Страница 19 из 21
«Но ведь и монахи – люди, Согредо», – говорит Галилей, так и директор – тоже человек. Бога не надо забывать. Жена новая трудно рожала; повезли ее на кесарево сечение, а как узнала, что с ним плохо (его увезла неотложка домой, машина его третий день стоит у театра, еще нахулиганит кто-нибудь), так у нее начались схватки, и родилась дочь, слава тебе, Господи. Да если, с другой стороны, разобраться, не так уж он виноват окажется. У него такой характер, такая тактика осторожная, подпольная. Говорят, стучал, но ведь что понимать под этим, а потом, мало ли что говорят. Говорят, и Любимов – стукач, на кого только, на самого себя? Любимов ненавидит Дупака, за что – не пойму. Шеф – человек крайних убеждений, резких. За свой позор на райкоме он платит той же мерой. Но он не играет в поддавки, он не принимает их игры, он навязывает свою, поэтому можно обвинить его во всех смертных грехах: и в зазнайстве (вообще идиотское слово; когда оно появилось в лексиконе? По-моему, с пресловутой теорией винтиков усатого императора: кто не хотел быть винтиком, того награждали этим званием и отправляли в не столь отдаленные места. Разве можно было раньше сказать, что Пушкин зазнался… или Шаляпин. В то время поощрялось стремление человека выделиться, прославиться, возвыситься – разумеется, благородным делом, благородными порывами), и в ослушании распоряжений райкома, и в тенденциозном выборе репертуара, – но только не в отсутствии точной полит. программы, в отсутствии принципиальности, партийности и пр. Любимов прославил театральное дело нашей страны, за свое существование четырехлетнее Театр на Таганке стал любимым приютом интеллигенции и думающей молодежи.
На Западе – культ Любимова, не у нас, не на Таганке, в чем нас обвиняют комс. деятели, тем самым пытаясь внести раскол, посеять бурю, и не в России, а на Западе; как всегда, Европа оценивала наших гигантов значительно раньше и сильнее, чем мы сами…
Любимов может ошибаться и наверняка много раз это делал, но он не сворачивал никогда в сторону, он не перестраивается на ходу, чего от него требуют политиканы. Он ведет свою команду по тому компасу, который выбрал вначале, который подсказали ему его воля, ум, сердце и огромное количество умных по-настоящему людей, не суетившихся никогда перед властями, а руководствовавшихся общечеловеческими истинами в своей жизни и творчестве. И не зря Эрдмана называют отцом эстетической и этической платформы Театра на Таганке. И смешно, если не печально, услышать про Любимова, что он зазнался. Чушь, и больше ничего…
2 мая
Холодно. Дождь. Ветер.
Вчера после спектакля «Три мушкетера» отправились к Веньке. Грустно. Некоммуникабельность.
Люся очень изменилась, нервная, подозрительная. Сплетни о Высоцком: «Застрелился, последний раз спел все свои песни, вышел из КГБ и застрелился».
Звонок:
– Вы еще живы. А я слышала, вы повесились. – Нет, я вскрыл себе вены. – Какой у вас красивый голос, спойте что-нибудь, пожалуйста.
Карижский[60]:
– Вы создали оппозиционный театр и воспитали в этом духе коллектив, оппозиция никогда ни к чему хорошему оппозиционеров не приводила. [На полях: театр политической демагогии.] Вы всем своим искусством декларируете обособленность искусства от руководства партии, дескать, не лезьте к нам со своим диктатом… Нигилизм, отрицание направляющей роли партии…
Карижский здорово подготовился к райкому, он умный мужик, и это-то страшно. Чтобы возражать ему – надо было сосредоточиться и тщательно продумать все ходы. А когда со всех сторон кусают – мысли разбегаются… Петрович взялся за голову и полчаса молчал.
14 мая
Какая прелесть наши Вешняки, все расцвело кругом, пахнет тополем и липовым цветом, а может быть, вишневым и грушевым вперемешку с яблоневым. После дождя особенно заметны преимущества хуторского житья. Все, что может расцвести, зазеленеть и вылезти из земли, все образовалось.
«Воздух чист и свеж, как поцелуй ребенка», – это уже Лермонтов, но что поделаешь, когда лучше и точнее сказать не придумаешь.
