Страница 20 из 21
– Говорит, что всё в порядке.
30 мая
…В ВТО с Евтушенкой пришел шеф, я подсел к ним, может быть, зря, но, кажется, вел себя достойно. Евтушенко обалдело удивился, когда узнал, что это я играю Кузькина. Потом стал говорить, что «без меня вам, Ю.П., не сделать спектакль о Пушкине. В его биографии много поводов, причин и разных штук, чтобы сбиться в сторону, а я знаю главное, без меня вы не сделаете Пушкина, хотите пари…» Петрович тянул вино и курил.
Высоцкий снова в больнице. Отменен «Галилей». А Рамзее[62] улетел в Душанбе, я нанял его следить, но очень осторожно, за Зайчиком, могут кастрировать премию ему. Я увлекся Дудинцевым, по крайней мере написано страстно, даже зло, и есть хорошие страницы по литературе.
1 июня
Вот и лето. Июнь начался. Месяц моего рождения.
Сегодня выступают в «Послушайте» новые Маяковские – Шаповалов, Вилькин[63], – вместо Высоцкого, который в алкогольной палате, и Хмельницкого – улетел в Италию на съемки. Вчера шеф гениально показывал, как надо работать в «Послушайте». Если бы он так работал с нами, мы бы играли во много раз лучше и не ковырялись бы со спектаклем год. Венька: «Может быть, он так и показывал, нам трудно судить».
Нет, он уверен – артисты нащупали, он закрепил. Он показывает уже готовое, в чем он абсолютно уверен, спектакль год идет, отлежалось, отсеялось… И сам шеф за эти два года вырос, пережил много: «Пугачев», «Живой»… это все этапы, рубцы на теле гладиатора…
За стеной готовятся к свадьбе, Зайчик распевается, я пишу, Кузька слушает и наблюдает, теща помогает за стеной.
9 июня
Надо писать дневник, и надо писать чаще, больше и всякую чепуху. Это лаборатория, склад, рабочий стол, заваленный всякой бякой. Два дня не писал – был в жестокой ссоре с женой. Чуть не разошлись. Хотел написать на бумаге крупным шрифтом:
НЕ ХОЧУ С ТОБОЙ ЖИТЬ.
НЕ ХОЧУ С ТОБОЙ СПАТЬ.
НЕ ЛЮБЛЮ ТЕБЯ.
Две ночи спал на креслах, какое спал, пережидал ночи, удивляюсь собственной стойкости. А из-за чего всё? Опять, конечно, из-за чепухи, которая о многом говорит и открывает глаза. Крупная вторая ссора, в тот день было их две, одна за одной, как бомбы, произошла в принципе из-за интервью с Полокой в «Лит. газете», где он сказал про меня: «по-моему, у него большое будущее в кино». В театре начались разговоры. Иваненко сказала: вот, дескать, у него будущее, а у Высоцкого ничего, – и еще: Высоцкий считает, что Золотухин первым номером в «Интервенции», а Золотухин считает, что Высоцкий. На что Шацкая заметила: «Совсем и нет. Высоцкий считает, что Золотухин, и Золотухин считает, что Золотухин». Обо всем этом мне рассказала Иваненко в присутствии артистов и добавила вопросом: «Что ж он, лицемерил, что ли, тогда?» Из-за этого и началось. Зайчик говорит: «Я пошутила». Я: «Так и скажи». – «Кому? Да кто она такая? И что у вас с ней за отношения, почему ты так боишься, что она передаст Высоцкому, что ты перед ними унижаешься, ты что, боишься Высоцкого, она хочет вас с Венькой приблизить к себе, разве это не видно? Венька не позволяет ей к себе приближаться. Она не поняла шутки, а я буду перед ней выкозюливаться».
Кроме ссор, был отвратительный «Добрый». Как Зинка может позволять себе так играть, вернее, не играть ничего, даже текста не произносить, сокращать, все пробалтывать под себя, лишь бы скорее. Что же делать остальным? Халтура, боже мой! Потому что выездной, и шеф не увидит.
14 июня
Адская машина закрутилась снова. Вчера на райкоме решено просить МК и Управление к. о снятии Любимова.
– Режиссер поставил себя вне критики, создал оппозиционный театр, постоянно заостряющий свое внимание на теневых сторонах нашей жизни, отрицающий и не подчиняющийся партийному руководству, противопоставляющий все прогрессивное (ученого, художника) властям, и это не частное заблуждение, а определенная тенденция из спектакля в спектакль, генеральная линия – критика властей. Партийная организация попустительствует режиссеру, не имеет должного авторитета, ведущие артисты не хотят вступать в члены партии… Мы укрепим руководство художественное и партийное – в театр придут молодые, партийные артисты.
