Страница 20 из 33
― Как бы мне хотелось увидеть ваши новые картины, Никифор, ― заметил Прокопий
Отец Никифор махнул рукой.
― К чему? Ведь у вас есть ваш Папанастасий! Превосходный художник, как вы говорите. Соображения композиции, видите ли! Ну, если его мозаичные чучела ― искусство, тогда уж я и не знаю, что такое живопись. Впрочем, вы знаток, Прокопий; и вероятно, правы, что Папанастасий ― гений.
― Этого я не говорил, ― запротестовал Прокопий. ― Никифор, я пришел сюда не за тем, чтобы спорить с вами об искусстве, а чтобы спасти его, пока не поздно!
― Спасти ― от Папанастасия? ― живо осведомился Никифор
― Нет ― от императора. Вы ведь об этом знаете. Его величество император Константин Копроним[40] (40)под давлением определенных церковных кругов собирается запретить писание икон. Под тем предлогом, что это-де идолопоклонство или что-то в этом роде. Какая глупость, Никифор!
Аббат прикрыл глаза увядшими веками.
― Я слышал об этом, Прокопий, ― пробормотал он. ― Но это еще не наверное. Нет, ничего еще не решено.
― Именно потому я и пришел к вам, отче, ― горячо заговорил Прокопий. ― Ведь всем известно, что для императора ― это только политический вопрос, Ему нет никакого дела до идолопоклонства, просто он хочет, чтоб его оставили в покое. Но уличная чернь, подстрекаемая грязными фанатиками, кричит «долой идолов», и наш благородный монарх думает, что удобнее всего уступить этому оборванному сброду. Известно вам, что уж замазали фрески в часовне Святейшей Любви?
― Слыхал я и об этом, ― вздохнул аббат с закрытыми глазами. ― Какой грех, матерь божия! Такие редчайшие фрески, подлинный Стефанид! Помните ли вы фигуру святой Софии, слева от благословляющего Иисуса? Прокопий, то была прекраснейшая из стоящих фигур, какую я когда-нибудь видел. Ах, Стефанид ― это был художник, что и говорить!
Прокопий склонился к аббату и настойчиво зашептал:
― Никифор, в законе Моисеевом написано: «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в водах ниже земли». Никифор, правы ли те, кто проповедует, будто богом запрещено писать картины и ваять скульптуры?
Отец Никифор покачал головой, не открывая глаз.
― Прокопий, ― помолчав, сказал он со вздохом, ― искусство столь же свято, как и богослужение, ибо оно... прославляет творение господа... и учит любить его. ― Он начертал в воздухе знак креста своей обезображенной рукой.― Разве не был художником сам Творец? Разве не вылепил он фигуру человека из глины земной? Разве не одарил он каждый предмет очертаниями и красками? И какой еще художник, Прокопий! Никогда, никогда не исчерпаем мы возможность учиться у него... Впрочем, закон Моисея относится ко временам варварства, когда люди еще не умели хорошо рисовать.
Прокопий глубоко вздохнул.
― Я знал, отче, что вы так скажете, ― почтительно произнес он. ― Как священнослужитель и как художник, Никифор, вы не допустите гибели искусства!
Аббат открыл глаза.
― Я? Что я могу сделать, Прокопий? Ныне плохие времена; цивилизованный мир впадает в варварство, являются люди с Крита и еще бог весть откуда... Это ужасно, милый мой; но чем можем мы предотвратить это?
― Никифор, если вы поговорите с императором...
― Нет, нет, ― перебил настоятель. ― С императором я не могу говорить об этом. Он не имеет никакого отношения к искусству, Прокопий. Я слышал, будто недавно он хвалил мозаики этого вашего... как его...
― Папанастасия, отче.
― Да. Того самого, который создает уродливые безжизненные фигуры. Император понятия не имеет о том, что такое искусство. А что касается Мальвазия, то он, по-моему, столь же скверный живописец. Еще бы ― равеннская школа. И все же ему поручили мозаики в придворной часовне! Ах, нет, при дворе ничего не добьешься, Прокопий. Не могу же я отправиться во дворец с просьбой, чтобы какому-то Аргиропулосу, или этому, как его зовут, этого критянина, Папанастасий? ― разрешили и дальше портить стены!
― Не в этом дело, отче, ― терпеливо заговорил Прокопий. ― Но подумайте сами: если победу одержат иконоборцы, искусство будет уничтожено! И ваши иконы сожгут, Никифор!
