Пьяный паук

— Останьтесь тут, мы пойдем одни.

Коридор был короткий, и почти за самой дверью начиналась каменная винтовая лестница. Мы надели поверх обуви захваченные Холмсом войлочные туфли и шаг за шагом, нащупывая в темноте каждую ступеньку, начали подниматься. Поднявшись на площадку, мы увидели прямо перед собой высокие двери. В замочную скважину проникал слабый свет. Очевидно, в этой комнате еще не спали.

Шерлок Холмс с минуту постоял неподвижно, потом сунул правую руку в карман пиджака, а левой энергично постучал в дверь. Я тоже нащупал в своем кармане револьвер со спущенным предохранителем.

В комнате кто-то шевельнулся и раздраженный голос произнес:

— Кого там черт принес? Войдите!

Холмс толкнул дверь, и мы очутились в большой комнате. В нише у окна сидел в кресле пожилой человек. Сердце у меня заколотилось: это был Браунгельд! Тот самый Браунгельд, которого безуспешно искала полиция вот уже несколько лет. Я еще ни разу не видел этого человека, но мгновенно узнал его по лысому черепу с двумя выпуклыми шишками и по пронзительному, пристальному взгляду. Это был он!

Увидев нас, Браунгельд сначала хотел вскочить, но тут же овладел собою, снова опустился в кресло и произнес язвительно:

— Что за встреча, джентльмены! Чему я обязан такой высокой честью? Но, мистер Холмс, не слишком ли это поздний час для визитов?

— Лучше поздно, чем никогда, — спокойно сказал Холмс. — Простите, как я должен называть вас: Хенсон или Браунгельд?

— О, это не имеет никакого значения для таких старых знакомых, как мы с вами. Но как вы ко мне попали?

— Из оранжереи.

— Там интересно, не правда ли? — засмеялся Браунгельд. — Вы видели нашу коллекцию кактусов?

— Я видел все, что нужно, — коротко ответил Холмс.

Браунгельд снова ядовито усмехнулся.

— Вы знаете, — сказал он, — химические исследования всегда были моей страстью. Алкалоиды же увлекали меня особенно.

— Садовник слишком неосторожен, — ответил Холмс. — Он не заслуживает того доверия, какое вы ему оказываете.

— То есть?

— Пусть бы себе ухаживал за кактусами, — но зачем он угощается пейотлем? Сегодня утром я видел его гастроли в парке. Доктор Ватсон тоже был свидетелем.

— Черт побери! — вспыхнул Браунгельд. — Скотина, ведь столько раз предостерегал его!..

— Алкалоиды затягивают человека. Разве с Энтони было лучше?

Улыбка Браунгельда сразу исчезла, и лицо его стало мрачным и напряженным.

— Карты на стол, мистер Холмс! — сказал он. — Чего вы от меня хотите?

— Я? Ничего ровным счетом. Но полагаю, прокурору будет небезынтересно узнать, что вы занимались отравлением и готовили убийство.

Браунгельд весь подобрался, словно перед прыжком.

— Вы не врач, мистер Браунгельд, — спокойно продолжал мой друг, — а занялись лечением Филиппа Ричмонда. Этот молодой человек, по совету своего брата, обратился к вам по поводу какой-то пустяковой нервной болезни. Вы им занялись, и ваши лекарства начали действовать. Крупная доза алкалоида — и человек смеется или плачет, кричит, впадает в бешенство, словом, легко может сойти за помешанного.

— Дальше? — прохрипел Браунгельд.

— После соответствующего «лечения» у больного появляется наклонность к самоубийству. Энтони дважды спасал своего брата, но если бы в третий раз это ему не удалось, разве на него могло бы пасть какое-нибудь подозрение? И кто бы увидел дурное в том, — продолжал Холмс, — что через некоторое время после трагической смерти Филиппа его брат женился бы на мисс Джулии Харленд?

— Ясно, — произнес Браунгельд, — мне остается только отдаться вам в руки…

Он медленно поднялся с кресла, держась рукой за стенку, сделал шаг по направлению к нам — и в то же мгновение часть стены, до которой он дотрагивался, сдвинулась с места. Браунгельд ринулся в образовавшийся проем, стена вернулась на место, и мы услышали лязг задвигаемых засовов.

Я бросился к лестнице.

— Не огорчайтесь, Ватсон, — остановил меня Холмс, — он далеко не уйдет, его ждут. Сейчас важнее всего то, что вы ошиблись: роман, вероятнее всего, окончится благополучно. Не исключено, что мы с вами вскоре получим приглашение на свадьбу мисс Харленд с Филиппом Ричмондом. Вы помните тот вечер, когда мы говорили о его помешательстве? Вы утверждали, что оно неизлечимо, а я сказал, что это лишь с вашей точки зрения…

— И вы тогда знали все?

— Не все. Но у меня были кое-какие улики еще до отъезда в Лондон.

— Паук и дохлая собака?

Холмс кивнул.

— Паук, разумеется, не был пьян, но его угостили каким-то наркотиком — в этих случаях паутина становится неправильной. С этим пауком кто-то проделывал опыты. Паук не мог появиться издалека — значит, в замке, в крыле, обращенном к морю, жил некто занимавшийся опытами с алкалоидами.

Я молчал. Как всегда, когда я слушал объяснения моего друга, все казалось само собой разумеющимся.

— Старинные замки, в которых кто-то работает с алкалоидами, — продолжал Холмс, — встречаются не на каждом шагу. Я стал присматриваться вокруг и обратил внимание на пену в море. Ваше замечание насчет крема подтвердило мои подозрения.

— Мое сравнение пены с кремом? — удивился я.

— Да. Потому что и пена, и крем — это эмульсии. А все эмульсии чувствительны к примесям. Если на поверхности моря образовалась обильная, густая пена, — значит вода чем-то загрязнена. Мы с вами вытащили это «что-то», и собака оказалась отравленной. Я предположил, что причина ее смерти — алкалоид. В Лондоне я убедился в своей правоте. Тот, кто занимался опытами, скрывал это — в противном случае он не стал бы избавляться от отравленной собаки таким необычным способом. Тогда я поинтересовался родом Ричмондов. И тоже, разумеется, наткнулся на легенду о тяготеющем над ними проклятий. Но книги сказали мне гораздо больше, чем вам почтенный лавочник.

— Что же?

— Последний сумасшедший Ричмонд жил полтораста лет назад. Кто-то воспользовался легендой, чтобы основать на ней свой преступный план. Но кому нужно было отравлять Филиппа наркотиками? Сначала я думал, что дело в наследстве, но когда на сцене появилась Джулия Харленд, я понял, что ошибся.

— Но как можно было заподозрить Энтони, ведь он и сам помешался?

— Это меня несколько сбило, — задумчиво ответил Холмс, набивая трубку табаком. — Но разговор с Джулией все поставил на свои места. Энтони всегда бывал подавлен после своих поездок, потому что в Лондоне он принимал кокаин. Филиппа систематически отравлял приглашенный им «врач», но и сам Энтони постепенно пристрастился к наркотику! Браунгельду этот было очень некстати, он старался не давать ему зелье, так что мистеру Энтони приходилось искать его в других местах.

«Удастся ли отучить от них отравленный организм Филиппа? — подумал я. — Есть ли у этого несчастного шансы вернуться к душевному здоровью?»

Как бывало уже не раз, Шерлок Холмс прочел мои мысли.

— Думаю, что да, — сказал он. — Не забывайте, что теперь за ним будет ухаживать Джулия Харленд. Идемте к ней — она ждет нас внизу, и даже не догадывается, как изменилась ее судьба за последние несколько минут.