Страница 11 из 16
Диалог третий
Духовность, власть и революция
Влекомый истиной. Всем нам известно, что с зарождением общественной формы жизни человеческой цивилизации появилась власть, которая начала применять насилие под предлогом потребности в нем для управления. В некоторых государствах власть применяла насилие в разумных пределах, способствующих защите равноправия членов общества. В других государствах были правители, которые считали правомерным сословное разделение людей и применяли насилие для принуждения людей подчиняться богатым и сильным. Применение силы было доведено до убийства непокорных или просто для удовлетворения прихоти властвующих. Человеческая цивилизация превратилась в поле битвы, и, несмотря на учение Христа, формально признаваемого христианским миром, эта битва продолжается и по сей день.
Россия, как и многие другие государства, не избежала такого неразумного властвования. Причина здесь, на мой взгляд, очевидна. Приходящие к власти люди, соблазняясь возможностью управлять себе подобными, теряют заложенные Всевышним в природе человека духовные свойства добродетельности и уважения к другим людям, и, оказываясь в плену страстей и алчности, доходят до состояния озверения.
Вы жили в России в то время, когда насилие над народом достигло таких пределов, что невольно вызывало у образованных людей вашего времени и у самого народа вопрос: как выйти из этого состояния, противоречащего духовной сути братолюбия человека? А Вас это беспокоило даже более, чем других, так как изучению этого вопроса Вы посвятили большую часть своей жизни.
Л. Толстой. Положение это было ужасным и казалось безвыходным. Представлялось только два выхода, и оба закрыты: один в том, чтобы насилие разорвать насилием, террором, динамитными бомбами, кинжалами, как делали это наши нигилисты и анархисты, вне нас разбить этот заговор правительств против народов; или вступить в согласие с правительством, делая уступки ему, и, участвуя в нем, понемногу распутывать ту сеть, которая связывает народ и освобождает его. Оба выхода были закрыты.
Динамит и кинжал вызывают только реакцию, нарушают самую драгоценную силу, единственную, находящуюся в нашей власти, – общественное мнение; другой выход закрыт тем, что правительства уже изведали, насколько можно допускать участие людей, желающих преобразовывать его. Оно допускают только то, что не нарушает существенного, и очень чутки насчет того, что для них вредно, чутки потому, что дело касается их существования. Допускают же они людей, несогласных с ними и желающих преобразовывать правительства не только для того, чтобы удовлетворить требованию этих людей, но для себя, для правительства. Правительствам опасны эти люди, если бы они оставались вне правительств и восставали бы против них, усиливали бы единственное сильнейшее орудие – общественное мнение – и потому им нужно обезопасить этих людей, привлечь их к себе посредством уступок, сделанных правительством, обезвредить их вроде культуры микробов – и потом их же употреблять на служение целям правительств, то есть угнетение и эксплуатирование народа.
Оба выхода плотно и непробивно закрыты. Что же остается? Насилием разорвать нельзя – увеличиваешь реакцию; вступать в ряды правительства тоже нельзя, становишься орудием правительства. Остается одно: бороться с правительством орудием мысли, слова, поступков жизни, не делая ему уступок, не вступая в его ряды, не увеличивая собой его силу. Это одно нужно и наверно будет успешно. И этого хочет Бог и этому учил Христос.
Влекомый истиной. Вы и большинство представителей интеллигенции Вашего времени пытались образумить царскую власть орудием мысли и общественным мнением, чтобы прекратить ужасающее насилие над народом и последствием его – нищетой и голодом, но этот путь не привел к освобождению народов России от самодержавного рабства.
Народ на насилие власти ответил также насилием. Вся Ваша жизнь посвящена была тому, чтобы разъяснить и убедить людей в том, что насилием от насилия не избавишься. Этой священной истиной, заповеданной людям Иисусом Христом, Вы пытались убедить царскую власть, революционеров и Синод. Об этом свидетельствуют ваши личные обращения к Александру III, Николаю II, П. Столыпину (Приложения 1–4) и революционерам, а также все Ваши публицистические произведения.
