Линия матери

— Не состоял.

— Свидетельство о рождении, о смерти, о браке с бабушкой. Все, что найдете. После этого вы снова запишетесь на прием в консульство.

— Если я найду документы, в следующий раз я получу… — она напряглась, вспоминая нужные слова на иврите — хотелось впечатлить консульшу еще больше, — …цдака лашув?

— Получите что?

— Ну… цдака лашув. Право на возвращение.

— Боже мой, «цдака лашув», ну и слова вы берете… очень странный иврит. Но мне даже нравится. Так что — да, госпожа Йомдина. Если вы принесете недостающие документы, вы получите право на возвращение. Только это называется «зхуг а-швуг».

— Кто последний в шестой кабинет?

Двое стариков, сидевших, ссутулившись, под дверью в шестой кабинет, оки-нули Машу мутным взглядом больных помойных птиц и ничего не ответили.

— В архив кто последний? — Маша повысила голос: вдруг плохо слышат.

— Нет туда никого, — нехотя отозвалась тетка с банкетки напротив. — Мы в пятый. — Она потеребила за локоть толстого подростка, уткнувшегося в мобильный. — Опять сидишь в телефоне? Глаза сломаешь.

— Угу, — не отрываясь от экрана отозвался тот.

Маша осторожно постучала в дверь шестого.

— Ждите! — капризно отозвались изнутри и громко звякнули чашкой о блюдце.

— Смотреть, что ли, больше не на что? — продолжила тетка педагогическую работу.

Подросток на секунду оторвался от телефона, оглядел помещение загса, скользнул рассеянным взглядом по тетке, по Маше и старикам и снова уткнулся в гаджег:

— Здесь смотреть не на что.

— А где же вашему величеству есть на что смотреть?

— На Красном море, — буркнул подросток. — Там коралловые рифы.

— А это ты папаше своему спасибо скажи, что мы сейчас не на Красном море, а здесь торчим, понял?

— Почему же папаше? Тебе спасибо. Это ж ты захотела, чтобы я фамилию менял. Могли бы со старой фамилией по старому загранпаспорту поехать.

— А-а-а, я, значит, захотела? — окрысилась тетка. — То есть ты бы спокойно фамилию его козлиную продолжил носить, и плевать тебе, как он со мной поступил?!

— Если б ты его постоянно не доводила, он бы нас не бросил, — подросток оторвался от телефона и уставился на нее абсолютно взрослыми, злыми глазами.

— Ты такая же сволочь, как твой отец, — прошипела тетка.

— Я рад! — голос его по-петушиному сорвался.

— Я бы тоже сейчас могла быть в Израиле, на Красном море, — встряла Маша. — Но тоже пока не складывается. — Ей хотелось как-то замять этот стыдный чужой скандал, защитить чужого, толстого, озлобленного ребенка.

— Мы в Израили не ездим, — с ненавистью срезала ее тетка.

— Русские люди в Египте купаются, — вдруг солидаризировался с матерью толстый. — В Израиле одни евреи.

— Следующий! — утомленно воззвали из-за двери шестого кабинета.

Маша на всякий случай сначала трижды заискивающе постучала, а потом вошла в тесную каморку.

— Опять вы, женщина? — сотрудница загса резко отодвинула от себя чашку с недопитым чаем и воззрилась на Машу через мутное окошко выпученными глазами. Она была похожа на раздраженную рыбу, которой не дают спокойно опуститься на дно аквариума и впасть в анабиоз, а вместо этого потехи ради тревожат, стучат в стеклянную стенку. — Я же ваги в прошлый раз сказала. Документы ваши готовы, но вам я их не дам. Их должна получать ваша мать.

— Моя мать больна.

— Значит, вы должны принести от нее нотариально заверенную доверенность. Принесли?

Маша молча сунула в мутный аквариум бумагу.

— Это что еще? — скривилась в окошке Рыба. — Это не от нотариуса.

— Из больницы, — тихо сказала Маша.

Рыба недоверчиво приняла бумагу, вылупила глаза еще сильнее и погрузилась в чтение.

— И что из этого?

— Физическое состояние моей матери не позволяет ей сделать доверенность, — отозвалась Маша. — Я — ближайший родственник. В этой ситуации вы обязаны выдать мне дубликаты документов. Я посоветовалась с юристом.

