Дар Исиды (сборник)

Обличая Констанцию, Эттина блефовала. Она не догадывалась ни о чем до тех пор, пока не заметила в мальчике сходства с Агнесс Гидие. Она поделилась своими наблюдениями с королем и он тут же отправил Фальков в долину Луары. Это насторожило королеву. Она дала себе слово, что узнает тайну рождения этого мальчишки. И вот долгожданный день настал. Она эту тайну знает. Но это знание добавляет ей новых проблем.

Эттина позвала служанку, приказала выбросить посуду, к которой прикасалась Констанция, долго мыла руки, натирала их маслами и лишь потом позволила войти своему тайному советнику.

– Отправляйтесь в замок Фальков и станьте тенью Ирвина. Докладывайте обо всем, что он делает, что говорит, что думает. Мы должны знать о нем все. Он – наш главный враг. Он королевский сын и может претендовать на трон, а я не желаю делить королевство Амбуаз ни с кем. Мой сын Эдуард – единственный прямой наследник, которому здесь все принадлежит. А пока он не достиг совершеннолетия, власть будет в моих руках. В отсутствии короля, я – королева Эттина считаю себя повелительницей Амбуаза. Мою волю должны выполнять все без исключения. Да будет так!

– Да будет так! – повторил советник, поклонившись…

Отъезд Констанции в королевский дворец Ирвина обрадовал. Наконец-то он будет избавлен от необходимости ужинать с ней за одним столом и выслушивать бесконечные нравоучения. Наконец-то он пойдет в старую башню и познакомится с привидениями, которых по утверждению госпожи Фальк там видимо-невидимо. Ирвин мечтает подружиться с ними, стать таким же, как они, чтобы отомстить этой злобной госпоже, которая заняла место его матери. Он чувствует, что Констанция Фальк – чужая, далекая женщина, которая не имеет к нему никакого отношения, поэтому она так холодна и жестока. И то, что ее не будет несколько недель, прекрасно. Конечно, было бы лучше, чтобы она вообще не возвращалась, и он, Ирвин, остался бы здесь один дожидаться возвращения отца. Учитель мосье Жермон не в счет. Он с удовольствием отдохнет несколько недель или даже месяцев от уроков латыни. Ему есть чем заняться в свободное время. Он ухаживает за горничной госпожи Фальк Сюзанной, которая, к счастью, осталась дома. Таким был приказ королевы. При дворе слуг достаточно, и фрейлине королевы незачем везти с собой постороннего человека.

Сюзанна была единственной, кого огорчил отъезд хозяйки.

– Ах, госпожа, лучше бы вам не ездить во дворец, – проговорила она, помогая Констанции усесться в карету.

– Прекрати болтать ерунду, – приказала та. – Лучше порадуйся за меня. Порадуйся тому, что моя заветная мечта наконец-то исполнилась.

– Я хочу порадоваться, да не получается. Душа предчувствует что-то плохое.

– Типун тебе на язык, Сюзанна, – воскликнула Констанция, оттолкнув ее, приказала кучеру:

– Поехали скорее, а то мы не доберемся до Вийона и к утру.

Сюзанна залилась слезами, убежала к себе. Все остальные слуги воскликнули:

– В добрый путь, госпожа. И подольше погостите у королевы!

Мосье Жермон пошел утешать Сюзанну, а Ирвин пошел гулять вдоль берега Луары. Он любил долгие пешие прогулки, во время которых ему никто не мешал думать, мечтать и декламировать стихи.

По натуре Ирвин был впечатлительным, добрым, сентиментальным человеком. Когда он наблюдал за букашками, карабкающимися по травинкам, за муравьями, строящими гигантские муравейниками, за птенцами, совершающими первый полет, в его глазах блестели слезы умиления. Но об этом никто не знал, никто не догадывался об особенных душевных качествах мальчика. Он с ранних лет понял, что выставлять напоказ свою душу нельзя. Она должна быть закрыта ото всех, кроме Бога.

О Боге он узнал от дамы с синим веером, которая ему то ли приснилась, то ли пригрезилась, когда он был еще маленьким. Его уложили спать, погасили свет, но окно оставили открытым. Он лежал и смотрел на звезды через прозрачную вуаль, которая чуть подрагивала от ветра. Потом она отодвинулась, пропуская в комнату даму с синим веером. Ирвину не было страшно, потому что дама опустилась на колени перед его кроваткой, поцеловала его в лоб и заговорила нежнейшим голосом. Ее голос его убаюкал, но не настолько, чтобы стереть из памяти все, что она говорила. Сквозь полуприкрытые веки Ирвин видел глаза дамы, похожие на сияющие звезды.

