Опять закупорила! Дышать же нечем!
Мать прошла вслед за ним.
- Ты оставишь меня в покое или нет? - рыкнул отец.
- Я вообще-то варю здесь. Закрой форточку - зима на улице.
Отец молча прошаркал в большую комнату, опять принялся пилить. Мать осталась на кухне.
Тишина длилась минут двадцать. Мать сварила рис, заглянула к Володьке:
- Пойдём ужинать.
Пахомов сорвался с места, побежал на кухню.
- Виктор, ты есть пойдёшь? - услышал он голос матери из большой комнаты.
- Отстань от меня!
- Психованный, - пробормотала мать, возвращаясь на кухню.
К гарниру прилагались вчерашние котлеты. Пахомов увлечённо жевал, делая вид, что не замечает удручённого вида матери. Но когда дело дошло до чая, он вспомнил про "Каникулы Бонифация" и, сбегав в прихожую, принёс конфеты матери.
- На, угощайся, - протянул он их ей.
Мать улыбнулась, погладила его по голове.
- Спасибо.
Обрадованный Пахомов направился к отцу.
- Держи.
Отец, сычом сидевший на диване, мгновенно смягчился.
- Да ты богатый нынче! Спасибо.
На конфеты он был падок, как ребёнок.
- Нам Маргарита Николаевна сказала, что будет конкурс на поездку в Болгарию, - сообщил Володька. - От школы поедет только один человек.
- И ты что же, хочешь поехать?
- Да.
- Давай. Дело хорошее. Увидишь родину Димитрова.
- Нас будут спрашивать, что мы знаем о Болгарии. А я почти ничего не знаю.
Отец откинулся на спинку дивана, погладил себя по животу.
- Ну что Болгария... Столица - София, рядом - Чёрное море... А ты знаешь, что мы её от турок освободили?
- Нет.
- Сто лет назад.
Пахомов расстроился. Ну вот - такой факт, а он не знает. Историю он любил. Год назад отец достал ему где-то книжку "Ветры Куликова поля" с яркими картинками и фотографиями, и Пахомов зачитал её до дыр. Особенно ему нравились карты походов, на которых в местах сражений были изображены фигурки идущих друг на друга бойцов. Но про освобождение Болгарии там ничего не говорилось.
Отец начал было рассказывать про Болгарию, катая в пальцах комок от фантика, но вдруг осёкся и, развернув обёртку, подозрительно уставился на неё.
- А откуда у тебя эти конфеты?
- Мама дала.
- А говорит, денег нет! - прорычал отец, срываясь с места. Он пронёсся на кухню и выкрикнул, потрясая фантиком: - Значит, на это у тебя деньги есть!
- Виктор, успокойся, - донёсся холодный голос матери.
Пахомов подбежал сзади к отцу, закричал:
- Она не покупала. Ей дядя дал.
- Какой дядя? - обернулся к нему отец.
Мать опередила Володьку.
- Карасёв. В "стекляшку" шёл, заглянул по дороге. Угостил нас с девчонками.
Отец медленно перевёл на неё взгляд.
- И часто он к вам заглядывает?
- Первый раз.
- И чего, много конфет отгрузил?
- Грамм двести.
- А ты, конечно, взяла, - ядовито промолвил отец.
- А что ж мне, отказываться?
- Могла бы и отказаться.
- Несёшь всякую чепуху. Что я должна была говорить? "Заберите свои конфеты"?
- Вот ведь жук, - пробормотал отец, возвращаясь на диван. - Директор хренов... Куда уж нам до него!
Глава вторая
Новый год Пахомов любил главным образом потому, что отец не гнал его от телевизора, где 31 декабря показывали много интересного: киноконцерт, "В гостях у сказки", "Вокруг смеха" и прочее в таком духе. Правда, в этот раз одно наслоилось на другое, и Пахомову пришлось выбирать - либо "Вокруг смеха" по первой, либо киноконцерт по второй. Он выбрал киноконцерт.
Родители, как обычно, собачились на кухне, мешая друг другу готовить праздничный ужин.
- Ты видишь, я здесь лук режу? - раздражённо говорила мать.
- Ну а где мне свеклу мыть? - огрызался отец.
- Горит тебе? Подождать не можешь?
- Да, горит...
В девять явился отец смотреть программу "Время", и Пахомов ушёл в свою комнату выспаться перед новогодней ночью. Правда, заснуть у него так и не получилось, хотя он закрыл дверь и залез под одеяло с головой. Отчего-то вспомнился дневной телемост советских школьников с американскими: ухоженные, серьёзные старшеклассники задавали друг другу умные вопросы, а Пахомов глядел на них и думал о "Звёздных войнах" - не о военной программе Рейгана, которой проели всю плешь на политинформации, а о фильме, который он видел две недели назад у Карасёвых. Межзвёздные перелёты, чудовища с других планет, лазерные мечи - это же чудо какое-то!