Аббат махнул своей маленькой ручкой.
― Все они слабые, Прокопий, ― невнятно произнес он. ― Тогда я еще не умел рисовать. А рисовать фигуры, знаете ли, не так-то просто научиться!
Прокопий протянул дрожащий палец к античному изваянию юного Вакха, наполовину скрытому цветущим кустом шиповника.
― И эта статуэтка будет разбита, ― молвил он.
― Какой грех, какой грех, ― прошептал Никифор, скорбно прикрывая глаза. ― Мы называли эту скульптуру святым Иоанном Крестителем, но это ― подлинный, совершенный Вакх. Часами, часами я любуюсь им. Это ― как молитва, Прокопий.
― Вот видите, Никифор. Неужели этому божественному совершенству суждено погибнуть навеки? Неужели какой-нибудь вшивый, орущий фанатик вдребезги разобьет ее молотом?
Аббат молчал, сложив руки.
― Вы можете спасти само искусство, Никифор, ― наседал Прокопий. ― Ваша святая жизнь, ваша мудрость снискали вам безграничное уважение в церкви; двор почитает вас необычайно; вы будете членом Великого Синода, который призван решить, все ли скульптуры являются орудием идолопоклонства. Отче, судьба искусства в ваших руках!
― Вы переоцениваете мое влияние, Прокопий, ― вздохнул аббат. ― Эти фанатики сильны, и за ними стоит чернь... ― Никифор помолчал. ― Так вы говорите, будто уничтожат все картины и изваяния?
― Да.
― И мозаики тоже уничтожат?
― Да. Их собьют с потолков, а камушки выбросят на свалку.
― Что вы говорите, ― с интересом произнес Никифор. ― Значит, собьют и кособокого архангела Гавриила, созданного этим... ну...
― Вероятно, да.
― Чудесно, ― захихикал аббат. ― Ведь это ужасно скверная картина, милый мой. Я еще не видел столь невообразимых чучел; и это называется ― «соображения композиции»! Скажу вам, Прокопий: скверный рисунок ― грех и святотатство; он противен господу богу. И этому должны поклоняться люди? Нет, нет! Действительно, поклонение скверным картинам – не что иное, как идолопоклонство. Я не удивляюсь, что люди возмущаются этим. Они совершенно правы. Критская школа ― ересь; и такой Папанастасий ― худший еретик, нежели любой арианин[41] (41). Стало быть, говорите вы, ― радостно залепетал старик, ― они собьют со стен эту мазню? Вы принесли мне добрую весть, сын мой. Я рад, что вы пришли.
Никифор с трудом поднялся в знак того, что аудиенция окончена.
― Хорошая погода, не правда ли?
Прокопий встал, явно удрученный.
― Никифор, ― вырвалось у него, ― но и другие картины уничтожат! Слышите, все произведения искусства сожгут и разобьют!
― Ай-ай-ай, ― успокоительно проговорил аббат. ― Жаль, очень жаль. Но если кто-то хочет избавить человечество от скверных изображений, не стоит обращать внимания, если он немного переусердствует. Главное, больше не придется поклоняться уродливым чучелам, какие делает ваш... этот...
― Папанастасий.
― Да, да, он самый. Отвратительная критская школа, Прокопий! Я рад, что вы напомнили мне о Синоде. Буду там, Прокопий, буду, даже если бы меня пришлось нести туда на руках. Я бы до гроба не простил себе, если бы не присутствовал при сем. Главное, пусть собьют архангела Гавриила, ― засмеялся Никифор, и личико его еще больше сморщилось. ― Ну, господь с вами, сын мой, ― и он поднял для благословения изуродованную руку.
― Господь с вами, Никифор, ― безнадежно вздохнул Прокопий.
Аббат Никифор уходил, задумчиво покачивая головой.
― Скверная критская школа, ― бормотал он. ― Давно пора пресечь их деятельность. Ах, боже, какая ересь... этот Папанастасий... и Пападианос. У них не картины, а идолы, проклятые идолы... ― выкрикивал Никифор, взмахивая больными руками. ― Да, да... идолы.
40
Константин V Копроним (Иконокласт) (719—775) — император Византии в 741—775 гг. В 754 г. добился синодального запрета иконопочитания.
41
Арианин — последователь священника Ария (256—336) из г. Александрии; арианство — раннехристианское религиозное движение, отражавшее оппозиционные настроения в римских провинциях; в IV в. осуждалось как ересь.