Всякие коллективные «сборища» запрещены. Того энтузиазма, который был полтора месяца назад, уже нет. Нас приучили к мысли, что Любимова очень просто снять и нас в два счета разогнать. И многие уже всерьез подумывают – куда податься в случае.
У меня мысль противоположная той, что была раньше – коллективный уход, – нет, это им на руку, они этого ждут, им не нужен такой театр, и они только будут приветствовать, если мы разбредемся и погибнет репертуар любимовский. Нет, быть может, надо, наоборот, отстреливаться до последнего патрона и как никогда держаться вместе и держать репертуар как знамя. Кто его знает, сколько продлится эта осада, ведь были шараханья в сторону, да еще как, и все прошло, и названо ошибочным, кто его знает, быть может, через три месяца все пойдет наоборот, действительно – «умом Россию не понять»…
Я посмотрел пробы в «Хозяине», и уже захотелось сниматься. По тому, что делал Невинный, – это не конкурент… Авдюшко делает очень уверенно и точно в своих данных – но это шериф. Выигрыша нет. Высоцкий мне сказал, что без меня он сниматься не будет. Я сказал, что и я без него тоже…
Сегодня «Галилей» как праздник, месяц почти не было спектакля, Высоцкий вышел вчера из больницы, похудел.
21 июня
Мне сегодня 27 лет, господа присяжные заседатели. Лермонтовский возраст, когда гений должен проявиться. Не будем жаловаться на судьбу и метать бисер, но все же кое о чем поговорим. Не скрою, я готовился к этой дате, ведь и вправду говорят, что я чем-то похож на Лермонтова, внешне, разумеется; я готовился, да, и готовился не гусями и шампанским, хотя сегодня шампанское одно и будет, я готовился отпраздновать делами:
1) Женей Ксидиасом.
2) Федором Кузькиным.
3) «Запахами», или теперь «Дребезгами».
Мне помешали выполнить мои планы многие обстоятельства, главным образом – люди. В среду мы катались с Высоцким и Г. Кохановским[64] в Ленинград смотреть «Интервенцию». По-моему, гениальная картина, и многие так говорят. Моя работа меня устраивает, не везде, но, в общем, удовлетворительно, что говорят люди – я подожду записывать до окончательного выхода фильма. Скажу только, по сумме всех отзывов я делаю вывод – я выиграл Женьку. Всё. Больше пока ничего не скажу, потому что очень много порезали и могут чикнуть еще, но, в общем, линия проглядывается, она осталась любопытной, и я не могу ругать Полоку, ему надо выиграть фильм. Первым номером в фильме – он, Полока.
О Кузькине – записано все раньше, и ничего нового в такой остановке[65] быть не может. Скажу только – это я узнал в ВТО, где были Макс и Марина, – что Вилар сказал Любимову об мне:
– Он хороший артист.
А Марина сказала мне, что я – лучший артист в нашем театре, Шацкая стала с ней спорить и доказывать, что лучший артист Коля Губенко, почему вдруг? Коля так Коля, я не спорю, но почему переубеждать человека, если он так считает, а не иначе. Некрасиво Зайчик меня предал, но Бог ей судья.
«Дребезги» я закончил вчерне, читаю, и самому нравится, очевидно, работа будет расширяться, шлифоваться и примет другую форму и размер, но задача выполнена, план, по которому я двигался, исчерпан, а что будет дальше и как будет, это поглядим. Жалко, что не переложил на машинку, было бы еще приятнее сделанное, но что поделаешь – нету времени совсем.
В среду, когда мы были в Ленинграде, состоялся худ. совет по «Хозяину тайги». Не знаю – поздравить себя или нет, но мы оба с Высоцким утверждены на главные роли. Работа предстоит отчаянная, главное – недостатки, рыхлость и примитивизм сценария преодолеть. И еще – время. Сроки начнут терзать, и мы зашьемся и с фильмом, и с ролями. Но «по крайней мере» я настроен по-боевому, не говоря о Высоцком, который сказал скромно: «Мы сделаем прекрасный фильм». Спорить с ним я не стал.
62
Расми Джабраилов, актер Театра на Таганке.
63
Александр Вилькин, актер Театра на Таганке.
64
Игорь Кохановский, Гарик – поэт, в прошлом журналист, друг В. Высоцкого со школьной скамьи.
65
Остановка репетиций спектакля «Живой».