Линия матери

— Но я хочу сказать. Дело в том, что я с детства…

— Госпожа! Я не могу потратить на вас одну все свое время. Перейдем к вашим документам. Кто из ваших родителей еврей?

— Мать. Она наполовину еврейка.

— А отец ваш?

— Русский.

— Родители живут вместе?

— Нет, они даже не были в браке.

— Вы взяли фамилию матери.

— Да.

— Будьте добры, ваше свидетельство о рождении.

Маша дрожащими руками выковыряла из прозрачного файла свидетельство и положила перед консульшей.

— Что ж. Раз отец не еврей, пойдем по линии матери. Да, госпожа Иомдина?

— Да.

— И по материнской линии у вас евреем является кто?

— Дедушка. Отец моей матери.

— Замечательно. Таким образом, вы претендуете на репатриацию в Израиль как кто?

— Как еврейка? — растерялась Маша.

— Нет, госпожа. Вы должны тут очень хорошо понимать. Вы претендуете на репатриацию и гражданство как внучка еврея. Но ваши дети на гражданство уже не имеют права.

— У меня нет детей.

— Вам тридцать восемь лег и у вас нет детей? — консульша бросила взгляд за загородку, и в голосе ее прозвучало непонятное торжество.

— Да. Я это все указала в анкете.

— Очень хорошо, госпожа Йомдина. Тогда вопрос с гражданством детей отпадает. Будьте добры, свидетельство о рождении вашей матери.

— Вот.

Девочка с грохотом опрокинула коробку, упала и тонко, горестно заплакала. Консульша устало посмотрела за загородку. Прикрыла на несколько секунд глаза; цыганские серьги мелко закачались из стороны в сторону.

— Просто невозможно работать, — консульша взяла в руки документ и брезгливо сморщилась, будто прикоснулась к скользкому насекомому. Плач продолжался. — Почему не подлинник, а нотариальная копия? — она повысила голос, то ли чтобы перекричать ребенка, то ли просто от злости. — Да еще и не с копии, а с какого-то дубликата?!

— Я не знаю. Наверное, мама потеряла подлинник.

— Госпожа! Вы что здесь мне, как маленькая девочка?! — она яростно уколола пальцем воздух в направлении загородки. — «Я не знаю», «мама потеряла»… Так ответственный человек, желающий уехать на ПМЖ, себя не ведет! Если утрачен подлинник, это очень плохо. Тогда вы должны принести мне дубликат. А вы мне приносите даже не дубликат, а я не знаю что. Вот это вот — это я вообще не знаю что, понимаете, госпожа Йомдина?! Это филькина грамота! Это не документ! — она потрясла «недокументом» и звякнула серьгами. — Ваша мать должна получить в загсе повторное свидетельство. Это ясно?

— Моя мама… она не сможет ничего получить, — тихо сказал Маша.

— Она что, умерла? — консульша заглянула в анкету.

— Нет, она… Мама болеет.

— Мамамамамамама! — трагически загудела девочка. Ей удалось наконец подняться на ноги, и теперь она покачивалась из стороны в сторону, одной рукой вцепившись в загородку, а другую протягивая в сторону консульши.

— Гос-с-спож-ж-жа, — прошипела консульша. — Мне не интересно про вашу маму. Не интересно, как она болеет и что она не может. У меня хватает своих семейных проблем. Если мать не может, вы сами идете в загс и получаете дубликат.

— Но… почему это обязательно? Нотариальная копия — это же тоже официальный документ?

— Госпожа. Вы тут мне не будете обсуждать, что обязательно для посольства Израиля. Между прочим, почему у вас в анкете не заполнены данные о матери? Почему нет адреса, телефона?

— Потому что у мамы нет телефона. И она живет не дома, а в таком… специализированном месте. Я подумала, что нужно писать именно домашний адр…

— Госпожа! Таки мне не интересно про вашу маму и ее ситуацию!

— Мамамамамама-а-а!

— …Но вы пришли официально в консульство государства Израиль! И вы должны заполнить официально анкету. Все сведения! Если специализированное учреждение — пишите адрес специализированного учреждения! И телефон специализированного учреждения! Это вам ясно? Очень хорошо. Теперь давайте мне все документы, касающиеся вашего деда по материнской линии. А именно: свидетельство о рождении деда, свидетельство о смерти деда, а также свидетельство о браке деда и бабки.