17 мая
Обед.
Репетиция по вводу новых Маяковских. Хмель летит в Италию, а Высота поднебесная может сорваться. Хочу вечером посмотреть опальные «Три сестры» – спектакль сняли, и идет последние два раза. Сняли и «Доходное место» – сегодня он идет самый последний раз. Что делается, Господи.
Говорят, Яншин сказал на труппе:
– У меня много недостатков, как у всякого человека, но в одном меня нельзя упрекнуть – я никогда не грубил женщинам. Сегодня я это сделаю в первый раз и говорю вам, Ангелина В., вы сука и пр.
Фурцева[61] явилась с кодлой мхатовских стариков – Тарасова, Грибов, Кедров… Грибов исходил злостью, Тарасова мычала что-то невразумительное и больше о себе, как она волнуется, играя 40 лет Островского, и всегда плачет. Кедров подвел оргвывод:
– В такой интерпретации спектакль идти не может.
Их больше устраивает интерпретация полупустого зала; бедный Станиславский – переворачивается в гробу от действий своих так называемых последователей.
Я стал ужасно скучать по Зайчику, нет его – и мне не по себе, раньше не было так, старею, что ли?..
Хоть бы скорее выйти из комсомольского возраста, чтоб не цеплялись шавки, по нонешним временам о «Живом» не может быть и речи, ноги бы унести.
А как охота играть, сволочи, знали бы!
Я увлекся «Подростком», месяц не читал, вышел из круга Кузькина, и – пожалуйста – где начинается у него поиск Бога – это и мне интересно, и вообще по-общечеловечески, так сразу и хорошо, и полезно, и он это гениально умеет делать, это в «Братьях» лучше всего. Ох, сильно, ох, блеск!!!
Жизнь остановилась в принципе, еще более-менее спасает ПИСАНИНА, а так бы совсем тухло, и ненужность твоя в этом мире очень чувствуется.
Ну что такое! Я столько написал писем по разным адресам, и никто не отвечает – и хуже всего, что молчат родители… Ну что я сделал, Господи, ну почему надо до такой степени обижаться и капризничать!!! Грустно, и больно, и ужасно одиноко. Господи, помоги мне любить всех и быть веселым.
18 мая
Вчера был на «Трех сестрах». Я ничего не понимаю в таком искусстве. Наверняка талантливо, но ни о чем. Какой-то маленький междусобойчик, показуха, демонстрация, играние чувств, как в плохом МХАТе. Сестры обсопливились, обревелись до тошноты, актеры, кроме двух-трех, работают плохо, неизобретательно: то шепчут, то кричат, то вдруг начнут декламировать.
При нормальном состоянии дел – через полгода он не имел бы зрителей. Спектаклю повезло, что идиоты, ортодоксы стали защищать Чехова, ругать Эфроса и тем самым создали успех спектаклю. Я не понимаю этого бесполого театра.
21 мая
Дочитал «Подростка», ужасно хорошо, просто гениально. Нужно вчитаться, вдуматься, увлечься кругом идей, смыслом – для чего и не оглядываться на хитрость и ловкость интриги вроде бы пустяшной, и… «ну что мне за дело до их пороков и дел», а потом оказывается – вовсе не в том дело, в чем дело, а оно совсем в другом. Нет, очень хорошо, пусть нагорожено, запутано, заинтриговано, головоломка вроде бы и «откуда всё!» – но гораздо чище многих нравственных, моральных книг и с огромной мыслью – всеобщей тоской, болью за всех и все.
Надо читать Достоевского и пытаться что-нибудь сыграть из него…
26 мая
Высоцкий был в Ленинграде, видел перезапись «Интервенции», или теперь «Величие и крах дома Ксидиас», по «моей» фамилии, расстроился, чуть не плачет:
– Нету меня, нету меня в картине, Валера, и в «Двух братьях» нет меня – всё вырезали, нету Высоцкого…
– А фильм-то получился.
– Конечно, получился.
– А что говорит Полока?
60
Чиновник из Московского городского комитета КПСС.
61
Фурцева, Катя, Мадам – в то время министр культуры СССР Екатерина Фурцева.