Пьяный паук

В. Голембович

Пьяный паук

Однажды мне удалось, правда, не без труда, уговорить Шерлока Холмса поехать недели на две отдохнуть. Мы выбрали маленький приморский городок Клифтон с хорошим пляжем и живописным средневековым замком.

Первые несколько дней наших каникул прошли безо всяких иных забот, кроме купанья и прогулок; но на четвертый или пятый день все переменилось.

Рано утром, по пути на пляж, когда мы проходили мимо стен замка, я залюбовался паутиной, унизанной каплями росы, словно алмазами, и обратил на нее внимание Холмса. Обычно он бывал равнодушен к красотам природы, но взглянув на паутину, проявил к ней неожиданный интерес.

Он пристально рассматривал паутину в течение нескольких минут и, наконец, произнес:

— Дорогой Ватсон, нет ли у вас какой-нибудь коробочки?

— Но зачем? — удивился я.

— Такую паутину не часто встретишь. Присмотритесь повнимательнее — она не такая, как всегда.

Он был прав. Пауки всегда ткут свои сети по известному образцу, а эта поражала своей неправильностью и запутанностью.

— Действительно, — сказал я, — этот паук, наверное, пьян.

— Пьяный паук, — усмехнулся Холмс. — Хорошо сказано, Ватсон: пьяный паук…

Я протянул моему другу мыльницу. Холмс спрятал туда паука вместе с паутиной и сунул в карман. Этим, казалось мне, дело и кончится. Но я ошибся: события только начинались.

Когда мы спустились к воде, Холмс обратил мое внимание на обильную пену: в одном месте, близ берега, ее было так много, будто на воде покачивался пышно взбитый крем.

— Что вы об этом думаете? — спросил меня Холмс.

— Странно! — ответил я, присматриваясь. — Никогда не видел в море столько крема!

— Я непременно должен там выкупаться, — сказал Холмс, быстро разделся, бросился в воду и нырнул. Хотя я знал, что он превосходный ныряльщик, но начинал уже беспокоиться, когда он вынырнул снова, метрах в пятнадцати от берега.

— Идите сюда! — крикнул он мне, стоя в воде по плечи. — Тут кое-что есть!

Когда я присоединился к нему, он сказал:

— Теперь нырнем вместе, и вы поможете мне вытащить то, что лежит на дне.

Он снова скрылся под водой. Я нырнул за ним, нащупал на дне что-то шерстистое, осклизлое. Нетрудно представить себе отвращение, с каким я помогал Холмсу вытаскивать на берег начавший уже разлагаться труп собаки с камнем на шее! Я намекнул Холмсу, что в каникулы он мог бы выбрать более подходящее развлечение.

— Но, дорогой Ватсон, — невозмутимо возразил он, — не каждый же день удается выловить в море собаку с камнем на шее!

— Вряд ли это такая уж редкость, — усомнился я. — Когда кто-то хочет избавиться от своей собаки…

— То он топит ее. Согласен. Но станет ли он сначала отравлять ее? — спокойно спросил Холмс. — Взгляните повнимательнее, и вы увидите, что бедное животное действительно умерло от яда. Но почему же в таком случае его не зарыли в землю?

Мне меньше всего на свете хотелось в то утро заниматься дохлыми псами. И я принялся одеваться. А Холмс задумчиво оглядывал окрестности. Я хотел поторопить его, как вдруг из окна замка, высоко над нами, раздался пронзительный вопль. Я вздрогнул, но мой друг остался совершенно спокоен.

— Бежим! — крикнул я. — Там убивают!

— Нет, — покачал головой Холмс. — У меня сейчас дело поважнее. Помогите мне, пожалуйста, завернуть собаку в мой халат. Я повезу ее в Лондон, сегодня же. Не огорчайтесь, — добавил он, — я вернусь через несколько дней, и мы еще успеем отдохнуть здесь.

Только вечером, проводив Холмса в Лондон, я попытался методически обдумать все, что произошло за этот день. Но так ничего и не понял. Почему Холмс так заинтересовался пауком? Зачем он поехал в Лондон?

На следующий день, когда я одиноко сидел с книгой в парке, послышались приближающиеся шаги. Со стороны замка медленно шла женщина — молодая и очень красивая; но когда она поровнялась со мной, я был поражен: черты ее словно окаменели от муки, и глаза были невидящими, как у лунатика. Женщина дошла до каменистого обрыва, и долго стояла там.