— К сожалению, от дедушки никаких документов не осталось. Он воевал. Потом был репрессирован. Потом освобожден. Но все документы пропали. Может быть, что-то было у бабушки, но она тоже умерла. Теперь не спросишь.

— Свидетельство о смерти бабушки есть?

— Есть, — Маша протянула консульше бумагу.

— Ну, хоть один документ в подлиннике, — она хищно улыбнулась. — Но, к сожалению, он вам не поможет. Потому что у вас нет ни одного документа, который подтверждает, что ваш дед — еврей. По вашим документам никто у вас не еврей, и вы не имеете права на возвращение в Израиль.

— Но как же! Вот же, в мамином свидетельстве о рождении…

— Это не свидетельство, а копия с копии!

— …В копии свидетельства указано про ее родителей: мать — русская, отец — еврей. Йомдин Абрам Львович. Как вы можете говорить, что он не еврей? Он, между прочим, был репрессирован Именно из-за своей национальности! За организацию сионистской ячейки. По делу врачей.

— Я уважаю всех людей, пострадавших за свое еврейство, — консульша слегка сбавила обороты. — И вашего деда тоже, если он действительно пострадал. Но у нас тут официальное учреждение. И мы принимаем только официальные документы. По официальным документам я не вижу, что вы внучка еврея.

— На-на-на-на! — девочка показывала растопыренными, измазанными в пыли пальчиками на письменный стол консульши. На столе, прислоненный к массивному стакану с карандашами и ручками, сидел, скрючившись, тряпичный розовый заяц. — На-на-на-на-на… — она посмотрела полными надежды глазами сначала на консульшу, а потом на Машу. — Тни-ли-тни-ли-тни-ли…

Маша потянулась к зайцу, но консульша почему-то пришла в неистовство.

— Нельзя! — она сунула зайца в ящик стола и хлопнула им так, что девочка вздрогнула и застыла за загородкой. — Нельзя ничего здесь трогать!

Лицо девочки сморщилось, нижняя губа задрожала, и через несколько секунд безмолвного детского ужаса она зашлась в плаче.

— Игрушка — для тех, кто пришел с детьми! У вас нет детей!

— Что вы за человек? — Маша повернулась к рыдающему ребенку и попробовала состроить смешную рожицу.

— Вы не можете брать игрушку! И нечего туда все время смотреть!

— Наш-ки-ни… — проскулила девочка; лицо ее блестело от слез и соплей. — Наш-ки-ни-наш-ки-ни-наш-ки-ни…

— Не смотрите туда, куда вас не касается! — продолжала бесноваться консульша.

— Ло йивке ха-йелед од, — тихо сказала Маша. — Ло яэ ле елед ливкот.

Консульша застыла с полуоткрытым ртом, только ее цыганские серьги покачивались из стороны в сторону. Девочка перестала плакать и смотрела на Машу огромными, влажными глазами. Они были похожи на глаза консульши формой и цвеьом, но в них не было злобы. Только печальное недоумение.

— Что это за странный иврит, на которого вы говорите? — впервые за все собеседование в голосе консульши прозвучал неподдельный интерес.

— Почему странный?

— Потому что странный, госпожа. Устаревший. Вас кто-то, наверное, обманул. У нас так не говорят.

— Меня научил нескольким фразам мой дедушка. По линии матери.

— Госпожа… Вы хотя бы сами понимаете смысл того, что сказали здесь на иврите?

— Мне кажется, я сказала: «Ребенок не должен плакать».

— Ла-ла-ла-ла-ла! — крикнула девочка из-за загородки и засмеялась.

— Так. Госпожа, — консульша нахмурила нарисованные брови. — Я скажу вам честно. Я хотела отказать вам в визе на ПМЖ. Потому что у вас нет никаких документов, подтверждающих еврейство и вы ведете себя вызывающе. Вы должны здесь очень хорошо понимать. Я вообще не поверила в этого вашего дедушку по материнской линии, пока вы не заговорили на этом вашем странном иврите. Поэтому мы сделаем так. Вы соберете недостающие документы. Во-первых, повторное свидетельство о рождении матери. Во-вторых, документы на деда, все, что удастся найти и получить через загс или архивы: выписка из домовой книги — это будет самое простое, документ о том, что был репрессирован, партбилет и выписка из партийного дела, если состоял в партии…