Но в итоге Вы либо не получали ответов, либо получали оскорбительные ответы и угрозы убийства.
Л. Толстой. Я знаю, что очернение моей личности производилось с большим усердием с двух сторон: с одной – революционной…., с другой же стороны, правительственно-православными придумывались такие же разные и столь же, казалось, основательные доказательства моей порочности…
Я знал, что будут выдуманы и другие, потому что, если нечего сказать против мыслей, обличающих зло, надо придумать что-нибудь доказывающее порочность того, кто их произносит. А это всегда легко.
Влекомый истиной. Понимая, что священная истина для Вас дороже всего, хотелось бы разобраться с истинными причинами революций в России в Ваше время и последующей – в 1917 году. Тем более что в наше время некоторые очерняют революцию и хвалят царскую власть, а другие – наоборот.
Л. Толстой. Человек всегда хорош, и если он делает дурно, то надо искать причины зла в соблазнах, вовлекающих его в это зло, а не в дурных свойствах гордости, невежества. И для того чтобы указать соблазны, вовлекшие революционеров в убийства, нечего далеко ходить. Переполненная Сибирь, тюрьмы, войны, виселицы, нищета народа, кощунство, жадность и жестокость властей – не отговорки, а настоящий источник соблазна.
Положение в России было, как положение больного во время кризиса. Как ни старались мы скрыть от себя простую, самую очевидную опасность истощения терпения тех людей, которых мы душили, как ни старались мы противодействовать этой опасности всякими обманами, насилиями, задабриваниями, опасность эта росла с каждым днем, с каждым часом и назрела так, что мы чуть держались в своей лодочке над бушующим и уже заливающим нас морем.
Рабочая революция с ужасами разрушений и убийств, уже более 30 лет приближавшаяся к нам, приближала свой неотвратимый взрыв.
Что такое революционеры? Это люди, которые ненавидят существующий порядок вещей, находят его дурным и имеют в виду основы для будущего порядка вещей, который будет лучше. Убивая, уничтожая их, нельзя бороться с ними. Не важно их число, а важны их мысли. Для того чтобы бороться с ними, надо бороться духовно. Их идеал есть общий достаток, равенство, свобода. Чтобы бороться с ними, надо поставить против их идеала такой, который бы был выше их идеала, включал бы в себя их идеал.
Влекомый истиной. Смогла ли царская власть найти и противопоставить революционерам такой идеал и обеспечить общий достаток людям труда, освободив их от насилия? И что Вы сами думали по этому поводу?
Л. Толстой. Я жил мыслью о том, задавая себе вопрос: неужели люди, теперь живущие на шее других, не поймут сами, что этого не должно быть, и не слезут добровольно, а дождутся того, что их скинут и раздавят.
Влекомый истиной. Вам, более чем нынешнему поколению граждан России, известно, что царская власть была далека от страданий народа, а в 1905 году и последующие годы топила в крови народ, стремящийся освободиться от ее насилия. В своих статьях и письмах Вы называли это «озверением» власти. Что же тогда происходило в душах людей?
Л. Толстой. Революция 1905 года сделала в нашем русском народе то, что он вдруг увидал несправедливость своего положения. Это сказка о царе в новом платье. Ребенком, который сказал то, что есть, что царь голый, была революция. Появилось в народе сознание претерпеваемой им неправды, и народ разнообразно относился к этой неправде (бо́льшая часть, к сожалению, со злобой); но весь народ уже понимал ее. И вытравить это сознание было уже нельзя. И что же сделало наше правительство, стараясь подавить неистребимое сознание претерпеваемой неправды? Увеличивает эту неправду и вызывает все большее и большее злобное отношение к этой неправде. В народе накапливалась все растущая ненависть к угнетателям и властям.