Я затаил дыхание; мне не хотелось, чтобы она заметила меня — вероятно, она пришла в эту уединенную аллею именно для того, чтобы скрыть ото всех свое отчаяние. Но женщина, видимо, все же заметила меня — когда она возвращалась, лицо у нее было равнодушным, замкнутым. Я поглядел ей вслед и не удивился, когда она скрылась за воротами замка: с первого же момента мне стало казаться, что она живет там и что между ее скорбью и вчерашним диким воплем есть какая-то связь.

Позже, зайдя в одну из городских лавочек, я начал исподволь расспрашивать о замке и его обитателях.

— Над Ричмондами, владельцами замка, — рассказал мне лавочник, — тяготеет родовое проклятие: несколько веков назад один из них нечаянно убил во время охоты отшельника, и тот, умирая, проклял его и всех его потомков. С тех пор в каждом поколении Ричмондов старший сын рано или поздно сходит с ума. Сейчас проклятие поразило сэра Филиппа, старшего из двух братьев, живущих в замке; еще недавно это был полный сил молодой человек, счастливый жених прекраснейшей девушки графства. А теперь он превратился в жалкого сумасшедшего, чьи дикие вопли наводят ужас на всякого, кто их услышит. Младший, сэр Энтони, ухаживает за несчастным. А бедная Джулия, живя рядом с ними, страдает так, что и сказать невозможно.

— Кажется, я видел ее сегодня утром в парке, — заметил я. — Действительно, она красавица, но смотреть на нее просто больно. Кто она?

— Дочь капитана Харленда, лучшего друга старых Ричмондов, — ответил хозяин лавки. — Она рано осталась сиротой. Ричмонды воспитывали ее вместе со своими детьми, а потом она и сэр Филипп полюбили друг друга. Свадьба должна была состояться еще с полгода назад, но незадолго до того у сэра Филиппа начали проявляться признаки страшной болезни. Теперь свадьбу откладывают, — похоже, что ее и вовсе не будет. Но мисс Харленд не хочет покидать замка, чтобы не расставаться со своим несчастным женихом, хотя зрелище это убивает ее. Разве это не ужасно, сэр?

— Ужасно, — согласился я и поспешил домой, чтобы обдумать услышанное.

Холмс вернулся на третий день к вечеру, в прекрасном настроении, хотя ничего не говорил о своих лондонских делах. Он шутливо спросил меня, не узнал ли я, кого убивали в замке, а я рассказал ему о встрече с Джулией Харленд и о том, что узнал от лавочника.

Слушая меня, Холмс слегка усмехнулся.

— Ну, что же, — сказал, он, когда я кончил, — все, как в настоящем романе: старый замок, родовое проклятье, благородный молодой лорд, прекрасная невеста — дочь старого друга отца… Словом, сентиментальная история, которой не хватает только счастливого конца.

— Его не будет, — сказал я, задетый его легкомысленным тоном. — Как врач, я твердо знаю, что болезнь сэра Филиппа — наследственное помешательство — неизлечима. Если бы даже она временно и прошла, он все равно не имеет права жениться.

— Да, — кивнул Холмс. — С вашей точки зрения вы правы.

— Как это — с моей?

— Очень просто. С медицинской.

Это меня удивило: какая же тут могла быть другая точка зрения? Но Холмс, по обыкновению, не стал объяснять своих слов.

— Я должен поговорить с Джулией Харленд, — сказал он. — Не могли бы вы пойти со мной?

— Куда?

— В замок, или хотя бы в парк.

— Но зачем? Разве мы можем помочь чем-нибудь этим несчастным людям? Наше вмешательство может только оскорбить мисс Харленд. Поверьте мне, она не из тех женщин, которые ищут чьего-нибудь сочувствия!

Однако Холмс настаивал. И на следующее утро мы отправились в парк, чтобы встретиться с Джулией во время прогулки. Шерлок Холмс надел зачем-то парик и очки, сделавшие его вылитым пожилым чиновником на пенсии. В парке он сел на ту же скамейку, на которой недавно сидел я, а меня попросил скрыться в боковой аллее.