— С юристом она посоветовалась! Ха-ха! — Рыба попыталась сделать вид, что ей смешно, но явно напряглась. — Да на здоровье. Выдам я вам документы. Мне ваши документы, женщина, не нужны. Берем бланк, пишем заявление. Куда потребовались документы?

— В консульство.

— В какое консульство?

— В консульство Израиля.

— Израиля, — неприязненно повторила Рыба. — Хотите уехать из России?

— Это имеет отношение к выдаче документов?

— Нет, женщина. Не имеет. Просто мне интересно, почему некоторые люди бросают свою родину. Особенно в такой трудный час.

— А что у родины за «такой трудный час»? — не сдержалась Маша.

— А то вы, женщина, не знаете. Весь мир против нас. Потому что мы за правду. За справедливость. Да что я вам буду объяснять. Вы же родину свою не любите. Не гордитесь. Вы Израиль любите и Америку. Вот и уезжайте. А мы тут все равно выстоим. Всем назло! Вот, получите. Повторное свидетельство о рождении вашей матери, Йомдиной Натальи Абрамовны. Повторное свидетельство о браке Иомдина Абрама Львовича и Петровой Людмилы Павловны, которой после заключения брака присвоена фамилия Иомдина. Повторное свидетельство о смерти Иомдиной Людмилы Павловны. Вопросов нет?

— А свидетельство о смерти дедушки?

— Если вы имеете в виду Иомдина Абрама Львовича, то его свидетельства о смерти в нашем загсе нет.

— Как это нет?

— А вот так.

— А где же мне его брать?

— А я откуда знаю? Где он умер, там и берите.

— Я не знаю, где он умер. Может быть, вообще не в России. Мой дед был репрессирован в 1952 году, но потом освободился.

— Женщина, вы чего от меня хотите? Не видите, сколько у меня тут дел? — она выпучила глаза на раскисший чайный пакетик в блюдце, словно тот был главным свидетелем ее трудовых подвигов. — По поводу репрессий — это вообще не к нам. Это вы обращайтесь в архив КГБ, то есть ФСБ. Или в Генеральную прокуратуру. Вот здесь распишитесь в получении документов.

— Подождите, — Маша протянула в окошко аквариума дубликат свидетельства о рождении матери. — Тут какая-то ошибка..

— Какая еще ошибка?

— Ну вот тут в графе «мать» указана моя бабушка: Йомдина Людмила Павловна, национальность — русская. А в графе «отец» стоит прочерк.

— И что?

— Как что? Должен быть указан мой дедушка, Йомдин Абрам Львович, национальность — еврей.

— Женщина. Ну что вы мне тут как маленькая. Что значит «должен быть указан»? Прочерк в графе «отец» ставится, если отец неизвестен. Или если он не признал ребенка. То есть когда нет отца, понимаете?

— Но… ведь вот, смотрите… — Маша трясущимися руками полезла в свой файл с документами и протянула Рыбе бумажку. — У меня тут есть нотариальная копия оригинала маминого свидетельства о рождении. И в графе «отец» указан мой дедушка. Вот, смотрите. Абрам Львович Йомдин, национальность — еврей. Как же так? Почему в дубликате прочерк?

— Да вы что тут, женщина, издеваетесь? — Рыба потрясла за стеклом бумажкой. — Тут ни номера, ни серии свидетельства — ничего! Я такую вам нотариальную копию хоть сейчас нарисую. Хоть сто штук! Я не знаю, кто над вами, женщина, подшутил, но это не документ. Это просто филькина грамота!

Вдох-выдох, — приказала себе Маша. — Вдох-выдох. Нужно прямо сейчас успокоиться. Нужно просто представить себе безопасное место. Убежище. Ярко-синий зонтик на пляже, на теплом белом песке. Она там. Под зонтиком.

В разноцветном купальнике. Ей не жарко. Ей хорошо. Ее ноги зарыты в теплый песок. Даже нет. Пусть будут не только ноги. Она вся зарыта в теплый песок, ей уютно, ее никто не найдет. Никто не обидит. Рядом с ней шумит и плещется Средиземное море. Выдох-вдох. Она успокоилась. Она снова спокойна. Она мыслит ясно.

— А если отец известен, но не явился в загс, в графе тоже ставят прочерк?

— А вы как думали, женщина? Конечно, ставят. Раз не явился — значит, не признал ребенка.

— Хорошо. Спасибо вам. До свиданья, — Маша аккуратно сложила все документы в прозрачный файл и вышла из каморки. Рыба молча проводила ее вытаращенными глазами.