– Небо обитель наших душ. Туда, туда мы все однажды вернемся. Здесь на земле мы – гости, странники. Мы пришли сюда научиться верить, прощать и любить. Но прощение – трудная штука. Порой простить невозможно, невозможно без Божьей помощи. Запомни, мой мальчик, невозможное человекам, возможно Богу. Он знает все движения наших мыслей. Ему одному доверяй все свои секреты. У Него проси совета и помощи. Только у Него. Не доверяй никому из людей.

– А ты… – прошептал он.

– Я не человек, а призрак, – ответила она и исчезла.

С тех пор Ирвин любит призраков и хочет быть среди них. Но из-за госпожи Констанции он не может попасть в башню, где они живут. К тому же он постоянно чем-то занят. Латынь, верховая езда, уроки фехтования, изучение правил и законов рыцарского ордена Святого Михаила, подготовка к рыцарскому турниру, дворцовый этикет…

Ирвин с трудом находит время для прогулок. Но когда это ему удается, он кричит от счастья, орет во все горло, распугивая птиц, благо никто его не слышит.

В тот день, когда уехала госпожа Фальк, Ирвин орал громче, чем всегда. Радость его была так велика, что он долго не мог накричаться. А потом ему захотелось поваляться на зеленой травке. Он раскинул руки в стороны, воскликнул:

– Какое счастье, Боже, что ее больше нет!

И сам же испугался своих слов, поднялся.

– Прости мне Господи, этот невинный грех. Я рад, что госпожа уехала. Пусть ей будет хорошо там, во дворце Вийон. Пусть все ее мечты сбудутся… Пусть… – улыбнулся, снова распластался на траве, закинул руки за голову, сказал:

– Злоба убивает наши души. Я не хочу быть злым, не хочу…

– Прекрасное желание, – раздался звонкий голос.

Ирвин вскочил, уставился во все глаза на незнакомку, одетую в наряд разбойницы. Ее нельзя было назвать красавицей, но в ней было нечто завораживающее. Она напомнила Ирвину первые цветы, которые появляются на снежных проталинах и наполняют его сердце неописуемым восторгом. Их неяркой красотой он может любоваться часами. И то, что они цветут на снегу, добавляет им особый шарм, особое очарование, помогает оценить истинную красоту и силу любви, которая и заставляет ростки тянуться к солнцу, к небу, к Богу.

– Ты привидение? – спросил Ирвин растерянно.

Он знал, что здесь поблизости нет никакого жилья. И незнакомка могла придти сюда только из старой башни, места обитания привидений. Но привидения не разгуливают по лесу при свете дня. Их время – ночь. Значит, незнакомка живой человек. Это открытие ошарашило Ирвина сильнее, чем ее ответ, который прозвучал после того, как он сам все понял.

– Я вовсе не привидение. Я – обыкновенный человек, как и ты.

– Да-да, это хорошо, – сказал он, взяв ее за руку. – Хорошо, что ты живая, настоящая. Как тебя зовут?

– Диана, Диана охотница, – ответила она, высвободив руку. – А тебя?

– Я – черный рыцарь Фальк Неро, – сказал он с гордостью. Наконец-то представилась возможность произнести вслух свое рыцарское имя.

– Фальк Неро, вы позволите мне звать вас своим рыцарем? – спросила она, улыбнувшись. Он был польщен.

– Конечно, Диана. А я стану называть тебя своей дамой сердца. Согласна? – она пожала плечами. Он взял ее за руку, сказал:

– Понимаешь, Диана, у рыцаря должна быть дама сердца, ради которой он совершает все свои подвиги. К ногам которой он готов сложить все сокровища мира.

– Мне не нужны сокровища мира, – проговорила она. – У моих ног и так весь мир. Весь, понимаешь, рыцарь, – она высвободила руку, отбежала в сторону и звонко крикнула:

– Я – королева этого леса, этой реки, этого мира. Я – сама весь этот мир! Смотри!

Она бросилась в реку и исчезла. Ирвин остолбенел. Ему показалось, что он снова стал маленьким, потому что те же чувства, которые он испытал тогда, когда исчезла дама с веером, он испытал сейчас, глядя на проказы Дианы. Он не мог пошевелиться, сердце колотилось, взлетало то вверх, то вниз, лишая его способности думать. Постепенно оцепенение прошло, и Ирвин сделал несколько шагов к реке. Он долго смотрел на стремительное ее течение и думал о том, что ни разу не намочил ног в Луаре. Боялся, что река рассердится и переломает его, как ломает деревья, упавшие в нее.